Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя
Омерзительный запах горелой шерсти и грязных тряпок ударил Хадамахе в нос, заставив судорожно чихнуть. Распуская вокруг себя клубящиеся струи черного дыма, верховная Демаан вертелась в воздухе, как волчок. В тот же миг Хадамаха услышал… звон шаманского бубна. И чуть не свалился с крыши от изумления. Какой дурак вздумал камлать в Ночи – делать ему нечего, все равно ведь ничего не полу…
Окутанная черным дымом Демаан рухнула из поднебесья, как сбитая камнем ворона. Прямо на любимую Хадамахой крышу с фигурами зверей – точно под копыта вытесанному из белого льда кабану. Бубен взорвался неистовым звоном… и ледяной кабан медленно повернул голову!
Хадамаха ясно видел, как в его маленьких глазках разгораются алые точки. Хадамахе даже показалось, что он слышит тихое шипение Пламени, вспыхнувшего в темных зрачках зверя. Выточенные изо льда кабаньи клыки подцепили дымящуюся жрицу, кабан мотнул башкой – Демаан подбросило, точно сверток грязных тряпок. Лапы стоящего рядом ледяного медведя медленно разошлись и тут же сомкнулись, стискивая вопящую жрицу в настоящем медвежьем объятии.
С небес, будто гром, рухнул яростный орлиный клекот. Хадамаха запрокинул голову… Орел исчез! И только спланировавшее из вышины огромное перо напоминало, что чудовищная птица все же была. Вместе с ним пропала и девчонка. Стих рокот шаманского бубна. И на соседней крыше никого. Пустое темное небо перемигивалось огоньками звезд. Похоже, подглядывающие сквозь них верхние духи сейчас покатывались от хохота, наблюдая за обалделой физиономией мальчишки.
– Черный шаман! – неверяще прошептал Хадамаха. – Клянусь Хозяином тайги – настоящий! Но… Они же вымерли! Как… как мамонты!
И тут же вспомнил, что вроде бы вымершие мамонты нынче благополучно бродят совсем невдалеке от городских стен! Неизвестно, откуда взялся черный шаман, может, тоже отморозился, но он сейчас здесь! В городе! Но тогда… Хадамаха аж зажмурился от оглушительного понимания! Он ведь и сам думал, что за чэк-наями и явлением мэнквов, за всеми бедами Югрской земли могли стоять люди – ежели их могущество равно Храмовому! Но ведь тысячу Дней назад такие люди были! Черные! Но тогда мухоморно-бредовая идея дядьки Пыу – про нижнюю ведьму-албасы с одним глазом и одной рукой – вполне могла оказаться правдой! Что стоит черному шаману из Нижнего мира себе ведьму накамлать? Вот та теперь людей и жрет, а шаману что, шаману плевать, для этих Черных, говорят, люди были – что гнус болотный. И с Рыжим подземным огнем все становится понятно. Только неясно, при чем здесь Содани, он-то никак не шаман… И главное – при чем здесь жрицы?!
– Освободи меня! Освободи! Вытащи! – раздался истошный визг.
На мгновение Хадамахе показалось, что кричат ему, но тут же понял, что ошибается. Упираясь ладонями в колени и тяжело, надрывно дыша после неистового бега, у края «фигуристой» крыши стояла Амба. Шипастый каменный мяч на цепи валялся у ее ног. А орала стиснутая в медвежьих объятиях верховная Демаан. Ожившие ледяные звери больше не шевелились, вновь застыв истуканами. Зато сама Демаан шевелилась, и очень даже активно. Медвежьи лапы сомкнулись вокруг нее плотным ледяным кольцом, так что Демаан не могла ни вырваться, ни взлететь, а только гневно посверкивала единственным алым глазом и скребла лед пальцами крепко прижатой к телу руки. Кажется… кажется тоже – единственной!
Прячущийся за ледяными завитками Хадамаха вконец растерялся. Верховная Демаан очень даже подходила под описание нижней албасы – один глаз, одна рука! Правда, яростный ярко-красный глаз Демаан не походил на виденный им в чукотском валкаране белесый, затянутый мутной пеленой, но…
– Долго ты будешь там стоять, а я тут – торчать! Пошевеливайся, хватит прохлаждаться! – склочно проскрежетала Демаан.
– Иду уже, иду, – мурлыкнула женщина-Амба и, подхватив брошенный мяч, направилась к Демаан.
…Но есть ведь еще и толстуха, после визитов которой помирали меченные Рыжим огнем люди, и жрица-девчонка, приятель которой подшиб Демаан приправленными Алым пламенем стальными дисками. И каменный мяч женщины-Амба тоже полыхал алым! Выходит, жрицы Голубого огня могут быть как-то связаны и с Рыжим. Хотя чего удивительного, жрицы – они не то что подземный Огонь, они и Верхний-Нижний мир способны под себя подгрести, если это им покажется выгодным! Великие и достославные так стремятся взять от жизни все, что не очень заботятся, кому это «все» принадлежало раньше!
Танцующей походкой – как ходят большие сильные кошки – женщина-Амба подошла к плененной ледяным медведем Демаан и крутанула на цепи свой каменный мяч.
– По мне не попади! – буркнула верховная.
– А почему бы и нет? – вдруг насмешливо поинтересовалась женщина и…
Шипастый камень описал в воздухе красивую дугу, аккуратно тюкнув Демаан по макушке! Из-под горелых тряпок раздался сдавленный хрип, и Демаан бесчувственным тюком осела в объятиях ледяного медведя. Алый глаз ее закатился. Женщина-Амба засмеялась, отступила назад и снова принялась вертеть шар, примериваясь получше.
Да что ж это делается?! Вот только трупа верховной им в городе для полного счастья недоставало! Хадамаха прыгнул…
Женщина крутила мяч. Тяжелое каменное ядро со свистом вращалось на стальной цепи. Еще оборот – и удар! Скаля в усмешке острые зубы, женщина шагнула вперед… взмах… Удара не было. Мяч замер у нее за спиной.
Женщина медленно обернулась и поглядела на возникшего позади мальчишку.
– Ну и откуда ты здесь взялся? – не отпуская стальной цепи, спросила она.
– С соседней крыши прыгнул, – честно признался Хадамаха, продолжая удерживать пойманный на лету мяч. – Что делаешь так далеко от племени и леса, Амба?
Женщина оскорбленно моргнула:
– Амба всегда со своим лесом и своим племенем, – обиженно протянула она. – Ты вот тоже – по городу, не по тайге бегаешь, медвежонок!
– Зачем тогда неладное в городе творишь, зачем племя позоришь, жрицу убиваешь? Откуда Огненный мяч взяла?
– Никого я не позорю! Не лез бы ты не в свое дело, косолапый! – рыкнула женщина.
Натянутая между ними цепь судорожно дернулась – женщина лихо крутанулась, пытаясь опрокинуть Хадамаху вместе с мячом на крышу. Хадамаха прыгнул вперед, не давая ей сбить себя с ног, и дернул цепь на себя. Вцепившаяся в конец цепи Амба пролетела над крышей, приземлилась на четвереньки…
Брошенная цепь хлестнула Хадамаху по ногам. Перед ним, яростно дергая длинным гибким хвостом, стояла черно-рыжая тигрица.
– Ар-р-гх! – оскалив клыки, тигрица перескочила через валяющиеся у лап ошметки жреческой рубахи.
Хадамаха перехватил мяч за цепь, другой рукой судорожно сдирая с себя куртку.
Амба прыгнула – шипастый мяч ударил ей в ухо. Тигрица шарахнулась… Брошенная Хадамахой куртка залепила ей морду. Сдавленно рыча, черно-рыжая кошка мотнула башкой, отбрасывая куртку в сторону. Припадая брюхом ко льду крыши, стелющимся шагом двинулась к Хадамахе. Желтые глазищи насмешливо щурились.
Ду-дуф-ду-дуф-ду-дуф! – со скоростью сыплющего стрелами боевого лука каменный мяч замолотил по площадке. Амба завизжала от боли, отчаянно заметалась, пытаясь увернуться. Черно-рыжей иглой скользнув между ударами, распласталась в длинном прыжке. Мяч пронесся в воздухе, норовя сбить тигрицу влет. Таежная кошка гибко извернулась, пропуская каменное ядро мимо себя, и с ревом рухнула на грудь мальчишке.
Кривые когти завязли в плотной черной шерсти. Ребра тигрицы будто стальным обручем стиснуло. Бешено рыча, на скользкой ледяной крыше сцепились громадная кошка и молодой черный медведь.
Амба попыталась впиться клыками в горло. Медведь прижал голову к груди, закрывая шею. Амба немедленно вцепилась ему в ухо. Рев боли вырвался из груди зверя, но медведь только усилил хватку. Тигрица почти по-человечески застонала, медведю показалось, что он слышит хруст ее костей.
– Пу-с-с-ти-р-р, – невнятное слово с хрипом продавилось сквозь не приспособленное для речи горло, широкая морда тигрицы скомкалась складками.
Медведь ощерился в желтозубом оскале, обдавая тигрицу жаром из пасти. Это ж совсем худо должно быть, чтоб попробовать заговорить в другом облике! И он только сильнее стиснул лапы. Убить не убьет, но заломает наглую кошку как следует, чтоб не думала, что если город, а не тайга, можно на Мапа хвост задирать. А уж потом приведет в человеческий вид и порасспросит как положено, откуда в ее каменном мяче Рыжий огонь и что это у нее со жрицами такое непонятное выходит…
Позвоночник тигрицы начал выгибаться назад. Таежная кошка замолотила лапами, пытаясь располосовать плотную шкуру медведя…
Тугой, как плеть, черный вихрь пронесся над крышами. Медведю показалось, что его с маху шарахнули дубиной по носу – такой оглушительной силы смрад ударил в раздутые ноздри. Воняло алой гарью тысячи пожарищ, поднимающимся из-под земли Рыжим пламенем чэк-наев. Еще пахло кровью, человеческой кровью, замешанной на обессиливающем страхе и боли. И немытыми старухами. Будто его сунули головой в тюк с Днями не стиранными старушечьими лохмотьями. Из глаз медведя разом хлынули слезы, он судорожно замотал головой… Тигрица люто рванулась. Перекувыркнулась, как кошка, которую пнул ногой хозяин, и распласталась на льду крыши. Черный, похожий на воронку вихрь метнулся к лежащей в беспамятстве Демаан. Вздыбился над беспомощной верховной и всосался внутрь держащей Демаан скульптуры. Ледяная фигура пошла тонкими трещинами, мгновенно наполняющимися клубящейся злой чернотой. Ледяной зверь взорвался, осыпав крышу мелкой колючей крошкой. Бесчувственная Демаан тряпичным тюком упала на лед. Рядом с Демаан ляпнулась толстая жрица. Ухватила верховную за ее тряпки и рывком вздернула в воздух.
