Сэйдж Блэквуд - Джинкс
– А людей ты ешь? – спросил Джинкс.
– Ни в коем случае.
– Убиваешь их?
– Очень редко. И уж во всяком случае не маленьких мальчиков.
Мысли у чародея были зелеными и голубыми, они скользили одна вкруг другой, изворотливые, потаенные. Однако красными и злыми не были, а это уже кое-что. Да и Урвальд громоздился вокруг, готовый проглотить Джинкса с такой же легкостью, с какой проглотил его отчима.
– Уже почти стемнело. Идешь? – Симон снова протянул руку.
И Джинкс, сделав окончательный выбор, принял ее.
Глава вторая
Дом чародея
Вот так и получилось, что Джинкс поселился с чародеем (возможно, злым) и двадцатью семью кошками в огромном каменном доме, который одиноко стоял посреди собственной прогалины, охраняемый незримыми стражами: чудовищ они не подпускали к нему, зато пропускали кое-каких очень странных гостей.
Насколько странных, Джинкс понял в первый же вечер, после того как они с Симоном весьма удовлетворительно отужинали хлебом, сыром, солеными огурчиками, вареньем, яблочным сидром и тыквенным пирогом.
Они сидели за кухонным столом, который стоял поверх большой низкой каменной лежанки, занимавшей половину кухни и приятно согревавшей их ступни. Со стропил над их головами свисали связки лука, сушеных яблок и тыкв. И повсюду – на бочонках, на полках – лежали кошки, одна даже обернулась вокруг водяного насоса.
– Хватит, мальчик, оставь пирог в покое, а то объешься, – сказал Симон.
– Что ты собираешься сделать со мной? – спросил Джинкс. В то, что чародей не ест людей, он уже поверил – в доме хватало еды повкуснее. Однако полагал, что Симон собирается использовать его для чего-то… возможно, чего-то недоброго.
– Сейчас? Отправить в постель. А завтра – приставить к работе, – ответил Симон.
Однако некая часть Симона словно увиливала от этих слов – так, будто они были правдой, да не всей.
– Пошлешь убивать твоих врагов? – поинтересовался Джинкс.
– Нет, от столь ужасной участи я своих врагов, пожалуй, избавлю.
Джинкс рассердился, он не любил, когда над ним подшучивают.
– Каждый, кто берет меня к себе, умирает.
– Полагаю, что да – со временем, – сказал Симон. – Сомневаюсь, однако, что тебе удается ускорить этот процесс. Ты действительно думаешь, что, если я отправлю тебя к Костоправу, он тут же рухнет замертво?
Костоправ был врагом грозным. Джинкс почувствовал облегчение, услышав, что с ним ему дела иметь не придется. И все же…
– Но ведь на мне проклятье лежит.
– Нет на тебе никакого проклятья. Выбрось эту глупость из головы.
– Почему ты не боишься Костоправа? – спросил Джинкс.
– А откуда ты знаешь, что я его не боюсь?
– Вижу, – ответил Джинкс, удивленный вопросом, ответ на который был ясен и так. Стоило лишь упомянуть Костоправа, и мысли каждого человека зеленели от страха. У всех появлялось в головах зеленое, похожее на бутылку пятно, как если бы страх перед Костоправом приходил ко всем одинаково, в виде одной и той же мысли.
– Вот тебе бояться Костоправа стоит, – сказал Симон. – Что бы ни случилось, даже близко к нему не подходи.
Тут-то и раздался стук в дверь.
Симон негромко выругался и пошел открывать. Джинкс потащился следом.
Ночь снаружи была лиловая. Снежный шквал налетел и улетел, оставив после себя женщину, – она стояла, опираясь на маслобойку[5] и улыбаясь.
– Дама Гламмер[6], – произнес Симон. – Милости прошу.
«Дама» – это титул ведьмы, так же как «Волхв» – чародея. Джинкс уставился на нее во все глаза. Ведьма ответила ему тем же. Ее маленькие, колючие глазки, казалось, смеялись над Джинксом. Нос занимал на лице Дамы слишком много места. Ее буйные седые космы, стянутые кверху и кое-как заколотые двумя длинными вязальными спицами, походили на гнездо лесной птицы. Она выпуталась из нескольких отсыревших накидок и сложила их, одну за другой, на руки Джинксу.
– Ах, какой аппетитный маленький бурундучок, Симон! Где ты его раздобыл? Он твой собственный?
Мало ему было чародея, так теперь еще и ведьма – все хуже и хуже. Джинкс покосился на дверь. Снаружи Урвальд, снег и тролли. Внутри – двое волшебников.
– Его зовут Джинксом, – сказал Симон.
– Как мило! Ужасная ночь для путника, Симон, даже если у него есть маслобойка.
– Тогда, полагаю, тебе лучше остаться у меня, – сказал Симон, окутавшись коричневым облачком досады, которая, впрочем, в голос его не проникла. – Присядь, выпей сидра. Пойдем, Джинкс, поможешь мне подготовить гостевую комнату.
Вслед за Симоном Джинкс поднялся по приставной лестнице на чердак, там они собрали одеяла и простыни.
– Никогда не суйся в ту дверь, Джинкс, – сказал Симон, указывая в дальний конец чердака. – Как раз на землю и свалишься.
Они устроили Даму Гламмер на ночлег в самом низу северной башни. Потом поднялись по винтовой лестнице, – кошки так и вились между ног Джинкса, очень им хотелось, чтобы он споткнулся, – и оказались в комнате с еще одной постелью. Симон свалил на нее охапку одеял.
– Предлагаю тебе постелить постель и лечь, – сказал Симон. – Спокойной ночи, Джинкс.
Но Джинкс решил его предложение не принимать. Надо было выяснить, что задумали двое волшебников. Откуда ему знать, может, они собираются превратить его в жабу и сварить из нее колдовское зелье. И Джинкс снова прокрался вниз, стараясь не дышать – из страха, что его услышат.
Симон с ведьмой разглядывали кучку лежавших на столе сухих стеблей.
– Я полагал, что полынь ядовита, – сказал Симон.
Ага, яд?
– О, так оно и есть, – ответила Дама Гламмер. Черные глаза ее уставились на Симона и нетерпеливо вспыхнули. – Но вот этот вид позволяет человеку летать.
Губы Симона недоверчиво покривились:
– Люди летать не могут.
– Ну, хорошо – внушает ему мысль, что он летит.
– А какой в этом прок? – спросил Симон.
Дама Гламмер засмеялась, откинулась на спинку кресла и, распугав кошек, одним махом забросила ноги на стол. Она была в многоцветной лоскутной юбке, доходившей лишь до колен, не ниже, и потому ее ноги в толстых шерстяных чулках выставлялись напоказ всему свету. Симон взглянул на них, нахмурился, однако ноги Дамы Гламмер не обратили на это ни малейшего внимания. Она удовлетворенно глотнула сидра, и на губе ее выросли пенные усы. Дама Гламмер стерла их тыльной стороной ладони.
– Слишком уж ты серьезен, Симон. А иногда можно колдовать и просто ради удовольствия, представляешь?
– Нет, – Симон тоже отпил сидра, но в подробности вдаваться не стал.
– Не думаю, чтобы даже Костоправ умел готовить летательное зелье.
– Он и не умеет.
У ведьмы при имени Костоправа не возникло никакой зеленой вспышки страха – да и вообще ничего. Джинкс, вздрогнув, сообразил, что не видит вокруг нее ни единого облачка. Встречать человека с незримыми чувствами ему пока не доводилось. Значит, она еще опаснее, чем кажется.
– Похоже, история повторяется, не так ли? – промолвила Дама Гламмер. – Ты подыскал себе бурундучка, чтобы слопать его, – точно так же, как тебя слопал когда-то…
– Что за чушь – слопал! Вот он я, сижу перед тобой, – однако слова эти сопровождались оранжевым ужасом с рваными краями.
– Где ты его раздобыл, кстати сказать? – спросила Дама Гламмер, кивая в сторону дверного проема, за которым стоял Джинкс.
– Сам пришел, – ответил Симон. – Я разве не велел тебе спать ложиться, мальчик?
– И как ты думаешь его использовать? – спросила Дама. – Не собираешься же ты…
– Будет работать у меня. Порядок в доме поддерживать, – сказал Симон и бросил на ее ноги еще один недовольный взгляд.
– Детки – это такая вкуснятина, – сказала Дама Гламмер. – Вот я как раз прошлой осенью разжилась мальчиком и девочкой. Родители бросили их в лесу… ну, сам знаешь. Я заколдовала свой дом, чтобы он походил на пряничный, и…
Так вот как они это делают! Джинкса всегда занимал вопрос, как это чародеи живут в пряничных домиках, а звери не сгрызают их стены. И что происходит, когда льет дождь.
– Не смешно, – отрезал Симон. – Пугаешь мальчишку.
– Ну, так я же их не съела! Просто уверила, что собираюсь съесть, – и она захихикала.
Но Джинкс подумал, что, может, и съела.
– Так вот, чешуи дракона я тебе за это не дам, – сказал, указав подбородком на полынь, Симон. – Не вижу смысла, Дама. Ты же знаешь, мне приходится покупать ее у самого дракона.
Дама Гламмер усмехнулась:
– А почему бы тебе не отдать мне мальчишку?
– Исключено.
– Для Костоправа его бережешь?
– Разумеется, нет. Не говори глупостей, – и он снова указал подбородком на полынь. – Так как, поторгуемся?
– Что ты мне дашь?
– Если научишь меня заваривать полынь, дам унцию[7] корицы.
– Отлично, – она смела полынь в красную косынку в горошек.
