Сэйдж Блэквуд - Джинкс
Джинкс не знал, что ей ответить. Здесь, в убогой, провонявшей капустой хижине, в углу которой уже натекала лужа просочившейся сквозь тростниковую кровлю воды, жаловаться на то, что его выставили отсюда и отправили жить с Симоном, было как-то трудновато. Конечно, Коттавильда и Бергтольд не ожидали появления Симона – скорее уж троллей или волколаков, но Джинкс не испытывал желания спорить на этот счет. И уж тем более рассказывать, что Симон забрал его магию.
Только вот не слишком ли дорогую цену заплатил он, лишившись своей магии? Да, слишком. И все же он был рад тому, что жить так, как живут эти люди, ему не пришлось.
Лежавший на топчане мужчина откашлялся.
– Мне в моем доме колдуны без надобности. Шли бы вы отседова.
– Уйдем, когда перестанет лить дождь, – беззаботно откликнулся Ривен. – Мы пришли не для того, чтобы навредить кому-то. Нам просто нужна крыша над головой – и мы за нее заплатим.
Лица Коттавильды и ее мужа мгновенно изменились. Разбираться в выражениях человеческих лиц Джинкс уже научился.
– За четвертак мы вас всех накормим, – пообещала Коттавильда.
– И позволите нам заночевать, – добавила Эльфвина.
Услышав это, Коттавильда и ее муж испуганно переглянулись. На самом деле оставаться у них на ночь Джинксу не хотелось, однако дождь, похоже, зарядил надолго, и спать под ним не хоте– лось тоже.
И Джинкс указал большим пальцем на Ривена:
– Заплатит он.
* * *На следующее утро Джинкс прошелся по прогалине, сверкавшей под солнцем каплями дождя. Люди сбивались в кучки, чтобы посмотреть на него. Слух о летающем черпаке уже разошелся по прогалине. Джинкс узнавал знакомых – о некоторых он и не вспомнил ни разу за годы своего отсутствия. Кто-то из них стал, надо думать, жертвой волколаков или упомянутого Симоном зимнего мора, но кто именно – этого Джинкс сказать не взялся бы.
Его-то, похоже, не узнавал никто. Он заговаривал кое с кем из тех, кто мог бы и узнать. Они его не помнили. Впрочем, большинство жителей прогалины уклонялись от встречи с Джинксом и его спутниками – здесь всегда с подозрением относились к чужакам, как и ко всему, что выходило из Урвальда.
Он надеялся… хотя нет, надеялся — слово, пожалуй, слишком сильное. Правильнее сказать так: в глубине его сознания сидела мысль, что раз он впервые ощутил способность видеть чужие мысли здесь, на Крыжовенной прогалине, то, может быть, здесь же она к нему и вернется. Она не вернулась.
– Тебе, наверное, все кажется съежившимся, а? – спросил шедший рядом с ним Ривен. – Я слышал, так бывает, когда возвращаешься в места, которые покинул в детстве.
– Да, – ответил Джинкс. На самом деле все казалось ему потускневшим, победневшим, выцветшим, погрустневшим. Хотелось поскорее уйти отсюда.
У одной из хижин стояла, наблюдая за ними, девочка, лишь ненамного старше его годами. Ривен улыбнулся ей, она ответила пустым взглядом.
– Инга, – вспомнил Джинкс. – Ты ведь Инга, верно?
– Откуда ты знаешь мое имя, слуга чародея? – с подозрением спросила девочка.
– Ты… – начал Джинкс, но остановился. Инга поколачивала его, а однажды, в свинарнике, ткнула лицом в грязь, да какое-то время так и продержала. Джинкс решил не упоминать об этом перед своими новыми друзьями. – Я тебя с детства помню.
– Ты не знаешь, в какой стороне живет Дама Гламмер? – спросила Эльфвина.
– Дама Гламмер… это ведьма, что ли? – спросила Инга.
– Да, – Эльфвина, по-видимому, решила, что рассказывать о своем родстве с ведьмой не стоит. – Мы шли к ней, да вот сбились с пути.
– К ведьме ходить не след, – наставительно сказала Инга. – Дома надо сидеть, на своей прогалине. А ходить по всяким разным местам опасно.
– Даже если не покидаешь тропы, – сказал Джинкс.
Сказал он это с иронией. И потому опечалился, когда Инга закивала, соглашаясь. Ему уже не верилось, что когда-то он позволял девчонке, которая боится высунуть нос за пределы Крыжовенной прогалины, тыкать его лицом в навоз.
Как бы то ни было, теперь она этого сделать не сможет – Инга была выше его, но Джинкс готов был поспорить, что он сильнее.
Другое дело, что, останься он здесь и кормись жабьей кашицей да щами, сил у него особо не прибавилось бы. Он и читать-то не умел бы! Немыслимо. Оставшись здесь, он не стал бы собой.
Но ведь они, здешние, и не хотели, чтобы он остался. Они заставили его сойти с тропы.
«А ведь я их так и не поблагодарил», – подумал Джинкс.
Глава шестнадцатая
Заклятия
Когда Крыжовенная прогалина осталась позади, Джинксу показалось, что с плеч его свалился груз, равный по тяжести весу тролля. Об утраченной им магии он ничего здесь не узнал, но это его не расстраивало. Зато испытал облегчение, увидев, что все о нем забыли. Он больше не был жителем этих мест. Он был из дома Симона.
Какими бы недостатками Симон ни обладал, по крайней мере, скучным он не был, да и дождь в его доме не моросил.
Они прошагали целый день, веселые, не особо задумываясь о том, чего страшились деревья (Ривен прозвал это «Ужасом»).
– Ты, правда, там и родился, Джинкс? – спросила Эльфвина.
– Ага.
– Ну, это и в самом деле… – Эльфвина прикусила язычок и предприняла новую попытку: – И в самом деле, место очень…
– Убогое, – подсказал Джинкс.
– Я не виню тебя за то, что ты ушел и стал учеником злого чародея, – сказал Ривен.
– Он не злой, – отозвался Джинкс. В конце концов, Симон был врагом Костоправа, а это наверняка означало, что волшебник он добрый. Конечно, он навел на Джинкса ужасные чары. Но, может быть, Симон не очень понимал, насколько они ужасны. По большей-то части он был добрым, верно? В общем и целом?
– Так или иначе, выбирать мне не приходилось. Приемные родители выгнали меня, потому что у них родился свой ребенок.
– Эрменгарда? – спросил Ривен.
– Нет – а кто такая Эрменгарда?
– Та девочка в хижине, – пояснил Ривен.
Джинкс задумался.
– Сколько ей лет?
– Три года, – ответил Ривен.
– Тогда это не она. Слишком мала.
– Интересно, куда подевалась твоя сводная сестра, – сказал Ривен.
– Умерла, наверное, – сказала Эльфвина. – Или они и ее в лес свели.
Джинкс почувствовал, что не стоило ему расспрашивать Ривена. Но, с другой стороны, он никогда не задумывался об участи своей маленькой сводной сестры – Гертруда, так ее звали.
– По-моему, вот она, нужная нам тропа.
На этот раз он и вправду узнал тропу к домику Дамы Гламмер. И едва они свернули на нее, как Джинксом овладело странное ощущение: кто-то наблюдал за ними.
– Мне полагается остановиться на мосту и позвать ее, – сказала Эльфвина.
– Может, нам лучше до утра подождать? – предложил Ривен. Уже начинало смеркаться.
– Где подождать? – поинтересовалась Эльфвина. – Зачем проводить еще одну ночь на тропе, когда до дома моей бабушки рукой подать?
Она приложила ладони ко рту и позвала: «Ба-буш-каа!»
И сразу же послышалось буханье скачущей по тропе маслобойки.
– Ну-с, вот и они, – глаза Дамы Гламмер отливали в сумерках оранжевым цветом, а ухмылка расплывалась не только на лице, но и в голосе. – Все так, как и говорила Дама Эспер. Три маленьких птенчика, идущих, чтобы полюбоваться на старую ведьму в ее лачуге.
– Здравствуй, бабушка, – сказала Эльфвина.
Та половинка Дамы Гламмер, что не помещалась в маслобойке, наклонилась, разглядывая Эльфвину. Морщинистой рукой старуха взяла ее за подбородок и заглянула девочке в глаза.
– Так, и кто же это называет меня бабушкой?
– Эльфвина. Дочь Берги.
– А-а, дочка Берги, – Дама Гламмер усмехнулась так, точно собиралась слопать Эльфвину. – В последний раз я видела тебя двухлетней.
– Я так и знала! – воскликнула Эльфвина. – Она говорила, что мы никогда не встречались, но я тебя запомнила.
Лицо Дамы Гламмер осталось непроницаемым.
– Запомнила? Что же ты помнишь?
– Я помню, как ты приехала к нам в маслобойке, – сказала Эльфвина. – И как мы собирали землянику.
– Ага, – сказала Дама Гламмер. – А мать тебе, стало быть, наврала, так?
– Ну, я не сказала бы…
– Я сказала. Уверяет, будто ты меня никогда не видела, хоть ты и видела, а? Я называю это враньем. Ладно, пошли, птенчики.
Маслобойка снова забухала по тропе. Эльфвина, Ривен и Джинкс последовали за ней. Через несколько минут впереди послышались ругательства. Все трое прибавили шагу и скоро вышли к домику Дамы Гламмер.
Ведьма лежала на земле, извиваясь, пытаясь выбраться из перевернувшейся маслобойки. Ривен кинулся выручать ее. Только все втроем, общими усилиями, они помогли старухе встать на ноги.
– Спасибо, птенчики. Придется мне новой маслобойкой обзавестись. В этой становится тесновато. Ну, входите. Вы как раз к обеду поспели.
Похоже, последние слова изрядно встревожили Ривена. Даже когда все вошли в дом и стало ясно, что в меню обеда их троица не значится, а Дама Гламмер принялась расставлять по столу суповые плошки, хлеб и мед, он продолжал нервно поглядывать на встроенную в очаг каменную печку.
