Николай Пугач - Трудный день факира в джинсах
— Вставай! Опять новый костюм обнашиваешь? Влетит дома.
— Ненавижу новое. В конце концов, я человек, а не манекен. Мать готова меня хоть каждый день одевать в новое: «Теперь другое дело! Ты чистенький, аккуратненький, как девочка». Будто я виноват, что мама ждала девочку, а появился, видите ли, я.
Когда Витька сердился, он говорил витиевато и длинно, подражая обстоятельной речи отца. Он лениво поднялся, небрежно смахнул с костюма песок и тут только увидел Емелькину находку.
— Откуда взялась эта странная физия? — мотнул он головой на фигуру.
— Не видишь разве? Из песка вылупилась. Помоги-ка ее вытащить.
Вдвоем они волоком стянули находку с горки песка вниз и поставили на ноги.
— Вить, ты ничего не замечаешь?
— А что? Вообще-то ты прав, чудная скульптура! Какая-то необыкновенная. Абстракция.
— Сам ты… Абстракция — это если не поймешь, то ли коряга, то ли самосвал, а здесь смотри: все ясно — голова, руки, ноги…
— Я бы не сказал. Присмотрись! Рот вроде ничего, нормальный. А голова? Сплошные глаза! На поясе цветные волдыри какие-то!
— Ну, отмочил! Не волдыри, а шарики от пинг-понга! Костюм, наверное, такой. Вроде купальника. Руки и ноги тоже нормальные.
— Какие же они нормальные. Ростральные колонны!
— Так это же девочка. Вот у Маринки из пятого «б» еще толще.
— А руки!
— Ну и что? Все равно понятно, что это рука с пальцами, — кипятился Емелька. И солидно добавил: — Аллегория это, а не абстракция. Скульптор кого-то себе так представил… Вообще этой девочке здесь не место. Еще столкнет кто-нибудь. Давай-ка поставим ее на плиты. А потом соберем ребят из нашего класса и унесем на школьный двор.
— Ты что, факир! Мы эту девчонку едва на ноги поставили, а ты — на плиты!
— Не варит у тебя котелок. Ты знаешь о свойствах рычага?
— При чем здесь рычаг?
— Эх ты, эники, беники ели вареники! Нужно уметь применять рычаг.
Разыскивая что-нибудь пригодное для рычага, Емелька думал: «Кто же из знакомых ребят остался в городе?»
Наконец Емелька нашел грязную с торчащими гвоздями доску. Положили ее на бочку, вдвоем втащили на нее скульптуру, закрепили проволокой и навалились на свободный конец. Доска изогнулась, затрещала, но не сломалась, и скульптура была поднята на штабель железобетонных плит.
— Факир, а почему эта каменная принцесса теплая?
— Почему, почему! Давай протащу тебя голыми пятками по плитам — еще не так нагреешься! — не очень уверенно сказал Емелька, присматриваясь к лицу фигуры. Ему показалось, что ее ресницы дрогнули, будто мигнули. «Мерещится!» — решил он и вслух сказал: — Айда ко мне в мастерскую. Да, откуда ты здесь? Я думал, ты в пионерлагере.
— Не поехал. Хватит. Комары меня там заели. Посмотри! — Витька подтянул кверху брюки. — До сих пор укусы не прошли. Других почти не трогали, а за мной гонялись. Разукрасили почище крапивы. Даже жидкость «Дэта» не помогла. Весь лагерь надо мной смеялся. Коко да Коко! Комариный кормилец, значит.
— А что, неплохое прозвище! Хочешь, новенький фокус покажу? — Емелька закатал рукава свитера. — Видишь пять копеек? Сейчас я их вотру в локоть.
Положив ладонь правой руки на затылок, Емелька левой стал втирать монету в локоть. Небрежно уронил пятак, поднял его и снова потер о локоть. Дунув на пальцы, показал пустую ладонь. Правой забрался Витьке за воротник и вытащил оттуда пятикопеечную монету.
— Повтори еще раз!
— Хватит, Коко, хорошего понемножку. Можно мне называть тебя Коко? Витек в нашем классе пять, а Коко будет один.
— Как хочешь, — безразлично сказал Витя. — Хорошо, что ты тоже не уехал в лагерь. Скучно в городе одному.
— А где же твои старики?
— Я их почти не вижу. Уходят рано, приходят поздно. У матери — репетиции новых ролей, выступления, у отца — в исполкоме заседания, встреча делегаций… Ребята завидуют, что у меня известные родители, а мне бы каких попроще, как у тебя, например. Только и вижу их, когда что-нибудь отколю. Тоска!
— А тетя? Ты же хвастал, что она веселая, дуется с тобой в шахматы, в футбол гоняет, танцевать учит.
— Было сначала, а потом… Она ж молодая. Старики уходят, она тоже. «Развлекайся тут, взрослый уж, нянек тебе не нужно. Я скоро вернусь». А сама на целый день. Иногда, правда, в обед заглянет…
Витька говорил скучным голосом, вяло взмахивая рукой. Обычно, если на него находило такое настроение, он в самый разгар какой-нибудь игры поворачивался и уходил домой. Обязательно поворачивался. Даже если стоял к дому лицом. Такие капризы у Витьки повторялись часто.
«Скучно ему, — подумал Емелька. — На стройку уговорить бы». И предложил:
— Приходи завтра с утра, дом будем с моим батей- строить.
— Не возьмут, — вяло возразил Витя.
— Подсобничать? Кирпичи, раствор подносить, мусор убирать? Еще и спасибо скажут. На стройках всегда людей не хватает. Я-то уж точно знаю.
— Только ради компании. А так, что там интересного?
— Приходи, приходи! Я тоже сначала думал, что подсобничать не интересно… Вот, бери ключи от гаража и помастери там что-нибудь. А я сбегаю к Геле… Хочешь есть калачи, так не сиди на печи. У астронома дело есть ко мне.
— И охота тебе записывать бабушкины прибаутки.
— Не записываю. Они складные. Запоминаются, как дважды два…
* * *Коркин грелся на солнце и что-то сердито рисовал в блокноте.
Кхе, кхе! — уже громче покашлял мальчишка.
— А, это ты? Чудненько, ладненько, что пришел! — сказал Коркин бодрым голосом. Но на его лице не было бодрости. Глаза сквозь очки-велосипед смотрели с усталым недовольством. — Ну, садись, не стой, зря не снашивай ноги. Так чего бишь тебе хотелось? В подзорную трубу посмотреть?
— Я? — обиделся Емелька. — Это вы меня хотели о чем-то просить.
— Верно! Хотел! Ты должен помочь мне разыскать одного человека. Космического пришельца с планеты… ну, скажем, Оливия. Я видел, как он выпрыгнул с астролета и упал где-то в районе стадиона Кировского завода, этого вот сквера и сада имени Тридцатилетия ВЛКСМ. Скорее всего земленавт мертв. У него встречным потоком воздуха сорвало парашютное устройство. Собрал ребят?
— Одного только нашел. Ждет в гараже. Остальные — кто где. В общем, никого нет в городе. Каникулы ведь.
— Мало. Но будем надеяться, что по ходу дела ты еще кого-нибудь пригласишь в поисковую группу. Земленавта необходимо немедленно найти! Мы должны его изолировать. На нем полно всевозможных вирусов. Доктора могут оказаться бессильными перед незнакомым космическим вирусом. Ты, мальчик, все понял? — бодрым голосом сказал Коркин, хотя его лицо по-прежнему оставалось мрачным. — Да! Если найдете оливтянина, ни в коем случае не прикасайтесь к нему! Выставьте возле него дозор, потом немедленно разыщите меня. В этом блокноте я приблизительно нарисовал астронавта.
— Гелий Меркурьевич, а в милиции вы спрашивали?
— Обращался, мой мальчик, обращался!
Коркин вспомнил, как дежурный по милиции набрал номер отдела кадров обсерватории и сказал:
— Тут от вашего сотрудника Коркина Гелия Меркурьевича поступило заявление на розыск пришельца из космоса. Якобы он упал где-то в нашем районе… Так, так!.. Ага, понятно… Я так и думал.
— Разрешите мне поговорить, я все объясню, — потянулся Коркин к телефону.
— Не нужно, товарищ Коркин. Я беру ваше заявление. Оставьте свой домашний адрес. Если пришелец найдется, мы вам сообщим.
Но по выражению лица дежурного можно было догадаться, что милиция не станет искать земленавта.
«Отдел кадров подвел. Должно быть, вспомнил о моей просьбе командировать на поиск летающей тарелки, — подумал Коркин. — Ну что ж, придется из автомата шефу позвонить».
Но на улице Коркин вспомнил, что видел объявление о собрании всех работников обсерватории. И действительно, ни один из знакомых телефонов Пулковской не отвечал.
Вздохнув от неприятных воспоминаний, Коркин сказал:
— Честно говоря, мальчик, в милиции мне не поверили. Поверили начальнику отдела кадров. Не знаю, что он по телефону обо мне говорил дежурному, это я еще разберусь, но похоже, что посоветовал ему не принимать меня всерьез. Так что земленавта пока нам с тобой самостоятельно придется искать. Время дорого.
Емелька побежал в свой гараж-мастерскую к Витьке.
Поравнявшись со скульптурой, которая все так же неподвижно стояла на плитах, Емелька вдруг заволновался, раскрыл блокнот Гелия и стал его лихорадочно листать. Внимательно посмотрел на рисунок, потом на скульптуру и что есть духу помчался к дому Коркина.
— Гелий Меркурьевич, — закричал он под окнами.
Из окна выглянула жена Коркина, седая женщина.
— Что ты кричишь? — сердито сказала она.
— Позовите Гелия Меркурьевича! Побыстрее только!
— Мал ты еще командовать! Вернись, пожалуйста, и начни все сначала! Да как следует попроси!
