Сергей Вольф - Где ты, маленький "Птиль"
— Среди кода вы назвали а, Пика. Это не опасно?
— Нет. Имя а, Пик скажет им многое, но они подумают, что кто-то из квистории звонил, кто причастен к лазутчикам. А я и есть из квистории! — он засмеялся.
К обеду мы поспели вовремя. Я быстренько рассказал всем о визите к Ир-фа, а после уже Орик рассказал о том, что Трэг сообщил мне.
— Да, мы верно решили исходить из худшего. А история с Трэгом — это колоссальное везение. Надо этого а, Урка заслать туда, — сказала Пилли. — Да и второго.
— Обдумаем, — сказал Орик. — Ждать и делать это не сразу — опасно. А быстро — не заподозрит ли чего а, Урк? Он хотел пойти в квисторию через два-три дня, а если его вызвать туда завтра, он заодно может все и рассказать. Здесь нужно подумать. Митя, ты говорил о серьезном разговоре за обедом. Я готов. Кстати, Митя научил молодых ученых аплодировать, похоже, теперь это может прийтись по душе всей Политории.
— А это что за номер? — спросила Пилли.
— Потом, ладно? — сказал Орик. — Митя, я слушаю.
— Послушайте папу. Пилли, помнишь, как мы рассуждали об антигелловой машине? Пап, расскажи.
— Орик, я вычислил, что все упирается в вас. В сейф! Ха-ха! — Папа коротко изложил суть. Потом добавил: — Скрытую дверь вы не обязаны знать, вы из непосвященных. Но вспомните-ка, как стоит сейф и есть ли он?
— Есть, большой.
— Прижат ли он к стене… и, если нет, прижат ли он к полу или он на ножках?
Орик задумался, спрятав лицо в ладони.
— Он… без ножек, на полу. И он — прижат к стене.
— Значит, сейф не отпадает, — сказал папа.
— Да-а, чувствую, что вы можете оказаться правы. Это задачка посложнее, чем с а, Урком. Надо думать.
— Надо ночью геллу проникнуть в окно квистора! — сказала Пилли. — Ну а там…
Мысль была непродуманной, но такой быстрой и простой, что мы с папой, не сговариваясь, зааплодировали.
— Что это? — спросила Пилли. — Что за игры?
— Это аплодисменты, — сказал Орик. — Аплодировали тебе.
— И это все? А что это значит?
— Не узнаю Пилли, — сказал Орик. — Представь, ощути (со мной это сегодня было), когда громко весь зал аплодирует артистам в театре. Это колоссальное впечатление!
Пилли закрыла глаза, задумалась и сказала:
— Да. Точно. Это у нас может привиться. Подарок Земли.
— Митя еще обещал с помощью межпланетной станции доставить и подарить политорам собачек.
— Кого-кого?! — сказала Пилли. — Со-ба-чек?
Я описал Пилли собак, полаял, изобразил их разный рост, вид, хвосты, два слова о несении службы, поиск преступника…
Пилли, умница, моментально мне зааплодировала. Веселый был обед, ничего не скажешь. И тут папа сказал Орику:
— Уже с помощью разных дел, пахнущих восстанием, кровью, секретностью, опасностью, мы быстро и прочно связали себя друг с другом. Я давно не испытывал такого полного доверия, как к вам и Пилли, Орик. И все же — мы гости, чужие, и не всякий вопрос к вам уместен…
— Да ну вас, уль Владимир, — сказала Пилли. — Ваш сын спасает Оли, готов был прикончить врага Орика, а вы…
— Я слушаю вас, — сказал папе Орик. — Пилли права.
— Ситуация на Политории и наш отлет могут совпасть, и тогда… Скажите, вы знаете, когда ваши начнут?
— Нет, — сказал Орик. — Я только чувствую ситуацию. Думаю, что я буду знать обо всем заранее и скажу вам, но не исключено, что по ситуации я узнаю все, когда все и начнется.
— Спасибо. Заранее — это хорошо. Хотя, для чего?
— Если совпадет, я все равно постараюсь помочь вам улететь.
— Это будет очень непросто!
— Я спать хочу, — неожиданно заявил я.
— Хвала небу! — воскликнула Пилли. — Ребенок устал. А то как вечный двигатель. Ложись.
— А мы трое, — сказал Орик, — махнем с едой на речку, Владимир возьмет снасти для ловли рыбы…
— И я хочу, — сказал я сонно.
— Мы кое-что обсудим. Мне кажется несколько опасным мой вызов в квисторию а, Урка. Но если меня вдруг возьмут — то не расстреляют, я слишком много знаю о повстанцах, за это и возьмут, и я им буду нужен, — сказал Орик.
— А если это случится, как мы узнаем? — спросил папа.
— Если я опоздаю на два часа куда-либо и не позвоню.
— И как тогда быть?
— Добирайтесь до моро, или связь с Ир-фа.
— Я не об этом, — сказал папа. — Как вас спасать?
— Но не самим же!
— Я должен проснуться, когда стемнеет, обещаете? — сказал я.
— Да. Спи, — сказала Пилли. — Мы прилетим вовремя.
…Проснулся я сам; рядом дрых Сириус. За окном начало темнеть, вернее, пока сереть, и я подумал, что надо позвонить своим: пришла вдруг в голову мысль кое о чем попросить Орика. Я дозвонился до папы и спросил, где они.
— А не знаю, на речке какой-то.
— Попроси, пожалуйста, Орика, взять для меня подзорную трубу, ладно? А ты ловил рыбу?
— Ловил. На блесну.
— Поймал кого-нибудь?
— Одну. А две сорвались.
— Крупную?
— Кило.
— А на кого похожа?
— На ведьму.
Глядя в вечернее небо, я подумал вдруг, что сегодня что-то многовато всяческого транспорта в небе, не космического, конечно. Кроме того, что постоянно по городу и над городом летали машинки типа наших, обычные, летали еще какие-то блюдца с иллюминаторами, вероятно, только верхолетные и грузовые, и часто проплывали большие корабли (тоже грузовые), может быть, военные. Я ощущал какое-то «брожение» в небе, что-то их было многовато. Что это? Случайное совпадение многих рейсов или что-то началось? Вон тот, например, зеленый и узкий, промчался с какими-то дырками на морде, — может быть, для пушек или пулеметов? А где же наши? Я посмотрел на часы — поздновато. Часы, кстати, политоры носили, цифры были не наши. Занятно, что политоры не курили, не то чтобы курили, но сто лет назад все бросили, а просто не курили, не знали, что это такое. Я спрашивал об этом у Пилли, и она, удивившись и с трудом поняв о чем речь, сказала, нет, такого у нас нет. И алкогольных напитков у них не было (тоже пришлось кое-как объяснить, что это за штучки), пили они какие-то, кроме чисто целебных, успокаивающие или сильно возбуждающие травы, но это было вовсе не то.
Наконец вернулись Пилли, папа и Орик. И Оли прилетела, наверное, Орик взял ее с собой, когда трубу забирал.
— Спасибо, Орик, — сказал я. — Извините, вещь ценная, но что-то мне неспокойно.
— Бери-бери. Кстати, а для чего? Планетарий?
Я кивнул, сказал всем, что отлучусь минут на пятнадцать, и дунул к Латору. Машину я, чтобы она не примелькалась, оставил до спуска в нижний город. Латор был дома.
— Вы выспитесь, если мы все сделаем ночью?
— Конечно, конечно, — сказал Латор.
— Прилетайте ко мне в двенадцать ночи на самый верх, ладно? До Ир-фа полетим вместе.
Вскоре я вернулся в дом.
— Давай твою рыбину, покажи, — сказал я папе.
— Если ее Пилли еще не разделала на кухне.
— Ка-ак?! — заорал я, бросаясь на кухню.
Нет, Пилли с ножом еще только тянулась к рыбине.
— Да что ты, Пилли, странная какая! — сказал я. — Это же — инопланетная рыба! Мне ее видеть надо!
Я стал разглядывать папину «ведьму». Я думал, что она на вид должна быть, как и на Земле, поскромнее морских. Ничего подобного. Не ведьма, конечно, но… Почти черная, даже фиолетовая, с продольной узкой красной полосой. Рожа страшноватая, тупая, а глаза не по бокам, а очень близко друг к другу на лбу и очень выпуклые.
— Как ее зовут? — спросил я.
— Алабия, — сказала Пилли. — Довольно вкусная.
Я вернулся в столовую. Орик задумчиво играл с Сириусом.
— Что, тоже о памятнике для него подумываете? — Ну и шутка.
— А знаешь — мысль мелькнула. — Орик улыбнулся.
— Кстати, — сказал папа. — На Политории верят в бога?
— Это кто — бог? — спросила Пилли, входя. Папа, как мог, объяснил, хотя это было очень непросто.
— Нет, такой веры у нас нет.
— Но какая-то есть, если даже как и на Земле, не всеобщая?
— Конечно, мы без этого не обошлись, — сказала Пилли. — Мы верим в чистый разум с большой буквы: Чистый Разум.
— Это лишено божественного смысла? — спросил папа. — Ну, как вера в любовь, в доброе начало…
— Если идти от вашего бога, то Чистый Разум — понятие божественное. Это некий сгусток, невидимое облако там, куда и корабли долететь-то не могут. Чистый Разум вбирает в себя все, что есть в нас: и высокое, и дурное, он руководит нами, нас судит и решает наши судьбы. Все это связано с высокой идеей.
— А у вас были, наверное, времена, когда политоры ели мясо политоров?
— Случалось. В глубокой древности.
— С массовым размахом?
— Нет, в отдельных племенах.
— Как и у нас на Земле, — сказал папа.
— Ну, если и у вас так было, и рабство было, — вы не менее парадоксальное общество, чем мы.
