Михаил Валигура - Приключения Торпа и Турпа
— Я маленькая птичка. Мое гнездышко за речкой. Там сидят мои маленькие птенчики и ждут свою маму с червячком в клювике. Сейчас, мои хорошие, сейчас я к вам прилечу — и бургомистр делал вид, что хочет вылететь из окна.
Тогда санитары кидались к нему, стаскивали с подоконника, давали тумака, связывали рукава смирительной рубашки за спиной, после чего шутник на время успокаивался. Но не надолго. В запасе у него еще оставались стишки, которые он сочинял и тут же читал санитарам вслух:
Какое положеньице смешное —
Связали птичке крылья за спиною.
Она теперь не может улететь,
А может только, только, только петь!
И бургомистр принимался горланить арию из «Травиаты». А пел он ее до того отвратительно, что, слушая его, недолго было и самому сойти с ума.
Бургомистр был единственным обитателем Скворечника. Даже поэт Липос больше не появлялся там, чтобы в затворничестве и уединении сочинять новый сборник стихов.
— Мне там больше делать нечего, — говорил Липос с нескрываемой иронией. — Кажется, в Скворечнике уже имеется один поэт.
На самом же деле Липос просто не писал больше стихов. Он занимался тем, что подсчитывал, сколько денег он получит, если издаст сборник, скажем, из ста стихов, по странице на стих в среднем.
Впрочем, был, кроме бургомистра, еще один человек в городе, не поддавшийся влиянию Марса. Но этот человек так редко появлялся на людях, что и мы о нем позабыли. Это был городской архивариус — маленький, сухонький старичок в очках, внешне смахивающий на крота. А не повлиял на него Марс потому, что все дни архивариус проводил в своем подвале, роясь в старинных рукописях и документах. Настоящее мало интересовало сего почтенного гражданина, ибо прошлое целиком занимало его ум.
— Да разве может в наше время, — рассуждал он, — произойти что-нибудь удивительное и величественное? В то время как эти, покрытые пылью веков бумаги, — он любовно поглаживал свои архивы, — хранят свидетельства о событиях воистину невероятных.
Вот, хотя бы, эта рукопись, — и архивариус развернул пожелтевший от времени пергамент, исписанный старинными готическими буквами, погрузившись в чтение.
«Было сие в века давние. Нам же везомо о том со слов предшественников наших. И процветал наш Город, и всего было в нем в достатке, и были жители его довольны и сыты. Но свирепый жук колорадский принялся опустошать поля наши картофельные, и голод воцарился в Городе, и царил много дней и ночей. И тогда рыцарь славный собрал свое войско, и с мечом в руке повел его на жука. И битва рыла свирепая, и дрогнул жук, и в бегство обратился, и ушел из наших мест навсегда. И минул голод, и снова были жители сыты и довольны. А с тех пор Герб Города таков есть: имеет он форму щита, а на щите том — алюминиевый рыцарь в доспехах, и в правой руке его меч, и мечом тем жука колорадского он пронзает. Левая же рука его победоносно вверх вскинута. И все сие на червонном поле, кое червленной наискось лентой пополам из верхнего угла, что справа, делится, а на ленте той — треугольники алюминиевые. Сиречь крыши — главное достояние Города нашего».
— Вот какие раньше дела творились, — говорил сам себе архивариус, потирая озябшие от холода руки. — А штиль-то, штиль! До чего знатно и важно писано! Кто сейчас уже так пишет? Никто…
И архивариус, повздыхав, надевал шляпу и плащ и поднимался наверх, в город, куда выходил раз в месяц.
В городе он узнал следующее: крыши на всех домах стали невидимыми, бургомистр в сумасшедшем доме, городом никто не управляет, и все жители в нем перессорились.
«Боже мой! — думал архивариус, торопливо спускаясь обратно к себе в подвал. — Неужели свершилось?»
Оказавшись в подвале, он тут же бросился к одной из полок и схватил стоявшую на ней толстую старинную книгу.
Это были труды его любимого Абракадабруса — городского астролога, жившего много-много веков назад. Архивариус лихорадочно листал страницы, пока не нашел нужное место. Наконец, он остановился.
«И наступит время, — писал Абракадабрас, — когда узрите вы небо над вашими головами. И посулит вам это небо силу злую. И опустеет трон. И ад наступит кромешный. И черный ворон спустится на трон и будет сидеть на нем. И просидит он, пока белый гусь не сойдет с неба и не сядет рядом. А был тот гусь ранее убит вороном, нынче же сам ворона изгонит. И вновь узрите вы свод над головами своими, и души ваши миром наполнятся».
— Многое мне здесь понятно, — размышлял архивариус, — но многое кажется совершенным бредом. Что за ворон? Что за гусь такой? И почему ворон сначала убил гуся, а гусь потом изгнал ворона? Как такое может быть?..
Все эти «как» и «почему» до того утомили почтенного архивариуса, что он уснул прямо над книгой, даже не погасив свечку. Та погорела еще минут десять, пока не погасла сама, а подвал не наполнился мраком, в котором, время от времени, раздавалось беспокойное храпение архивариуса.
Глава четырнадцатая
— Вот, — зло сказал Картар, — вот вам ваш эликсир. Можете назвать его «раскрывач».
— Так, вшистко можно раскрывачь, — подхватил разговорчивый призрак.
Решили проверить действие эликсира на невидимых доспехах. Результат превзошел все ожидания: доспехи не только стали видимыми, но и заблестели, как новенькие.
— Видишь, Картар, — произнес Джон Кишо. — Голова-то у тебя варит! Тебе бы не злодеем быть, а химиком каким-нибудь. Или ученым.
— Не учите меня! — огрызнулся Картар. — Я знаю, что делаю. Вы радуйтесь своей победе! Но хорошо смеется тот, кто смеется последним.
— А я вообще никогда не смеюсь, — с угрозой проговорил Хамяк и мрачно улыбнулся, сверкнув желтыми резцами.
Стали собираться в дорогу. В корзину воздушного шара наложили побольше продуктов, которые нашли в подвалах замка, несколько пачек спичек, сигар (к великой радости Торпа и Турпа), связанного Картара, и тронулись в путь.
Шар, подхваченный свежим ветром, поднялся над замком, и путешественники оглядели местность, куда их забросила судьба.
Круглой серой тенью вокруг замка раскинулось унылое болото, окруженное со всех сторон неприступным черным лесом. На северо-западе виднелось море, далекое, но уже ясно различимое, а чуть правей, на востоке, начинались горы. В том месте, где в море впадала река, располагался городок, в котором ни Торп, ни Турп ни разу не были. Рассказывали, правда, что в этом городе находится здоровенный порт, а в тот порт прибывают корабли из разных далеких стран.
Тем временем ветерок отнес воздушный шар далеко от замка, и море скрылось за вершинами дальних деревьев. Теперь прямо под ногами путешественников мелькала река, в одной из заводей которой наши друзья разглядели на берегу разбитый «Полундер».
— Э-э-эх, — сокрушенно вздохнул Хамяк. — Эх-э-эх!
Но продолжать не стал. Только отвернулся от реки и начал рассматривать магический жезл, который сжимал в лапах.
— Вот ведь бирюлька! — недовольно сказал он. — Вроде бы обычная палка с камнем, а какую силу имеет! Хамяку это не по вкусу. Когда нужно сражаться с обычным человеком — ну, скажем, с каким-нибудь захудалым чемпионом мира по боксу — так это я с радостью, всегда пожалуйста. Но когда в дело вмешиваются волшебники… Прямо не знаю, что и сказать. Для Хамяка это дело темное.
— Да Картар вовсе не волшебник, — заметил Торп, раскуривая сигару. — Куда ему! Просто ему в руки попал этот жезл, вот и все.
— Интересно, откуда он его взял? — поинтересовался Турп, и хотел было спросить у призрака, да тот, как всегда, куда-то исчез.
— Мне кажется, — вступил в разговор Джон Кишо, — что этот жезл сам по себе ни добрый, ни злой. Это смотря в какие руки он попадет. Попал в лапы Картара — и вот вам результат. Попал бы в наши руки — совсем другое дело.
— А вот если бы он в мои руки попал, — начал Сопер, который втихомолку пооткрывал все консервные банки и теперь лакомился консервированными персиками, — если бы он попал в мои руки…
— Ох, и суматохи бы тогда было! — закончил за дракона Торп.
— Да кто б тебе эту бирюльку дал… А ну, не тронь! — взревел Хамяк, заметив, что Сопер подбирается к пакету с сушеными финиками. — Не тронь, тебе говорят! — и слегка шлепнул дракона по лапам.
Здраво рассудив, что если они промедлят еще немного, Сопер слопает все, друзья принялись ужинать. Но мысли их все время вертелись вокруг жезла, и разговор не умолкал. Сомнения разрешил призрак, который появился, по обыкновению, сразу после того, как стемнело. Он важно напыжился и поведал собравшимся историю жезла. Здесь мы приведем ее в переводе со сложного привиденьческого языка на простой русский. Итак,
