Никос Зервас - Греческий огонь
Прошло четверть часа, и они оживились. По набережной проехал автобус с бойцами ОМОНа. Автобус свернул во двор мёртвого дома, люди в омоновской форме, прижимая к бронированным животам укороченные автоматы "Кедр", посыпались из автобуса и молча вошли в здание. Понадобилось несколько минут, чтобы найти потайную дверь. Люди в омоновской форме один за другим, пригибаясь, молчаливой вереницей двинулись в темноту. Последний, оглянувшись на восток, вздохнул:
- Аллах акбар.
И, звонко щёлкнув предохранителем автомата, шагнул за остальными.
Над Красной площадью меж тем звенела "Марсельеза". Известный актёр Шереметев, с брюшком и лёгкой залысиной, играл роль очередного захватчика.
- Я принёс вам освобождение от рабства, – говорил он, придерживая двумя пальцами треуголку. – Мои солдаты принесли вам не смерть и разрушение, а свет европейской культуры. Мы принесли вам свободу, свежее дыхание вольности святой...
Илья Муромец, рыча, надвигался на него с дубиной. Серый Волк, беснуясь, порывался поджечь Москву.
* * *
Под стылой зимней рекой четырнадцать человек в омоновской форме быстро и молча шли по тёмному коридору.
Великое шоу Ханукаина продолжалось. Иван Царевич шёл крестным ходом на бой с Кощеем, попутно покоряя разную встречную нечисть. Уже плелись следом за Ильей Муромцем закованные в цепи пленники: курносый Леший в цветочном венке, миловидная Русалка, добродушный Тугарин в расписной тюбетейке и прочие персонажи в пёстрых народных костюмах.
- Вперёд, поганые басурмане, агаряне да тьмутаракане! – ревел Муромец, погоняя пленников дубиной.
"Бойцы ОМОН" уже входят на объект "М". Оглядываются, поскрипывая ремнями, опускаются на корточки вдоль холодных стен, кто-то бубнит молитву.
- Долго ли коротко ли шли богатыри святорусские, три пары железных сапог износили, по три железных хлеба изгрызли, целую тучу поганых земелек покорили, а всё-таки дошли, наконец, до Кощеева царства.
Динамики на площади ревут так, что даже в мерзлой глубине, на объекте "М" слышно. Взрывотехник уже укрепил на потолке небольшой заряд, отошёл немного, рассчитывая направление силы.
- Понимаете, здесь не более тридцати сантиметров, - охотно поясняет гостям ведьма Эмма Феликсовна, – Эти умельцы бетон заливали вслепую. Они думали, что старые галереи полностью завалило после взрывных работ. Они взрывали мёрзлую землю второпях, когда строили деревянный мавзолей. Потом, уже при Хрущёве, закачивали бетон в пустоту, не понимая, что там карстовые пещеры.
Занавес в глубине сцены всколыхнулся, и из мерцающей темноты выступили две фигуры. Высокий, прекрасный юноша – бледный брюнет с огненным любящим взором, с кудрями, разметавшимися по плечам. И рядом – девушка, слепяще красивая, вся в серебристом кружеве, в розовых жемчугах... Кощей и Снегурочка. Снова сильные руки помрежа выталкивают Царицына на сцену: давай, русский дурак. Отрабатывай деньги!
Иван вновь оказался под ярким перекрёстным огнём прожекторов.
- Вот он, главный террорист! – пролаял из-за спины Серый Волк, потрясая кривым посохом. – Вот он, Кощей богомерзкий! Ну всё, Кощейка, смерть твоя пришла! Избавим мы тебя, Снегурочка, от рабства Кощеева!
И тут девочка в сияющем одеянии, взмахнув ресницами, отшатнулась от своих избавителей.
- Нет! Я никуда не уйду...
Иван даже улыбнулся. Так вот что ты задумал, поганый режиссёр... Ясно. Так и есть. Снегурочка, всплеснув руками, бросилась милому Кощею на шею.
- Я тебя люблю, Кощеюшка! Спаси меня от этих, с крестами и дубинами!
Молчит русский Иван. Стоит, пошатываясь, посреди сцены.
- Снегура, ты что, с ума сошла? - пьяно ревёт Муромец. – Это же Кощей! Это ж террорист!
-Нет!
Снегурочка смело смотрит в глаза нетрезвому русскому богатырю.
- Террорист – вот он, Иван-дурак. Он всех своих соседей закабалил-замучил! Никому не даёт свободы! Чем тебе Пёс-рыцарь не угодил? Чем тебя Тугарин прогневал?
Она стреляет злыми глазками в сторону Ивана.
- Не пойду за тебя замуж! И в Россию не вернусь. Если не освободишь пленников, не повинишься перед ними за грубость, так и знай: не видать твоей стране Нового года! Так и останетесь навсегда в старом, отжившем!
Гром и молния, яростный рёв барабанов подвели черту под словами прекрасной Снегурочки. Сцена провалилась во тьму, и в свете прожектора вновь появилась знаменитая писательница в ладном полушубке из серой норки.
- Вот такая история у нас получилась... мудрая и правдивая история, – поплыл над площадью её мягкий, неспешный голос. – И пусть каждый, кто борется с террором, начнёт с самого себя. Может быть, мы сами виноваты в том, что нас взрывают? И я хочу попросить всех: давайте дружить! Давайте забудем злые былины, где святорусские богатыри только и делают, что порабощают соседей. Наступает Новый год, время новых сказок. Мы против террора, мы за дружбу! И пусть, в знак этой дружбы, русский Иван прямо сейчас встанет на колени перед теми, кого он унизил и оскорбил: перед народами Прибалтики и Кавказа – за годы оккупации. Перед мусульманами Поволжья и евреями советского рассеяния – за столетия кровавых погромов; перед европейскими соседями – за склонность к азиатской деспотии и нежелание быть свободным, культурным и дружественным народом.
Один-единственный луч ударил в середину тёмной сцены, без труда пригвоздив к ней Ивана.
- И теперь, дети и взрослые, волшебники и те, кто только учится творить чудеса, давайте все вместе, хором попросим русского Ивана встать на колени. Одумайся, Иван, и отрекись от своего рабского, варварского прошлого. Настало время великого покаяния русской земли!
Непразднично затихла площадь. Как-то напряжённо ссутулился на своей трибуне президент. Закрыл ладонью глаза кто-то из бойцов "Альфы".
- Какая странная сказка, – произносят в толпе. Кремлёвские куранты пробили девять. Вернее, двадцать один час...
Сидящие рядом на трибуне суворовцы до боли сжали друг другу руки.
- Неужели встанет? – тихо спросил Паша Лобанов у Ярослава Телепайло и получил сильный тычок в бок.
- Забыл? Девять!..
Кадеты дружно перекрестились. Через несколько рядов от них сидели Ася и Надинька. Рядом было свободное место. Петя Тихогромов предупредил, что может опоздать, но его всё ещё не было. Ася волновалась: куда делся? Но когда она услышала: "Давайте хором попросим русского Ивана встать на колени", она закрыла лицо руками. Ей захотелось крикнуть на всю Красную площадь:
- Не смей! Не смей, Ваня! Мы с тобой!
Но она только до боли закусила губу и прошептала: "Вразуми, Господи..."
И вдруг над Красной площадью, громко, как и хотела Ася, пронеслось:
- На исэ стафэрос ке о Кириос фа сэ воифиси. [Держись твёрдо, и Господь поможет тебе.]
Кричали двое. Мальчик и девочка. Потом мальчик вскочил на скамейку и принялся махать во все стороны не то шарфом, не то флагом. Ваня увидел. "Ставрик, – догадался он, – вот ведь какие дела. Ставрик, а рядом Касси..." – "Держись твёрдо" – вспомнил он наказ Геронды...
- Ваня! Держись твёрдо, мы с тобой!..
Это что есть мочи заорали друзья-кадеты. И, глубоко впустив в себя морозный воздух, грянули "Фуражку":
- Фуражка, милая, не рвися...
А дома возле телевизора сидел багровый от злости генерал Еропкин. Сжимая кулаки, начальник Суворовского училища смотрел на позорное новогоднее действо и ругал себя, на чём свет стоит.
- Звала же Надежда! Пойдём, пойдём, так нет, старый пень дома остался. Я – по телевизору... Ядрёна-матрёна... Ванька, держись! Держись, брат-кадет, Христа ради прошу!
- Я буду держаться твёрдо. Я буду... -Иван вспомнил родной взгляд Геронды с далёкого летающего острова. Вспомнил такой же родной взгляд старца Ильи из Оптиной пустыни. – Я буду держаться твёрдо...
И встаёт на колени.
- Отставить, – кричит генерал. Но поздно. Иван стоит на коленях в свете зло пронзающего темноту луча. Молчит...
- Ну что там, а? – нетерпеливо спрашивает один из "омоновцев", ожидающих своего часа в подземном капище. Он уже надел маску с прорезями для глаз, уже проверил подствольный гранатомёт.
- Сейчас, уже скоро, – ответил взрывотехник.
- Иван, повторяй за мной, – требует режиссёр в радиосуфлёре. – Я прошу прощения за всех моих предков. Рабство всегда было у нас в крови. Поэтому мы завидовали другим, свободным народам... Мы, вековые рабы, хотели стать господами всего мира.
Ваня молчит.
- Не молчать, – ревёт режиссёрский шёпот в левом ухе. -Повторять! Я требую! Мы, русские, всегда были рабами...
- Мы, русские, всегда были рабами... – произносит Иван и поднимает свои синие, страдающие глаза к совсем близким куполам Казанского собора. – Мы всегда были рабами... Божьими. И только перед Богом русские встают на колени.
