Сергей Вольф - Где ты, маленький "Птиль"
— Как крылышко?
— Легче. Это легкий был ушиб, хвала небу!
— Можно, я взгляну на нее?
— О, конечно, это такая честь!
Она провела меня в маленькую комнатку с лампочкой слабой и закрытой тряпкой. Мики спала на животике, чтобы крылышки были свободны. Она была хорошенькая, с огромными ресницами и смуглая. Я легонько погладил ее по голове и на цыпочках вместе с Латой вышел в микроприхожую.
— До свиданья, Лата, — сказал я. — Пусть Мики поправится.
— Спасибо вам, — сказала она. — Спасибо за Оли.
— Не за что, — неуклюже ответил я, и Лата закрыла за мной дверь. Пропади пропадом та криспа, которой следовало сидеть у самого дна, на севере!
Через пять минут я был дома. Папа и Орик — тоже.
— Как театр? — спросил я, ставя емкость с краской у двери на балкон.
— Колоссально! — сказал папа. — Их актеры играют так темпераментно, будто сейчас съедят друг друга.
— А что за пьеса? А?
— О бешеной любви высокородного политора к безродной политорке. Пьеса что надо. Все время плакать хотелось. Орик сказал:
— Я улетаю. Есть вопросы?
— Интуиция? — спросил я. — Если Латора не отпустят на Тиллу, вы сможете помочь? Извините, Орик.
— Да, — сказал он. — Это не проблема.
Он ушел, улетел, явно озабоченный своей ситуацией.
— Пап, сели за текст записки, да?
— Давай, — сказал он. — Сначала о наружной надписи. Вон там — краска, Пилли достала, держит космическую скорость. «Земля. Наш городок. Космический центр. Славину. Вскрыть переднюю верхную часть мощным магнитом».
— Нормально. Поправок нет.
— Та-ак. Записка внутри: «Взяты в плен далекой высокоразвитой цивилизацией, обратный курс не используйте — не долететь, попытаемся выбраться сами, возможна задержка, а вернется мама, ей приветы с планеты «икс», мол, обнаружили ценные металлы, нам заброшены продукты, аппаратура, работаем, вернемся через месяц-два, пусть не прилетает — там сезон дождей, сообщи газетчикам; а двум-трем представителям высокого начальства изложи правду, но с твердым настоянием молчать, надеемся на встречу. Рыжкины».
Я прочел это медленно вслух, папиных поправок не было.
— Я боюсь, что вспышка здесь может произойти раньше, чем обговоренный день отлета, — сказал я.
— Просить раньше вроде нет оснований. Мы же не в курсе дела. Принимают нас хорошо, отлет в срок — обещали… Да вроде нам и самим интересно здесь, не так ли?
— Мне так очень! Так бы хотелось половить рыбу, дунуть в другой город, еще раз «попланировать», увидеть Малигата, а, Тула, да и эта машина против геллов не идет из головы.
— Я тоже об этом много думаю, — сказал папа. — Хочешь, я изложу тебе кое-что.
— Давай.
Поразительно, он пересказал мне мои соображения.
— Такую игрушку квистор от себя далеко не отпустит, значит, она в Тарнфиле. Где? Вроде бы в трех местах: лаборатория, тюрьма, сама квистория. Лаборатория скорее всего отпадает: если внутри нее есть засекреченное место, куда есть доступ лишь двум ученым, — это ненадежно. Другие — не идиоты, могут допустить, что машина там. Тюрьма? Нет. Приходящие ученые очень заметны. Это настораживает. Остается квистория. Но иметь засекреченный, но видимый вход во что-то, — тоже подозрительно; хотя народ там вышколенный, есть и другие, например, Орик. Нет, вход к машине должен быть невидим. Значит (тут я напрягся), он в кабинете самого квистора с невидимой дверью в него. Даже сейф, если он там есть, может быть входом.
— Сейф не сейф, а дверь, вход — это здорово! — Спать, — зашипел папа, так что Сириус зашипел тоже.
9
— А как наши лаборатории, научные институты, заводы? Вы ведь там не были? — Так началась встреча с молодыми учеными в технициуме. Со мной был Орик.
— Нет, там я еще не был и, может, не буду.
— А причина? Вам и вашему отцу это разве не интересно?
— Это, как говорят у нас на Земле, — риторический вопрос.
— Понятно.
— По нашим планам и с согласия правительства, вашего, до нашего отлета осталось несколько дней. Увидеть можно не так уж и много, объем информации был бы минимальным. И еще: нам никто ничего подобного не предлагал.
— Почему, как вы думаете?
— И дней мало, и, главное, существует мысль, что, возможно, наши цивилизации могут скрывать агрессивные намерения — тогда нам по лабораториям разгуливать нечего.
— А как убедиться в неагрессивности?
— Не знаю, допустим, все же запустить нас в недра вашей науки: это было бы проявлением и вашей силы, и уверенности в себе. И доверия.
— Так за чем дело стало? На ваш взгляд.
— Не знаю. Это мы у вас в гостях, а не наоборот. По общему впечатлению, вы сильнее нас и бояться вам нечего.
— Почему вы так решили?
— Ну… хотя бы потому, отвернись я сейчас от вас, я могу получить выстрел в спину (шепот, волнами), не буквально, конечно. А дайте мне автомат, отвернитесь вы и — вы все видите! Третий глаз! — Хохот в зале, маленькая буря. — Как считает мой отец (а он ученый), беглые встречи, прогулки по городу, поход в театр, «планирование», охота в море — это и есть нормальный первый контакт, доверие, или недоверие рождается на этом простом уровне. Лаборатории — дело десятое.
— Вы разумно рассуждаете, а ведь вы очень молоды. Откуда это?
— Насобачился.
— То есть? Поясните, пожалуйста. На-со-ба-чил-ся.
И только тут, балда, я вспомнил, что ведь у политоров нет собак, мы же не видели, а были бы — тоже не просто объяснить, — это же не прямое выражение. Кое-как я объяснил им, что такое собака, но само свое выражение объяснить не смог и заменил его словом «натренировался».
— Простите! Мы ученые, но с нами беседует не ваш отец, а вы — совсем еще мальчик… Надеюсь, вы не обижены?..
— Нет, конечно. Мой отец беседовал с уже учеными, а вы — только будущие. Я — тоже будущий ученый. Через три года я буду работать в сложнейших лабораториях Земли.
— Мы этого не знали. Как это получилось?
— Дело было сложное. Оно касалось нового межпланетника суперкласса, он был сосчитан весь, кроме одной детали двигателя, — и я предложил наиболее правильное решение. Мой папа поначалу был моим подчиненным…
Мама миа! Как они хохотали.
— Я стал известной фигурой на Земле, много выступал, вот и… насобачился.
— Вы философ? По склонностям.
— Нет, я ученик, школьник, Митя. Зовите меня просто Митя, уль — меня смущает.
Они улыбались. Я быстро подошел к доске, взял мелок и быстро нарисовал мой корабль в разрезе.
— Вот он, тот корабль. — Значительная пауза. — Понятен он вам?
Я быстро стер рисунок. Несколько перекрещивающихся реплик, восклицания, потом один политор сказал, а легкий гул согласия обозначил, что это не только его впечатление:
— Разумеется, неясно ваше топливо, ясно по некоторым узлам, почему он способен летать, но вообще досконально конструкция не ясна.
— Превосходный корабль, — сказал я. — Но не может долететь до вас пока. Вопрос о нашей агрессии отпадает.
— А мы до вас долететь можем?
— Не скажу, — сказал я, и все заржали.
— В общем, — сказал я, — мы вам собак доставить на Политорию не сумеем. Вернувшись на Землю, мы можем вычислить, где установить между нами маленькую планетку-переходник, тогда я обещаю вам несколько собак. Пользуйтесь, существа отличные!
— Это было бы прекрасно! Митя, судя по тому, что тот ваш корабль вышел в космос, вы — настоящий ученый, но вам не кажется, что вы — прежде всего — психолог, философ и политик?
— Ну, если я политик, то по случайности, жизнь заставила, а если философ и психолог, то вы тоже философы и психологи, если вы, конечно, ученые. Кстати, разговор о чем попало гораздо ценнее, в нем больше рациональных зерен. Это — ощущение. А как ваше? — Многие закивали. — Задавайте мне любые вопросы, но лучше не из сферы науки.
— У нас много общего. Кино, театр, цирк… Спорт у вас есть?
— Да, — сказал я. — Все есть. Это тем более поразительно, что вы произошли от птиц, а мы, как моро, от обезьян, которых у вас нет, и вы не видели их никогда.
— На кого они похожи?
— На меня. Но я покрасивей и могу говорить, а они нет.
— А они думают, рассуждают?
— В известном смысле.
— Почему же между нами много общего? Если мы птицы, а не…
Я изложил им «гипотезу» Пилли. Что они — тоже земляне.
— Но они же позамерзали и на Земле, и у нас — наши и ваши гены.
— Да? А вдруг они «летали» в космосе, как ваши миленькие птички — галли? — Опять это была Пиллина мысль.
— Потрясающе! Что-то цирковое, а ненаучное!
— Иногда это может совпасть. Кстати, я жутко удивлен, что вы не умеете аплодировать.
— А это что еще за штучка?
— Вчера я впервые в жизни «планировал». В воздухе, пролетая мимо меня и желая показать, что я молодец, одна милая девушка сжала вот так кулак, а большой палец — вверх. Это же наш, земной, жест! Вы понимаете?! Это намек на нашу схожесть помощнее, чем разница в принципах космотехники. А аплодировать вы не умеете! Уль Орик, что сделали вчера политоры после спектакля, если он им понравился?
