Юрий Томин - А, Б, В, Г, Д и другие…
— А вы не боитесь последствий? Если все одновременно, так сказать, прозреют… Взрыв эмоций населения целой планеты… Это, пожалуй, опасно.
— Надо попробовать. От порядка мы уже устали. Установление абсолютного порядка и абсолютной равноценности приведет нас к гибели — это доказано. Отсутствие трудностей вовсе не поддерживает жизнь, оно убивает ее.
— Значит, вам нужны беспорядки… — задумчиво сказал Алексей Палыч. — Ну что ж, тут мы бы могли вам помочь. Кое-что у нас есть: бездельники, жулики, пьяницы, просто хулиганы… Почему вам не пригласить к себе сотню-другую? Из добровольцев, конечно.
— Они будут уничтожены порядком. Нужна одновременность. И потом, нам нужны эмоции, а не хулиганы.
— Я пошутил.
— Я поняла. Вы не обижаетесь, что мне не смешно?
— Мне тоже не смешно, — сказал Алексей Палыч. — Но что же мне остается делать? Вы представляете целую планету, я — сам себя. Вы заботитесь о спасении цивилизации, я — о судьбе нескольких детей. Кстати, при чем тут дети? Почему вы выбрали их для наблюдений?
— Выбирала не я. Считается, что детей легче исследовать.
— Почему?
— Они более открыты, чем взрослые.
— Есть взрослые прозрачнее стекла…
— Да, — согласилась Лжедмитриевна, — такие, например, как вы. Но таких мало.
— Гм… — сказал Алексей Палыч, не зная, считать это комплиментом или оскорблением. Решив пропустить мимо ушей космическую оценку своей личности, он продолжал: — И есть дети скрытные, осторожные. Но откуда вы набрались этой премудрости?
— Я здесь не первая.
Наступило молчание. Лягушки угомонились, только одна продолжала ворковать приглушенным голосом. Возможно, ее головастики никак не могли заснуть и она их убаюкивала.
— У вас лягушки есть? — спросил Алексей Палыч.
— Были. Когда началось упорядочение планеты, они исчезли. Так же как и другие животные.
— Как же вы обходитесь без животных? — изумился Алексей Палыч. — Ведь они часть природы.
— Все началось с уничтожения микробов… Потом потянулась цепочка… Если удастся разрушить порядок, животных придется восстанавливать снова. Но где мы возьмем исходных?
— Лягушек мы вам с Борисом наловим, — предложил Алексей Палыч. — Давайте только прекратим поход и вернемся.
— Я не могу отдать приказ прекратить поход. Ребята не согласятся ни с того ни с сего. Не могу же я сказать: так хочет Алексей Палыч.
— Но есть какой-то примерный срок?
— Ориентировочный срок две недели. Если, конечно, критическая ситуация не возникнет до этого.
— Критическая ситуация — это обязательно?
— Желательно.
— Не хотите ли вы сами ее создать?
— Теперь, пожалуй, нет.
— Что значит «теперь»?
Лжедмитриевна промолчала.
— Слушайте, — сказал Алексей Палыч, — вы исследуете земную модель. Но ведете вы себя совсем не по-земному. Наш руководитель принял бы все меры для того, чтобы не было никаких критических ситуаций. В этом его главная задача как руководителя. Вы можете гарантировать, что с ними ничего не случится?
— Теперь могу.
— Вы во второй раз говорите «теперь». Разве что-то изменилось?
И на этот раз Лжедмитриевна промолчала.
— Тогда вот что, — заявил Алексей Палыч. — Я хочу вас предупредить. И ТЕХ, кто нас сейчас слышит. Я собираюсь применить силу. Мне не нравятся эти самые ситуации. Мы с Борисом вас просто свяжем и заставим ребят свернуть по первой встречной дороге. Мне еще не приходилось выкручивать руки женщинам, тем более — инопланетным, но я уже к этому готов.
Лжедмитриевна выслушала эту речь совершенно спокойно.
— Не думайте, что я так уж беззащитна, — сказала она.
— Лучи с неба? — саркастически спросил Алексей Палыч.
— Нет. То, что я не умею плавать, — просчет. Об этом забыли потому, что у нас вода под землей. Но кое-что я умею.
— Например, терять нужные карты, — подсказал Алексей Палыч.
«Намека» Лжедмитриевна не поняла или не захотела понять.
— Хорошо, — сказала она, поднимаясь, — вы можете столкнуть этот плот в воду?
— Какое отношение… — начал было Алексей Палыч, но его прервали.
— Никакого. Это к вопросу о моей беззащитности.
Алексей Палыч с сомнением посмотрел на плот, вытащенный на берег наполовину. Затаскивали его всей компанией. Внутренний голос говорил ему, что попытка бессмысленна. Тот же голос, с противоречивостью, свойственной всем внутренним голосам, советовал попробовать.
Алексей Палыч зачем-то откашлялся. Затем зашел с кормы, присел на корточки и просунул ладони под веревки. Резкий рывок. Резкая боль в кистях. Ближайшая лягушка тихонько хихикнула.
«Нужно постепенно, — подумал Алексей Палыч. — Резкий рывок увеличивает инерцию».
Поехали постепенно. И дело как будто пошло. Наметилось какое-то движение вверх. Поддавался плот, совершенно очевидно поддавался! Если раньше коленки Алексея Палыча были на уровне верхних бревен, то теперь они переместились к нижним. Соревнование было почти уже выиграно, но в спине что-то хрустнуло, и Алексей Палыч выпрямился. Почувствовав в ногах некоторое стеснение, он глянул вниз и обнаружил, что голени ноги до половины ушли в мокрый песок. Алексей Палыч не учел принципа относительности движения и не заметил, что перемещался не плот, а он сам.
Песок неохотно выпустил ноги, промокшие сегодня уже во второй раз.
Лжедмитриевна, бесстрастно наблюдавшая за этой борьбой, подошла к плоту. Она легко приподняла край, столкнула плот в воду и тут же вытащила обратно.
— Не так уж просто будет меня связать, — сказала она.
— Я вижу, — согласился Алексей Палыч. — Я забыл, что вы кандидат в мастера спорта. Случайно, не по штанге?
Но сарказмы отлетали от «мадам», как шарики от ракетки.
— Алексей Палыч, — сказала она, — не нужно меня связывать. Вы только поставите себя в неловкое положение. Дело не в том, кто кого сильнее. Хотите, я даже не буду сопротивляться? Но посудите сами — группа идет в поход с руководителем, которого она хорошо знает…
— Очень хорошо… — язвительно заметил Алексей Палыч, присаживаясь на колоду, развязывая шнурки и стаскивая кеды.
— Так ребята, во всяком случае, думают. По дороге к ним присоединяются двое незнакомых. Они пытаются помешать походу и нападают на руководителя. Да еще хотят заставить куда-то свернуть и нарушить девиз. На чьей стороне будут ребята? Или их вы тоже будете связывать?
— Отстаньте вы от меня! — сказал Алексей Палыч, вытряхивая песок из обуви.
— Мне кажется, я объяснила логично.
— И рационально, а также разумно, — заметил Алексей Палыч, стаскивая промокшие носки. Несмотря на теплую воду, песок был холодным, и песчинки неприятно терли озябшую кожу.
Лжедмитриевна, словно Алексей Палыч был ей что-то должен, снова присела рядом с ним и спросила как ни в чем не бывало:
— Алексей Палыч, мне кажется, что вы сейчас сердитесь. Скажите, что вы при этом испытываете? Это неприятное состояние?
— Я не кролик! Нечего меня исследовать! — заявил Алексей Палыч. — Да и вообще — зачем вы пришли на берег? Я вас не звал.
— Я хотела вас успокоить.
— Вам же нужны эмоции…
— Мне кажется, что вы испытываете сейчас неприятное состояние. Это отрицательная эмоция? Как сделать ее положительной?
— С чего это вы вдруг стали обо мне беспокоиться?
— Мне кажется, что я должна это сделать.
— У нас есть поговорка: если кажется — перекрестись.
— Это как?
Алексей Палыч показал. Лжедмитриевна повторила.
— Помогло? — спросила она.
Алексей Палыч, хоть и продолжал потихоньку кипеть, не мог не улыбнуться.
— Помогло! — обрадовалась Лжедмитриевна.
— Идемте спать, — сказал Алексей Палыч.
Когда Алексей Палыч вернулся на стоянку, небо над головой уже начало заметно светлеть. Понимая, что сегодня вряд ли удастся заснуть, он все же залез в чехол и начал елозить ногами, пытаясь согреть одну ступню о другую.
ПЕРЕПРАВА
Утром разбудил всех Веник.
Он носился между палатками и лаял негодующе, с подвыванием, словно жаловался. Собрав достаточное количество зрителей, он храбро отбежал метров на двадцать от стоянки и взвыл.
Весь этот гнев был обращен против лосихи. Она стояла неподалеку от палаток, нюхала воздух и спокойно слушала собачью ругань. А Веник бушевал. Чувства, самые разнообразные, в нем не умещались: он побаивался крупного зверя, но притворялся хр-р-рабрецом; ему одновременно хотелось и броситься в атаку и укрыться за хозяйскими спинами. Но главным чувством, которое им сейчас владело, была ревность. Больше всего Веник боялся, чтобы хозяева не приняли этого зверя в свою компанию: он прекрасно понимал, сколько каши может съесть такое чудовище.
