Владислав Крапивин - Самолет по имени Серёжка
Я сделал вид, что поверил. Мне, по правде говоря, было не до того. Во мне жил, не исчезая, восторг полетов, и ни о чем другом я думать не хотел.
Но как раз в тот день Серёжка виновато сказал, что несколько ночей мне придется летать одному. Он, Серёжка, должен уехать к бабке, чтобы помочь выкопать картошку.
– А разве нельзя тебе оттуда прилетать ночью?
Серёжка отвел глаза.
– За день так наломаешься на грядках, что потом уже не до полета.
Он опять мне напоминал, что жизнь состоит не только из сказок и радостей.
– Давай я поеду с тобой! Тоже буду копать!
– Разве же тебе разрешат?
Это верно. Два раза в неделю я ходил в поликлинику на всякие проверки. И врачи, и мама никак не могли поверить, что я здоров окончательно.
Серёжка все еще глядел в сторону, но уже с улыбкой.
– Ты вот что, покатай-ка Сойку. Ты давно ведь собирался.
Я почему-то покраснел, хотя что тут такого! Я и правда говорил не раз, что хорошо бы взять Сойку в наши полеты. Вечером я проводил Серёжку на электричку, а потом забежал к Сойке. Она мне обрадовалась, но в то же время я видел: что-то с ней не так.
– Ты чего опять такая кислая? Снова бабка угнетает?
Сойка кивнула.
– Какая муха теперь ее укусила?! – возмутился я.
– Она по телевизору одну артистку увидела. Они в детстве учились вместе. Ну и вот… «Я могла быть такой же знаменитой, если бы не враги…» У нее всю жизнь какие-то враги… Купила бутылку ликера, а потом говорит: «Ты мое последнее проклятье в этой жизни…»
– Сойка, плюнь! Удери в двенадцать ночи из дома! Сможешь?
Она опять кивнула. Без лишних вопросов.
– Удеру. Бабка после ликера будет спать без продыха.
– Я за тобой приду. И покажу такое…
Она заулыбалась, доверчиво так…
Вечером я пошел на риск. Сделал вид, что улегся спать, а сам соорудил из одежды чучело под одеялом и слинял из комнаты через балкон. Мама уже уснула, и я надеялся, что крепко…
Сойка в старой безрукавке поверх своей «чунги-чанги» ждала меня у своего крыльца. Я взял ее за горячую ладошку и повел темными переулками. Она ни о чем не спрашивала. На песке у Мельничного болота я сказал в сумрак:
– Чуки, сделайте огоньки…
Быстро стали зажигаться маленькие костры.
А Сойка дышала у моего плеча.
– Ты не бойся, Сойка. Сейчас я отойду, и появится самолет. Сразу лезь в кабину. Только ничего там не трогай… Мы полетим. Хочешь?
– Ага… – выдохнула она. – Хочу… А эти, которые у костров… они не кусаются?
– Что ты! Они добрые… Ну, готовься!
Я отбежал на двадцать шагов и стал самолетом. Не знаю, удивлялась ли Сойка, но подошла сразу. Ловко забралась в кабину.
– Рома, а ты где?
– Я… тут, рядом. Все, что вокруг – это я и есть. Поняла?
– Да… наверно… А мы не упадем?
– Никогда в жизни! Нащупай ремни, застегни пряжки на груди… Готово?
– Да.
– Держись!..
Сойка была молодец! Даже когда я хвастался (пожалуй, чересчур) и закладывал крутые виражи, она ойкала, но ни разу не сказала «не надо». Тихонько смеялась.
Я полетал среди освещенных луной облачных столбов. Потом пролетал над Заоблачным городом. Попасть в Город можно было только пешим путем, но полюбоваться им с высоты – это пожалуйста. В Городе были светлые сумерки, в бухте отражался закат. На кораблях и улицах уже светились огоньки. Мне показалось даже, что я слышу музыку. На башнях горели разноцветные звезды.
– Как красиво, – вздохнула Сойка.
– Мы там обязательно побываем. Туда ведет дощатый тротуар…
Я сел на Туманных лугах, превратился в обычного Ромку и опять взял Сойку за руку. И мы долго гуляли по пояс в искрящемся тумане, заглядывали в провалы (тогда Сойка крепко сжимала мои пальцы).
Один раз на краю широкого провала она шепотом спросила:
– А там внизу что? Чьи огоньки?
– Не знаю. Наверно, деревня какая-то.
– А вдруг Дорожкино?
– Что?
– Ну, Дорожкино. Где мама и папа…
Вот оно как! Даже во время этой сказки она не забывала свою печаль… А может, как раз потому и вспомнила, что увидела огоньки? И сразу понял я, о чем она скажет дальше. Что ей Заоблачный город! Что ей Туманные луга!
– Рома. Ты можешь увезти меня в Дорожкино?.. Рома, ты почему молчишь?
– Подожди, Сойка. Я думаю… Это ведь не так просто.
Это было совсем непросто.
Нет, с пути я, пожалуй, не сбился бы. Надо лететь на запад, над железной дорогой. Линию можно видеть по цепочкам светящихся вагонных окон – поезда то и дело бегут по рельсам. Но до города Самойловка, рядом с которым деревня Дорожкино, около тысячи километров! А у меня скорость – около двухсот в час, я ведь не турбовинтовой лайнер. Когда вернусь, будет ясный день. И мамина паника! И упреки, и допросы!
Но… можно и по-другому! Уйти на самую большую высоту (на сказочную!) через несколько Пространств и оттуда представить землю географической картой. И взглядом приблизить к себе тот район, где лежит деревня Дорожкино.
– Сойка! А как мы там сядем в темноте-то?
– Ой… не знаю. Там бугры.
– Вот видишь…
И тогда только я узнал, какая Сойка храбрая. Внешне тихая, стеснительная, но отчаянная в душе!
– Рома… а в самолете есть парашют?
– Что ты! Откуда…
Но тут я врал. Я чувствовал, что мне вовсе не сложно превратиться в самолет, в котором приготовлен парашютный ранец. Ведь парашюты входят в комплект самолетного снаряжения.
– Сойка, ты же не умеешь…
– Я умею… немножко. Мы с мальчишками в прошлом году прыгали с сарая. С зонтиком. Главное – ноги поджать правильно…
– Глупая… Парашют – не зонтик. Надо уметь раскрывать его.
– Не надо! Парашют сам раскрывается, если прицепить веревку к самолету. Я видела в кино…
– И ты не боишься?
– Боюсь… Но я хочу к маме и папе… – И она то ли всхлипнула, то ли носом шмыгнула, стоя на коленях у края провала.
Я больше не спорил. Если бы я целый год не видел маму, я бы тоже прыгнул хоть откуда. Хоть вниз головой без парашюта…
– Ладно, отойди от этой ямы…
И опять я превратился в самолет. И правда – новенький, туго уложенный в ранец парашют оказался на сиденье.
– Сойка, сбрось его из кабины!
Она поднатужилась и сбросила тяжелый ранец прямо в туман.
– Не потеряй… – И я снова сделался мальчишкой. Надел парашют Сойке на спину (она, бедная, даже присела). Стал подгонять брезентовые широкие лямки, защелкивать пряжки. Хорошо, что Сойка в своей «чунге-чанге», а не в платье, так удобнее…
– Смотри! Видишь, на этой веревке колечко с зажимом, карабин называется. В кабине пристегнешь его к скобке на борту, есть такая рядом с дверцей. Обязательно! Поняла?
– Поняла…
– Ох, Сойка…
– Не бойся, Рома. Я хорошо пристегну…
– Да не в этом дело, – сказал я грустно и честно. – Жалко, что расстаемся. Скучно без тебя будет.
Она вскинула глаза:
– Правда?.. Но ты же сможешь прилетать, когда захочешь.
– Ладно! Буду прилетать! – И я поскорее снова стал бипланом «L-5».
– Сойка, ты села? Пристегнула карабин?
– Да…
– Как следует пристегнула? Проверь!
– Я проверила. Не бойся.
Господи, это она мне говорит «не бойся». А прыгать-то кому? Не мне же…
Я взлетел.
И представил громадный треугольник. Нижняя сторона его – рельсовая линия внизу. Длиною в тыщу километров. А по другой стороне треугольника я полетел круто вверх. Здесь, среди лунных Безлюдных пространств, я был хозяин и мог развить любую скорость. Как во сне, как в сказке. Мог сжать расстояние! И вот нервами я ощутил, что достиг нужной точки. Глянул вниз. Там – лишь освещенная фосфорической луной облачная пелена. Однако я вообразил, что сквозь нее вижу карту – с пунктиром рельсового пути, с кружком и мелкими буквами «Самойловск». А рядом кружок поменьше – «Дорожкино». И с вершины своего треугольника стремительно пошел вниз. Сойка тихо пискнула.
– Терпи, – сказал я с напускной сердитостью. И пробил облака.
Ночная земля раскинулась внизу – темная и косматая. Несколько огоньков мерцали там заброшенно, сиротливо. Да бежали крошечные желтые квадратики – окна вагонов.
И все же сплошного мрака в воздухе не было. Над зубчатым лесом вставала луна. Не та яркая и круглая, что над Туманными лугами, а обычная, «земная». Тусклая розоватая половинка.
– Сойка, а как мы тут что-то разыщем?
– Ничего и не надо искать! – откликнулась она радостно. – Вон река блестит, изгиб! Деревня – дальше, а наш дом у самого этого изгиба, у берега. Он хоть и сгоревший, но все равно видно… А вон огонек, это на нашем ветряке!
В самом деле, луна высветила реку, хотя и неясно. Увидел я и черные горбатые крыши хутора и горевшую над ними лампочку.
– Сойка, ты готова?
