Владислав Крапивин - Алые перья стрел
— Ну, мы после этих слов подумали, что он стреляться будет, — рассказывал Антон. — Мы к нему кинулись, а он захохотал, зубами скрипнул и выплюнул на стол стекло. Маленькие такие осколочки. Глаза вытаращил и упал. Помер.
— Цианистый калий, факт, — сказал Лешка, — миндалем запахло, да?
Антон без особого дружелюбия покосился на Лешку.
— Лезешь ты, Вершинин, поперек старших. Залишне грамотный. Насчет калия эксперт раньше тебя сказал. А в смысле миндаля меня и майор спрашивал, но я такой взрывчатки сроду не нюхал. Динамит на язык пробовал и даже этот тринитро… солидол… или как там, Сонюшка, учила ты нас в отряде?
— Толуол, — тихо сказала Соня.
— Вот. А миндаль… При чем тут миндаль, Вершинин, когда этот гад действительно чуть нас всех не обвел вокруг пальца. Хлопцы двое суток сидят в засаде и, выходит, пустое место караулят.
— Куда же вы глядели? — вздохнула Соня.
— Туда. Нам этот Дубовик когда рассказал о бункере? В субботу ночью. А пани Шпилевская еще накануне побывала у этого Хорунжего и передала ему совет своего супруга прятать валюту. Тот никакого понедельника дожидаться не стал, а сразу же очистил тайные закрома, упаковал сокровища в обычную базарную сумку и немедленно снарядил Шпилевскую в путь-дорогу. В Вильнюс, будто бы к родственникам. А там предполагалось передать золото и все прочее бандитскому руководству.
— Смылась? — запаниковал Лешка.
— Почти. Наши хлопцы в дом-то не входили, чтобы подозрений не вызывать, и женщин выпускали из него свободно. Пошла и пошла пани с сумочкой на базар.
На наше счастье, оказалась она не очень расторопной бабой. Михась и узрел ее. На перроне.
— Михась?! — в один голос сказали Соня и Лешка.
— Ну да. А чего вы удивились? Он же где-то за путями там живет. Фактически он и сгреб ее. Сейчас он в больнице. Кастетом ему попало…
Соня охнула. У Лешки, по обыкновению, открылся рот.
9Когда Михась отделился от Лешки и заботливой Сони, готовившей ему судьбу воспитанника детдома, он машинально направился к своему старому жилью. Надо было пройти через вокзальную площадь, пересечь пути, подлезая под товарные вагоны, а там близко хибарка старухи нищенки. Нет, в детдом он не поедет. Свобода дороже. Он будет работать. И уже без фокусов. Или попросится в ремесленное. Это все-таки почти самостоятельность.
Стукаясь затылком о буфера, Михась нырял под третий состав товарняка, когда справа заметил под соседним вагоном две человеческие фигуры. Они или что-то ели из корзины, или что-то делили. И шептались.
Беспризорники? Да нет, вроде взрослые. Причем одна явно тетка. Они не заметили Михася, потому что довольно громко переругивались. Женский голос показался Михасю знакомым. Михась прилег между рельсами.
— Четверо часов, не меньше. И чтобы желтенькие. Иначе не повезу. Самому риск, потому что в мое купе тоже заглядывают, когда проверяют документы. И браслетик в довесок. У меня… хе-хе… тоже дамочка есть знакомая.
Пани Шпилевскую Михась узнал по ругани. Ругалась она всегда вдохновенно, это он не раз слышал в их доме. Сейчас она старалась понижать голос, но жадность была сильнее осторожности. Наконец парочка договорилась.
— Вот ключ от вагона, им же откроете купе. Как увидите, что цепляют маневровый к составу, сразу забирайтесь и запирайтесь изнутри. Предупреждаю: если сцапает милиционер или кондуктор, я вас в вагон не сажал и вообще впервые вижу. Выкручивайтесь сами. Попробуете на меня капнуть — супругу вашему в лесу не поздоровится. Ну… приятно оставаться!
Михась понял — гадов надо ловить. Своими силами? Немыслимо. Нужна помощь, а ближе, чем на перроне, ее не найдешь. Перрон с дежурным милиционером — в десяти шагах, но добраться туда непросто. Надо делать это бесшумно и быстро.
Михась начал выбираться из-под вагона и зацепился карманом брезентовых штанов за какой-то кран. Раздался громкий треск. Михась рванулся и, уже не думая о тишине, выскочил на междупутье. От здания вокзала Михася теперь отделял только эшелон закрытых наглухо теплушек. Михась прикинул издалека, под какой вагон удобнее нырнуть, и тут же услыхал за собой тяжелый топот и прерывистое дыхание.
— Э-эй, — закричал Михась, подбегая к эшелону. — Ловите бандитов! Под вагонами!
Он упал в ту же секунду, сбитый тяжким ударом.
С визгом отскочила роликовая дверь ближайшей теплушки, в белых нательных рубахах из вагона выскочили солдаты и ринулись на бандита.
Ничего этого Михась уже не видел и не слышал…
10— Почему — «Мосты»? — хмуро спросил Лешка, увидев за окном вагона станционную вывеску.
Соня прикрыла глаза. «Слава богу, заговорил! Два часа молчал…»
— Наверное, потому, что здесь два моста через Неман. Излучина. Есть хочешь?
Есть Лешка не мог. Он думал о том, что где-то в больнице в эти минуты проснулся Михась Дубовик, слабый, беспомощный и одинокий. АЛешку увезли. И никто к Михасю в больницу не придет. Легко так жить, а?
— Сейчас, наверное, Антон уже у Михася в больнице, — сказала Соня.
Лешка воззрился на нее. Что она — умеет мысли читать? И потом — почему Антон? На кой нужен сейчас Михасю капитан милиции?
Эту фразу Лешка произнес вслух.
Соня вздохнула.
— Ты же, Лешенька, ничего не знаешь. Голуб усыновил Михася.
Разумеется, у Лешки открылся рот.
— Чего сделал?
— Откровенно говоря, даже я не ждала от Антона такой… прыти. Ну, мы подъезжаем. Через час будем в райцентре. Соскучился по брату?
Они сошли на разъезде, где стоял один-единственный домик.
Сразу же за ним белая от пересохшего песка проселочная дорога упиралась в стену векового соснового бора.
— Это — пуща? — спросил Лешка.
— Она самая. Партизанская колыбель и — «Смерть оккупантам!».
— А где же этот… райцентр?
— За лесом, две версты.
Лешка нес Сонину полевую сумку, а она легко помахивала объемистым портфелем. В нем лежала пара Лешкиного белья, Митина тенниска и какие-то вещи женского обихода. Предполагалось пробыть в районе не меньше недели.
Откуда у Сони взялись его майки и трусы, а также рубашка брата, Лешка как-то не подумал. Между тем Соня могла кое-что рассказать о своем визите на квартиру Вершининых. Фелиция Францевна наотрез отказалась выдать белье квартирантов: «Пани меня принимает за дуру? Они мне кругом должны, сами сбежали, а вас подослали за вещами. Пусть пани даже не надеется. Только через суд. Я ему покажу, как в ковры стрелять».
У Сони не было ни минуты свободного времени. Она попросту отодвинула хозяйку в сторону, вытащила из-под кровати чемодан и стала отбирать белье.
— Это грабеж! — завопила Фефе. — Вы… вы какая-то партизанка.
— Именно, — спокойно ответила Соня, укладывая вещи в портфель.
— Вы такая же нахалка, как и сам пан Вершинин! — продолжала верещать Фелиция Францевна.
Соня застегнула портфель, обняла хозяйку за талию и перегнула ее через колено.
— Это тебе за нахалку! Это — за Диму Вершинина! Это — за все остальное!
Она трижды хлопнула ее портфелем ниже поясницы и ушла. Фелиция Францевна была настолько потрясена совершенным над ней насилием, что не издала ни звука. Она так и осталась сидеть на полу с открытым ртом, ошеломленно потряхивая белесыми кудряшками.
Сейчас Соня громко смеялась, вспомнив вытаращенные глаза квартирной хозяйки.
Соне весело становилось в лесу. Она входила в него, как входят в хорошо знакомый и любимый дом. Пусть в нем бывали не только радости, но и горе — он все равно любимый. Она запела их партизанскую:
Ой, березы да сосны,
Партизанские сестры…
— Окопы! — заорал Лешка и помчался с дороги к небольшим холмикам среди рыжих сосен.
Да, это были остатки окопов неглубокого профиля. За год они потеряли четкость и на дне их выросла крапива.
Осыпавшиеся песчаные брустверы были направлены в сторону железной дороги.
Лешка самозабвенно лазил по ячейкам для стрельбы лежа и с колена, обжигал до волдырей руки крапивой, копаясь в хвое и песке на дне окопов. Меньше чем через пять минут он был обладателем пригоршни зеленых гильз, заплесневелого махорочного кисета и ржавого автоматного затвора. Забыв о Соне, он уселся на сосновые шишки и стал сочинять…
Кисет принадлежал, конечно, молодому бойцу-сибиряку. У него кончались патроны. Чтобы сосредоточиться и стрелять наверняка, он закурил, но тут фрицевская пуля раздробила его автомат и ранила бойца. Кисет выпал, товарищи оттащили раненого в тыл…
— Здесь вел бой партизанский заслон, — сказала Соня Курцевич. — Каратели высадили из эшелона целый батальон эсэсовцев. Хотели прорваться в село на помощь окруженным полицаям. Им нельзя было дать соединиться.
