Илья Подольский - Огненная печать
За эту медленно и высокомерно произнесенную тираду я готова была ее расцеловать.
– Не переживайте, – тут же протараторила Элеонора Марковна, – если хотите, я его у вас куплю. Ведь мне дико нравятся старинные вещи.
А вот за эти слова я готова была выдрать у этой сухощавой мадам ее последние ресницы. Мне было просто необходимо вмешаться в их беседу.
– Поздно! – всплеснула я руками, подошла к тете, и мне снова, второй раз за весь год захотелось ее поцеловать, а потом еще обнять. – Большое вам спасибо. Это самый чудесный подарок в моей жизни, тем более что он от тебя, тетя Соня.
Старушка, разумеется, расчувствовалась, особенно от того, что я на миг перестала называть ее Софьей Харитоновной, и с радостью надела мне на правую руку это необычное и теперь самое дорогое для меня украшение. Элеонора Марковна завистливо поджала губы, после чего приняла равнодушный вид.
Поначалу было не по себе от того унизительного положения, в котором мне пришлось оказаться, чтобы прямо-таки выхватить прекрасный браслет из этих, как говорит моя мама, малоодухотворенных рук. Удивительно, но тетушек даже не впечатлил тот факт, что украшение в древности принадлежало, быть может, самой красивой девушке всего сарматского племени. Наверное, они сочли подарок Александра Ивановича чем-то вроде шутки…
Вскоре гости разошлись. Мама и я к одиннадцати часам вечера перемыли всю посуду. Ох уж эти праздники!
Возвращение домой стало для меня в этот день сладостным явлением. За нами приехал папа. Он, как всегда всецело чем-то занятый, торопил маму, а она торопила меня. Мы спешно попрощались с Софьей Харитоновной и сели в папин автомобиль, который, набрав скорость, не церемонясь, стал обгонять другие машины, меланхолично колесившие по трассе.
На улице стемнело, и в салоне автомобиля мелькал свет встречных фар, мгновенно срывавшихся в уже совсем близкую ночь. Я в роскошном одиночестве расположилась на заднем сиденье. Родители вяло и без интереса обсуждали планы на завтрашний день, говорили то о деньгах, то о самочувствии. Чтобы не заскучать, я перестала прислушиваться к их словам и задумалась над вопросом того загадочного профессора. И, возможно, если хорошо подумать, то скоро я узнаю наконец, верить мне в магию или нет. Кто ищет, тот всегда найдет.
Переменчивое освещение, которое на пути домой навевало дорожную сонливость, позволило мне разглядеть на браслете расправленные крылья какой-то дивной птицы. Интересно, о чем думала сарматская девушка, надевая на руку это украшение? Кроме того, я заметила на внутренней стороне необычную для браслета круглую выпуклость, похожую на какую-то безупречную геометрическую деформацию. Соответственно с внешней стороны этот «чистый» (без рисунка) круг был немного вдавленным. Несмотря на эту странность, украшение не теряло своей роскошности. Но вскоре это стало мало меня занимать: почему-то очень сильно захотелось спать, будто чья-то гигантская ладонь раскачала колыбель мира, который вдруг перестал меня заботить. Лишь когда папа попытался на руках донести меня до моей кровати, я немного очнулась. Но сон в эту влажную сентябрьскую ночь был таким глубоким, что я решила до утра остаться в этой невидимой глазу колыбели.
Глава III Лавка древностей
Мама совершила почти что непростительную ошибку. Она завела на семь часов только один будильник, забыв, конечно, о том, что я просыпаюсь только тогда, когда звенят оба будильника. Двое часов: одни для левого уха, другие для правого, – мне просто необходимы, иначе мой сонный ум игнорирует утреннее позвякивание. Теперь, из-за маминой невнимательности, я опоздала на первый урок, на классное сочинение!
– Девочка моя, – зевая, говорила мама, когда я как безумная скакала по квартире в поисках расчески, – ты все преувеличиваешь. Может быть, тебе еще два будильника приобрести?
Наконец я с неподдельным удивлением обнаружила расческу у себя в кармане. Целых три минуты я потратила, чтобы ее найти. Сделав некоторые выводы по этому поводу, я решила совсем не идти на первый урок. Но покой нам только снится! И я смирилась с мыслью, что мне из-за пропущенного сочинения придется остаться после уроков.
Школа, это навязчивое зрению здание, была недалеко от дома – два небольших квартала. Улицы, ставшие частью моего существования, особо меня не напрягали. Во всяком случае, всегда было за чем понаблюдать. Взрослые и старые деревья возвышались над домами какой-то зеленой, а если зимой, то узорчатой тайной. На геометрических клумбах в исключительном порядке пестрели цветы. И я никогда не пойму тех, кто равнодушен к растениям…
Извинившись за опоздание, я в ответ услышала то, что и предполагала.
– Несмотря на твое небрежное отношение к учебе, Ева Журавлева, – раздельно проговорила учительница литературы, – ты можешь работать самостоятельно. Но! Это не снимает с тебя ответственности. Седьмым уроком ты будешь здесь.
Я даже не пыталась возражать, потому что возражать Светлане Павловне бесполезно. Седьмым – так седьмым.
– О, Ева! Ты вернулась в рай? – мило съязвил Макс, когда я вошла в класс. Все готовились к математике, поэтому в воздухе витали озадачивающие вопросы и всякие звуковые оболочки чисел.
– Прикрой свою наготу, Адам, – сразила я его, и самые стеснительные девчонки мелко захихикали. Макс почему-то посмотрел на свои пыльные ботинки и умолк. Кажется, у всех сложилось такое впечатление, что я не в духе. Но лучше бы никто не обращал на меня внимания.
Математика протрещала как пулеметная очередь из двоек. Я просидела в окопах, и Раиса Алиевна только в конце урока остро на меня взглянула, как на врага народа. Нужно было прожить еще четыре урока, а потом предаться сочинению бессмертной школьной эпопеи.
На большой перемене ко мне, будто непоседливые воробьихи, слетелись девчонки. Это было традицией. Я, как обычно, вынула из кармашка сумки гадательную колоду карт. Неожиданно, раскладывая карты, я вспомнила о предмете, который вчера привел меня в восторг. Браслет! Но на моей руке его не было. Целое стадо холодных мурашек в один миг пробежалось по моему сердцу: неужели я потеряла эту драгоценность?!
– О чем задумалась? – спросили меня вдруг.
«О падающих звездах», – ответила я строчкой из любимого стихотворения и тут же собрала карты.
– Ну Ева, ну погадай, – заныла Инга.
– Она себе цену набивает, – снова язвительно заметил Макс.
– У меня сегодня слабое биополе, – придумала я себе оправдание. Так обычно любит говорить Софья Харитоновна.
– Может быть, для защиты поля подогнать танк? – пошутил Юрка Гислер, все это время за нами наблюдавший.
Я улыбнулась ему. Иногда этому парню удавалось остроумно пошутить. В нем была какая-то интересная смесь неуклюжести и уважительности.
– Да, – сказала я, – бронетранспортер здесь не помешает.
Видимо, мои слова ему понравились, потому что он, довольный собой, посмеялся, а потом попросил сесть рядом.
– Красильникова сегодня нет, – так объяснил он свое намерение.
Похоже, что Антон Красильников снова воспользовался отъездом отца, решив весь день провести за компьютером. Странно, но у этого парня напрочь отсутствует чувство времени. Он, конечно, частично живет здесь: ходит иногда в школу, первым бросает волейбольный мяч, перегоняет Гислера, справляется с квадратными уравнениями, словом, – супербой. Но сдается мне, что все остальные стороны его жизни погрязли во всякой виртуальной чепухе. Ведь если это не так, то Антон наверняка вспомнил бы о классном сочинении. Стоп! Кажется, я тороплюсь делать выводы. Впрочем, это отдельный повод для размышлений…
Что делать, когда сама себе надоедаешь? Наверное, причина в чем-то другом. Может, в предчувствии? Я не прощу себе потерю древнего браслета.
– На какую тему вы утром сочиняли? – поинтересовалась я у Юры, чтобы хоть как-то отвлечься от своих грустных мыслей.
– Про Евгения Онегина, – слегка подумав, ответил Юра.
– А кто это? – хотела я подшутить. Юра напрягся и попытался мне разъяснить:
– Онегин – это тот, кто не знал, чем себя занять.
Я удивилась: Юрик, как сказала бы Светлана Павловна, очень своеобразно сформулировал свою мысль. Это радовало. Кажется, с ним без труда можно было поделиться некоторыми своими умозаключениями. Но хочу заметить, раньше с этим парнем было труднее общаться. Надо заглянуть в его гороскоп. Может быть, звезды в этот период оказывали на него благоприятное влияние, а может, и Красильников. Они оба теперь, как рожденные в одной рубашке.
После уроков мы договорились встретиться в парке. Юрик высказал надежду, что у него получится вызвать Антона в эту реальность. Я деловито сказала: «Отлично» – и отправилась на седьмой урок, специально уготовленный для опоздавших.
Мысли о браслете заставляли меня сомневаться в собственном уме. Во-первых, здравый смысл младенчески пищал мне в ухо, что, вероятно, я преувеличиваю значение этой вещи. Но, с другой стороны, как можно преувеличивать, если украшение, в самом деле, древнее. Во-вторых, если я перестану верить в его древность, то мне придется согласиться, что та записка профессора – сплошная выдумка. Я так глубоко и шумно вздохнула, что Светлана Павловна с подозрением на меня взглянула, сдвинув тонкие очки на кончик своего острого носа.
