Татьяна Семенова - Монсегюр. В огне инквизиции
— Я тут любопытную историю вспомнил, — прервал Пьер мальчика. — Как-то на Сочельник у нас родственник гостил. По разным землям путешествовал. Восток, и всю Азию обошёл, в Святой земле побывал. Много всяких людей встречал. Удивительные истории рассказывал. Вот, например, как кочевые азиаты оспу лечат. Они просто выносят больного поближе к мусорной свалке и бросают его там без всякого ухода. Только привязывают к изголовью красного петуха, а рядом с ногами — чёрную козу. Петух кукарекает, а коза блеет. Так они злых духов из тела выгоняют. Одним словом, чудят варвары.
— И что, человек выздоравливает? — заинтересовался Анри.
— Когда как. Если больной вылечивается, козу и петуха режут и устраивают пир.
— А если не вылечивается?
— Тоже режут. Но уже для поминок, — усмехнулся Пьер.
Анри, скрывая улыбку, многозначительно посмотрел на парнишку и нарочито деловито произнёс:
— Вон оно как, Мигель. Век живи — век учись.
Тот с серьёзным видом запротестовал:
— Нет, сеньор, так оспу лечить нельзя. Это не лечение вовсе. Глупые азиаты. Лучше бы чесноком спасались. Они, ведь, варвары эти, и про чеснок странные вещи говорят, будто он вырос из следа ноги дьявола, когда тот покидал райский сад.
Анри и Пьер, уже не сдерживаясь, рассмеялись.
— Азиаты эти, — заметил Пьер, — хоть и считают чеснок дьявольским растением, но особое уважение к нему имеют. Уплетают за милую душу.
— Лучше бы не ели, — огорчился Мигель. — Пусть бы дохли как мухи, тогда Святая земля не обливалась бы кровью. Мне рассказывал отец, как они христиан режут.
— Ох, — вздохнул Анри. — Если бы ещё и христиане друг друга не убивали… Иногда мне кажется, что человеку хорошо там, где нет людей. Странно, не правда ли?
— Да-а, — согласился мальчик. — Много злых людей вокруг.
Все замолчали. Мигель перевернул плащи и подвинул их поближе к огню. Сев на корточки, он стал шевелить палкой дрова. Наверно, это было его любимым занятием. Глядя на огонь, каждый думал о своём.
Тихое потрескивание, таинственное мерцание пламени удивительным образом действуют на человека. Создаётся иллюзия, что ты существуешь сам по себе, вне связи с внешним миром, будто выпадаешь из реальности и полностью погружаешься в своё сознание. Огонь порой убаюкивает несбыточными мечтами или, наоборот, будит воспоминания, которые подкрадываются незаметно в минуты покоя, а потом поглощают тебя и закручивают в потоке прошлого, вновь заставляя радоваться или переживать.
Какая невообразимая душевная боль настигает человека, когда он вспоминает и переживает самые страшные моменты своей жизни. Для неокрепшей души ребёнка это особенно мучительно. Маленький человек непроизвольно пытается вычеркнуть это из памяти, забыть, заменить более сильными чувствами или яркими событиями. Но обмануть и заставить молчать память можно лишь на время. Она хитрее и лукавее нас. Тихое созерцание — одна из уловок, которой пользуется память, открывая прошлое, словно старое письмо, и заставляя читать его новыми глазами и чувствовать новыми чувствами.
Мигель не хотел думать о прошлом, но врата воспоминаний сами собой распахнулись, заманивая вновь в свои владения.
Река… Люди… Много людей… Они волнуются, чего-то ждут. В один момент их взоры обращаются куда-то вдаль. Там ведут женщину. Она идёт медленно, словно плывёт. Волосы её распущены, ветер слегка играет золотистыми кудрями, рассыпанными по плечам. Чёрное платье, бледное лицо. Она держит в руках что-то белое, подходит всё ближе и ближе…
Мигель чувствует, как крепко сжимает его ладонь отец. Слышит его тяжёлый вздох. Горло сдавливает страх. Становится трудно дышать. Он не может поверить, не может принять сознанием, что это происходит с его семьёй, что эта несчастная женщина — его мать. Взгляд Мигеля прикован к рукам матери — в них белая увядшая лилия. Господи всемогущий, почему у него всегда перед глазами стоит эта лилия?
Глава 9
Испытание водой
Август 1242 года. Предместья Тулузы
Женщина решительно распахнула дверь дома правосудия, где шло заседание местных властей. Недавно сюда, в деревню Лa-Бордэ (откуда был родом Мигель), прибыл инквизитор Бернард в сопровождении нескольких монахов-доминиканцев, и теперь началась настоящая охота на еретиков. На заседании рассматривали поступившие от населения доносы и обвинения. Кроме инквизитора и доминиканцев на совете присутствовали приходской священник Иоанн, староста, выборные судьи из местных и пышно одетый молодой рыцарь Жильбер, представлявший барона, владельца этой деревни. Молодой инквизитор кипел энергией и рассчитывал на интересные дела и громкие процессы, что, несомненно, повысило бы его авторитет и продвинуло по служебной лестнице. Быть всю жизнь инквизитором в захолустных городах и деревушках Бернарду не очень-то хотелось. Вот инквизитор Тулузы или Нарбонны — совсем другой статус.
Доносов, к огорчению Бернарда, было немного. Ничего интересного. Правда, пару обвинений можно «выкрутить» в серьёзное рассмотрение, но о громком процессе лучше забыть. Заседатели явно скучали, глядя на инквизитора, уткнувшего нос в бумаги.
Женщина, внезапно ворвавшаяся в зал, где проходило заседание, вывела всех из сонного состояния и заставила Бернарда оторваться от своего занятия.
— Господин инквизитор, воистину Бог послал вас в наши края! — вскричала она, переступив порог. — Такие дела творятся у нас, что впору запереться в домах и сидеть там не высовывая носа. Страшно на улицу выйти. Это же настоящий вертеп! Что же это делается на белом свете?!
Инквизитор с удивлением посмотрел на посетительницу. Он ничего не понял.
— Женщина, — сказал Бернард спокойно, — ты врываешься на заседание, говоришь всякий вздор…
Та, будто не слыша инквизитора, снова запричитала:
— Ведьмы и колдуны свободно расхаживают по улицам, неся в дома порчу, высушивая посевы, насылая мор на животных. Вот моя родная сестра — Господи, за что ты её наказал, почему не обрушил свой гнев на мерзких злодеев-чернокнижников! — признала в жеребце своего пропавшего мужа…
— Что ты несёшь? — сердито проговорил инквизитор. — Ты в своём уме?
— Я-то в своём, зато ведьма эта проклятая, как пить дать, заключила договор с дьяволом, продала свою душу. Сестра моя бедная всё плачет и плачет. Выкупила того жеребца у торговца и поставила в стойло. Ну точно, её муж, как одно лицо…
Заседатели не удержались от ехидных усмешек. Особенно староста, приходской священник и выборные судьи. Они-то хорошо знали эту фурию Беллину, жену местного трактирщика. Скандальная баба, да ещё с причудами, вечно нос сует не в своё дело. Как только муж её терпит. Ни одна сплетня мимо неё не проходит.
— Ты что же говоришь, несчастная? — строго спросил староста. — Как жеребец может быть похож на человека?
— Похож, ой, похож, — замахала она руками. — Сама видела. Глаза как у пропавшего два месяца назад Антония, мужа моей сестры. И голос… Когда ржёт жеребец, прямо так и слышится голос Антония…
— Господи всемогущий, — поднял глаза к небу священник Иоанн. — Что за бред ты городишь, Беллина? Это тебя, видно, дьявол прибрал к рукам, лишил разума.
Женщина стала неистово креститься.
— Бог свидетель, мои слова истинная правда. Спросите у кого угодно. Вся деревня ходила смотреть на жеребца и все признали в нём Антония.
— Это какое-то массовое помешательство, — развёл руками Бернард.
— Нет, господин инквизитор, говорю вам, это правда! — И она опять осенила себя крестом. — Я вот ещё что скажу. Вчера — как раз луна полная была — я вышла из дома и глянула на ту гору, что за полем.
Она замотала головой, не в силах вымолвить слова. Стала опять креститься. Все терпеливо ждали. Наконец приходской священник спросил:
— Ну? Зачем на гору-то смотрела?
— Как зачем? Полнолуние ведь. Ведьмы всегда в полнолуние на горе собираются.
— Ведьмы собираются на лысой горе, где на вершине трава не растёт, — усмехаясь, поправил рыцарь Жильбер, уполномоченный барона. Его забавлял весь этот разговор.
— Трава не растёт? — немного опешила Беллина, но быстро нашлась: — Ну да, не растёт, сколько народу ходит и коней пасёт, и овец. Всю траву вытоптали.
— Так что видела на горе? — теряя терпение, спросил священник Иоанн.
— Что видела? Чёрное видела.
— Что чёрное?
— Ну, чёрное такое, большое. — Она развела руками.
Священник подпёр подбородок рукой и устало спросил:
— Что большое?
Женщина, не мигая, уставилась на него и с ходу выпалила:
— Кажись, чёрного козла. С бородой. Это ведьма в него превратилась и на шабаш полетела.
Жильбер попытался сделать серьёзное лицо, но у него не получилось. Спрятав улыбку в усы, он возразил:
