Наталья Суханова - В пещерах мурозавра
Выбравшись в более просторный тоннель, где можно было выпрямиться, Нюня задумалась, куда идти дальше, где искать своих.
— Фи-ма-а! — крикнула она, хотя и знала, что ее крик той «толщины», от которой муравьи настораживаются. Все равно она не могла оставаться одна в этом бесконечном подземелье. — Бабуленька-а! Дя-дя Лю-у-да-а!
Из-за поворота вынесся здоровенный муравей и затормозил в нескольких шагах от только что кричавшей Нюни. В первый раз за все время Нюня не на шутку струсила — руки и ноги у нее вспотели и обмякли. И тут мимо скользнул ее мураш, коснулся своими маленькими антенками антенн муравья, и тот, изогнув голову, раскрыл рот, чтобы сглотнуть сладкую каплю, которой угощал его малыш. Потом большой муравей повернул обратно и побежал по каким-то своим взрослым муравьиным делам.
Нюня снова приободрилась.
— Дядя Люда! — крикнула она еще раз, надеясь, что если на ее голос выскочит опять какой-нибудь муравей, малыш сумеет отвлечь его сладкой каплей. — Ти-ха-я-аа!
И вдруг за поворотом появилось пятнышко розового света. Пятнышко росло и приближалось. На стену тоннеля упала длинная безобразная тень.
— Дядя Люда! — крикнула изо всех сил Нюня и, чуть не выбив фонарик, свалилась в его объятия.
Глава 32
Феномены
Никогда, наверное, за свою довольно долгую жизнь, полную потерь, огорчений и радостей, не ликовал так Людвиг Иванович, как в тот момент, когда в конце тоннеля раздался Нюнин счастливый вопль и появилась она сама, а следом смешной мураш, который почему-то трясся.
Держа Нюню в объятиях, дядя Люда смотрел поверх ее головы на это странное явление.
— Он что, с тобой, Нюня?
— Да перестань же! — прикрикнула Нюня на муравья и похлопала его по боку.
— Э, да он меченый! — присвистнул дядя Люда. — На нем меловая метка!
— Ме-етка?! — протянула в крайнем удивлении Нюня и только сейчас, при свете, увидела, что то, что казалось ей белым пятнышком, было меловой меткой «ФФ».
— Так-так, он видел Фиму!
— Ой, и правда! Мурашик, милый, скажи, скажи, где Фима? Скажи своей Нюне!
Но мураш попятился и исчез.
— А бабушка Матильда? Вы нашли ее? — стремительно обернулась к Людвигу Ивановичу Нюня.
Тот развел руками и поник головой. Тихая, появившись следом, проворчала:
— Не надо было в муравейнике вонять своими духами.
Нюня только сверкнула на нее глазами, но ничего не сказала.
— А ты? Ты потеряла ее, Нюня?
— Я потеряла ее, потому что потеряла сознание, — с достоинством сказала Нюня. — Но вы не волнуйтесь, — вдруг улыбнулась она. — Я почему-то верю, что мы всех найдем. Мне кажется, муравейник хотя и очень большой, но мы уже не заблудимся. Я теперь чуточку научилась в нем разбираться.
— Кстати, Нюня! — воскликнул Людвиг Иванович. — У тебя ведь не было фонарика! Как же ты продвигалась?
— Не знаю! — удивилась и Нюня. — Я почему-то видела.
— То есть как? В темноте?
— Ну да. Не то чтобы очень хорошо, но видела.
— Подожди, девочка, ты что, феномен? Это же очень-очень редкие люди, один на сто миллионов, видят в темноте.
— Но ведь совсем темно никогда не бывает!
— Невероятно! — сказал Людвиг Иванович и тут же спохватился: — Подожди, ты же голодная?
Нюня покачала головой:
— Я была на огороде… а может быть, в ягоднике… вернее, в теплице…
— Что-о?
— Там конфеты растут.
У бабушки Тихой зашевелился нос.
— Да вот… — И Нюня запустила руку в карман.
Не успела она вынуть сладкий шар, как его выхватила Тихая. Нюня покачала головой и протянула такой же Людвигу Ивановичу.
— Ешьте, — сказала она щедро. — Я знаю, где еще взять.
Но Людвиг Иванович внимательно смотрел на мураша, который опять прибежал и крутился возле Нюни.
— А ну-ка, девочка, побеседуй со своим Фефе — я попытаюсь определить, насколько свежая на нем метка.
Дядя Люда долго разглядывал, нюхал и даже лизнул палец, которым попробовал меловые буквы на боку мураша.
— Метка совсем недавняя, — торжественно объявил он.
— Мы их найдем! Мы их найдем! — закричала девочка и даже запела: — «Ат зары да зары, ат темна-а да темна…»
— И лучше это сделать до темна, — отвечая на свои мысли, отозвался Людвиг Иванович. — Кто знает, сколько времени мы можем выдерживать это необычное состояние… Но где искать Матильду Васильевну? Как не разминуться с Фимкой? Достаточно ли уже знаем мы муравейник, чтобы продумать следственные версии?
— Тихая! Бабушка Тихая исчезла!
— Ну, это, как твой мураш, — нахмурился Людвиг Иванович. — Она исчезает и появляется и каждый раз успевает где-то полакомиться. Она тоже какой-то феномен. Не скажу, что она видит в темноте. Но что она по-муравьиному чует съестное — это уж точно.
Не успели они пройти и одного коридора, как в самом деле появилась Тихая. Она отирала рот и выглядела очень довольной.
— Ну как так можно?! — устало сказал Людвиг Иванович. — Где вы были на этот раз?
— В коровнике.
— Что-о? Та — в огороде, эта — в коровнике. Можно подумать, мы попали не к муравьям, а в многоотраслевой совхоз. Что ж за коровы в том коровнике?
— Обнаковенные. Муравьиные. Маленькие, как бидоны. Только их и доить не надо — сами молоком стреляются. Да сла-аденьким.
— Ну, дела, да вы были, наверное, у тлей!
— Скажете тоже — уши вянуть! Тля — ждреть, а ета — доится!
— Так и есть — тли. Их даже называют муравьиными коровами. Вы их щекотали чем-нибудь?
— А как же ж? — И Тихая приподняла антенну.
Весело прищурившись, посмотрела она на Людвига Ивановича и Нюню и вдруг, вытащив из своих юбок, протянула им фляжку.
«Нет, все-таки люди меняются», — подумала мудро Нюня и первая хлебнула из фляжки. Тлиное молочко было приторно-сладким, но отдавало чем-то горьковато-душистым.
— Полынь! — догадалась Нюня.
— Очень интересно! — сказал Людвиг Иванович. — Вспомните — растет у нас полынь где-нибудь возле дома?
— Растет! По-над нашей и Фиминой стеной! — выпалила Нюня.
— Ну вот, еще один ориентир, еще один возможный выход! Тихая, вы могли бы снова найти ваш коровник?
— Конешное дело!
— Вы уверены? А как вы найдете?
— Обнаковенно — носом.
— Слушайте, да вы обе феномены! — сказал почтительно Людвиг Иванович.
— Захочешь поисть, так станешь хвени-мени. Не было б у тебя хвонаря, и ты бы хвени-меном стал.
— А вы погасите, погасите! — подхватила Нюня.
Людвиг Иванович послушался, погасил фонарик, сделал несколько шагов и хлопнулся. Нюня уже смеялась, а Тихая ворчала — словно обе они увидели, что Людвиг Иванович падает еще до того, как он зажег свет.
Падая, Людвиг Иванович выронил расческу, пробегавший мимо муравей тут же ее подхватил, но бабушка Тихая стукнула муравья по дыхальцу, отобрала расческу, а вместо нее пихнула на секунду притормозившему муравью какой-то клок.
— Вы обращаетесь с ними, как с домашней скотиной!
— А хто ж оне и есть?! — невозмутимо ответила Тихая. — Домашняя и есть. И тут же, походя, опять сунула какой-то мусор пробегавшему муравью.
— Они что, едят мусор? — заинтересовался Людвиг Иванович.
— Не дураки, чай! Мусорное ведерко у них во рту имеется. Оне не то что некоторые неряхи, которые только и знають, што духами вонять, — оне мусор весь, как есь, подбирають. Вот и до Ныки добрались!
Нюня сжала кулачки и, кажется, готова была броситься на Тихую, но Людвиг Иванович крикнул:
— Эврика!
И, прихрамывая, сплясал какой-то танец.
Глава 33
В «арестной яме»
Впрочем, вначале у них ничего не получалось, хотя Людвиг Иванович повыбрал из карманов все, что там было лишнего. Дядя Люда швырял какую-нибудь вещь, пробегавший муравей подхватывал ее и отправлял в ротовую сумку, которая служит у них, как верно заметила бабушка Тихая, чем-то вроде мусорного ведра, тут же дядя Люда кидал сплетенное из паутины лассо, но, увы, бросок пропадал впустую. Муравьи носились как сумасшедшие. Нюня так и сказала, поглядев на них:
— Что ли, они с ума посходили?
Делали муравьи все то же, что и прежде: тащили кто еду, кто мусор, кто муравьиные яички, но если раньше они казались автомобилями, то теперь были прямо-таки как ракеты. Останавливались буквально на секунду, быстро ощупывали друг друга усиками, кормили друг друга, подхватывали мусор и убегали. Убегали прежде, чем дядя Люда успевал набросить лассо. Даже чистились они теперь ужасно быстро и тут же срывались с места. Да и стало муравьев словно бы вдвое-втрое больше.
— Что ли, они с ума посходили? — повторила жалобно Нюня.
— Да нет, — сказал, подумав, дядя Люда. — Просто, наверное, времени уже многовато, утро в разгаре, а чем ближе день, тем быстрее бегают и работают муравьи.
