Алексей Слаповский - Пропавшие в Стране Страха
И тут Антон не выдержал. Он бросился к змею и стал топтать его ногами, крича:
– Ненавижу змеев! Ненавижу детей! Ненавижу семейную жизнь! Скройся! – заорал он на Антонину.
– Псих! – Она пожала плечами и пошла в дом. На пороге обернулась: – Через полчаса приходите обедать.
– Ты успокойся, – сказал Ник. – Не надо змеев, не надо вообще ничего. Делай что хочется, я никому не скажу.
– При чем тут – скажу, не скажу! – раздраженно ответил Антон. – Мне это самому надо. Чтобы чувствовать, что все в порядке, все идет, как надо!
– Странный порядок, – удивился Ник. – А что ты хочешь на самом деле делать?
– Я-то? Вообще-то выпил бы пива, полежал бы в гамаке. И помолчал бы! – мечтательно вздохнул Антон. – И чтобы ни одна душа меня не беспокоила!
– Ну и займись, – посоветовал Ник.
– А кто будет тебя воспитывать?
– Дети лучше всего воспитываются, когда их не воспитывают. В смысле – не воспитывают нарочно. Надо просто с ними жить и… И все.
Антон уставился на него, обдумывая услышанное, и оценил:
– Ты даже не представляешь, насколько умную вещь ты сказал!
– Вполне представляю! – возразил Ник, который начал уже привыкать к тому, что он не только смелый, благодаря снадобью профессора, но и умный человек.
Антон сходил в дом, вернулся с бутылкой пива, завалился в гамак, растянутый между двумя деревьями, и стал созерцать искусственное подземное небо, отпивая из бутылки. Ему было так хорошо, что минут через десять он размягчился и сказал Нику, который лениво валялся на траве и тоже смотрел вверх:
– Можешь поболтать со мной, если хочешь.
А у Ника, между прочим, как раз созрела тема. Но он знал, что взрослых пугают серьезные разговоры, с которыми к ним лезут дети. Поэтому он спросил нарочито легко, будто между прочим, будто его это не очень интересует:
– А вы ничего не слышали про дочку доктора Страхова?
Антон вскочил как ужаленный, пролив на себя пиво.
Отряхивая брюки, он прошептал:
– Откуда ты про нее знаешь?
– А вы откуда?
– Я? Я не знаю. Я вообще первый раз слышу! И молчи! Ни слова больше! Мама, скоро там обед?
Обед был ужасным: куриные кости, облепленные кусочками мяса, и по ложечке яблочного пюре. Но на столе был хлеб, было масло и варенье, поэтому Ник нашел выход из положения, бодро делая бутерброды.
А Антон мужественно глодал куриные кости, морщился и выдавливал из себя:
– Великолепно! Очень вкусно! Спасибо!
То есть вел себя так, как и должен вести порядочный муж по отношению к жене.
После обеда Ник хотел пойти в свою комнату и поиграть на компьютере, который он там видел (это входило в обязательный семейный комплект), но Антон заявил Нику:
– А теперь ты хочешь погулять с товарищами!
– Не хочу. Я к себе пойду.
– А как же я буду искать тебя и звать на ужин? – растерянно спросила Антонина.
– Не надо меня искать, никуда не денусь.
Антон и Антонина переглянулись.
Ник не стал ждать, когда они что-нибудь придумают, взял яблоко и апельсин, поднялся в комнату и там с удовольствием играл до вечера.
У Антонины по распорядку была уборка дома, Антон тоже должен был что-то сделать по дому – что-нибудь починить, исправить.
Но все оказалось цело, чинить и исправлять нечего. Тогда Антон решил, что ограда палисадника поставлена не так, как нужно, он разобрал ее, оторвав все планки штакетника и выкопав столбики, потом вырыл новые ямки, поставил в них столбики и заново прибил штакетник к поперечным рейкам. Он очень устал, зато был страшно доволен, чувствуя себя настоящим хозяином дома, мастером на все руки.
Вечером семья дружно поужинала грибным супом-пюре, который Антонина умудрилась не испортить, дружно уселась перед телевизором и начала дружно смотреть фильм про детей, который Антону и Антонине был абсолютно не интересен, но они считали необходимым просмотреть его с ребенком для создания задушевной атмосферы единения, а Ник подумал, что эти странные взрослые почему-то любят детские фильмы, поэтому промолчал, хотя предпочел бы посмотреть боевик с лихим сюжетом.
Но к середине фильма он очень устал. Ерзал, ерзал, взял пульт, сделал звук громче – на случай, если подслушивают, и спросил:
– А отсюда бежать никто не пробовал?
Антон и Антонина сделали вид, что не слышат.
– А вы не хотите отсюда бежать? – спросил Ник.
– Нет! – вскрикнула Антонина. – Ни за что! Нам тут хорошо! Ведь хорошо же? – обратилась она к Антону.
Тот кивнул, поморщившись так, будто у него заныл зуб.
Тогда Ник, взяв листок и ручку, написал: «Может, вы знаете выход?» И дал листок Антону. Тот прочитал, тут же порвал листок в мелкие клочки и застыл, напряженно глядя в телевизор. Потом повернулся к Нику и медленно закрыл и открыл глаза. Это, как понял Ник, означало: «Знаю».
Ник взял другой листок и написал: «Где?»
Антон ответил: «Не могу сказать. В среду, в семь вечера, в спорткомплексе».
Ник прочитал и взглядом показал, что он понял, после чего порвал записку.
Кажется, у него появился союзник. Или хотя бы информатор. Время покажет.
День закончился не так уж плохо: Антон и Антонина достали игру «Эрудит», в которую Ник играть умел и любил, правда, немного жульничал: придумывал слова, которых нет, и горячо доказывал, что они существуют, что «иглоперка» – это такое морское животное, а «щелконос» – птица, живущая в таежных лесах и щелкающая кедровые орехи. Носом, то есть клювом, поэтому такое название. Антон разгорячился, спорил, возмущался придумками Ника. Антонина пыталась его вернуть в русло правильного отцовства:
– Ты должен поощрять фантазию ребенка.
– Это не фантазия, а хитрость! – кричал Антон. – Не засчитываю!
Он нравился Нику все больше, и Ник твердо решил подружиться с Антоном – не сейчас, ясно же, что он тут сам не свой. Наверное, за домом наблюдают, вот они и ведут себя так странно, думал Ник.
На ночь Антонина пришла поцеловать Ника и рассказать ему сказку.
– Как ты любишь!
Ник сообщил, что ни поцелуев, ни сказок он терпеть не можешь. С детства.
– Одну только сказочку! – упрашивала Антонина.
– Нет, спасибо.
Тут пробило двенадцать: семейный день кончился.
Антонина вздохнула с облегчением:
– Все, отбой. Буду я тебя еще уговаривать! Дрыхни так!
И ушла, хлопнув дверью.
И Ник поймал себя на мысли, что зря он так сопротивлялся. Без поцелуя можно, конечно, обойтись, а сказку он бы послушал. Давненько не рассказывали ему сказок…
Вик, веселая Лена, мрачный Марк
Вик был рад перерыву в отношениях со страбынетами. Очень уж они непросто складывались. Вчера, когда возвращались после пережитого приключения, Вик не то чтобы ждал благодарности, но надеялся, что оценят его действия. Он видел, что Танька смотрит на него одобрительно. Да и у Аньки взгляд был дружелюбным. И Эдька хлопнул его по плечу и, возможно, собирался похвалить его, а другие, возможно, поддержали бы.
Но Петька-обидофоб опередил всех, он закричал, тыча пальцем в Шустрика и Вика:
– Передрейфили малыши! Спрыгнули!
– А кто вам мешал прыгнуть? – огрызнулся Шустрик.
Петька с ответом не задержался:
– Мы не прыгнули, потому что не испугались!
– Ага. И в воду упали поэтому.
– Ну, упали! – не отрицал Петька. – Но не испугались же! А? Я правильно говорю? – обратился он к спасенным страбынетам.
И спасенные страбынеты промолчали.
Они понимали, что на самом деле такое геройство выглядит глупо. Но признаться в собственной глупости не очень-то легко. И даже если это получилось глупо, но ведь геройство же. Это ведь лучше, чем умная трусость.
Так они рассуждали или не так, главное, они промолчали. А молчание – знак согласия.
Шустрика это очень задело, он спросил дрожащим голосом:
– Это что же, мы вас спасли – и мы трусы, получается?
– Ну, ну, не горячись, малыш, – успокоил его Эдька. – Когда вы спасали, вы были не трусы.
– А до этого трусы, да? Так, да?
И Шустрик убежал, чтобы не показывать слез, которые невольно, от обиды, выступили на его глазах. И где-то скрывался до самого вчера.
Больше тему спасения не поднимали: страбынетам было немного неловко, а Вик с печалью думал, что, как ни крути, Петька прав: причиной его прыжка с плота была трусость. Потом он исправил оплошность, да, но – потом.
Ему очень хотелось знать, что Анька думает об этом, но спросить не решался, а сама она ничего не сказала. Зато сказала Танька:
– Не грусти. Ты все правильно сделал.
И тут же отошла. Она сама была поражена, что у нее вырвались эти слова. Ведь Танька по причине своей болезни может только повторять за другими или соглашаться, а тут вдруг вырвалось что-то самостоятельное. Почему, с какой стати? Она не понимала.
Вику повезло больше, чем брату: Лена и Марк не укладывали его спать. Лена была сторонницей вольного воспитания детей. Она изучила разные книги по педагогике и вычитала там, что энергичные безобразники, досаждающие одноклассникам и учителям, становятся потом очень успешными людьми. Это ее вдохновило, она предоставляла всем питомцам, попадавшим к ней, полную свободу. А Марку было все равно, потому что он играл роль плохого отца. То есть сначала он пытался изобразить хорошего, ориентируясь на то, какими бывают отцы, но это у него не получалось. Тогда он вспомнил, что отцы бывают плохими – и не так уж редко. Все зависит от того, что взять за образец. Почему бы не сделать примером образ плохого отца? Тем более что он, как и Лена, где-то вычитал, что у плохих отцов очень часто получаются хорошие дети. Потому что они, дети, стараются заслужить похвалу угрюмого и необщительного отца. Это старание остается с ними всю жизнь и помогает им во всем.
