Владислав Крапивин - Гуси-гуси, га-га-га…
— О чем сказка-то? — спросил Корнелий.
— Да та… про гусей. — Антон смутился. — Я уж сто раз ее рассказывал, а они опять: расскажи да расскажи…
— Ну и давай, раз просят. Я тоже послушаю, можно?
— Ага, — торопливо сказала Тышка, — Антон, давай дальше.
— Ладно… — Глядя поверх голов, Антон заговорил вполголоса и ровно, привычно: — …Тогда он стал забираться на эту самую высокую гору… Сперва был на склонах дремучий лес, заросли, колючки, травы ядовитые. Всю одежду маленький рыбак изодрал, сам исцарапался, изжалился, но добрался до голых скал, до каменных осыпей… Вот он дальше карабкается. А там еще страшнее: не туда ногу поставишь — камень срывается, а за ним целая тысяча. Все башмаки маленький рыбак изорвал, все ноги изранил, но боли даже не чувствует, лезет выше, выше… И наконец уже такая высота началась, где лед между скал и ветер такой, что вот-вот сдует в пропасть. Жестокий ветер, как тысяча стальных щеток. Весь лед и даже все камни вычистил до блеска. Все кругом сверкает, и небо над маленьким рыбаком синее-синее, но холод просто нестерпимый. Тут и в шубе закоченеешь, а маленький рыбак-то в лохмотьях… И остановиться нельзя, потому что, как остановишься да спрячешься от ветра, теплее делается, а это опасное тепло, в сон уводит, уснешь и не проснешься.
— Я один раз зимой так тоже. Давно… — вдруг тихо сказал Ножик. На него посмотрели без досады, но с просьбой: помолчи, дай послушать. Видно, это воспоминание Ножика слышали не впервые. Впрочем, и сказку тоже…
— …И вот наконец вершина. Острая, ледяная, еле-еле можно удержаться. Но тут ветер будто пожалел маленького рыбака, поутих. А тот смотрит: с юга летит стая, двенадцать белых гусей. Успел, значит!
Кот и Чижик на тумбочке дружно вздохнули.
— Тогда маленький рыбак вытянул руки и закричал:
«Гуси-гуси, не летите мимо, опуститесь ко мне! Я вас очень прошу!»
Он громко-громко закричал это над горами. И гуси повернули к нему. И стали кружиться. А маленький рыбак встал коленями на лед и просит:
«Гуси-гуси, не бросайте меня, возьмите с собой на луга!»
Старый гусь с серебряным кольцом на лапе гогочет:
«Не возьмем на луга! Зачем ты запутал наши волшебные сети? Зачем дразнил старую гусыню?»
А маленький рыбак:
«Я же не знал, что это ваши сети! Не знал, что волшебные!.. А гусыня меня первая клюнула, вот я и рассердился. Я больше не буду… Гуси-гуси, ну простите меня, пожалуйста!»
«Ладно, — говорит старый гусь, — мы тебя прощаем. Но взять с собой не можем…»
Тут маленький рыбак заплакал:
«Тогда сбросьте меня крыльями с этой самой высокой горы, чтобы я разбился. Пускай уж если я умру, то хотя бы там, где тепло, на траве умру… Сбросьте, а то я прыгнуть боюсь».
Гуси зашумели, загоготали, а самый младший, первогодок, говорит:
«Гуси-гуси, давайте пожалеем мальчика. Он ведь все равно что гусенок без стаи, пропадет один. Давайте возьмем его на луга».
Опять они зашумели, заспорили, наконец старый гусь сказал:
«Мы тебя можем взять, но только если будешь кормить нас в полете. Ты наши сети перепутал, мы рыбы не поели, нам без пищи до лугов тебя не донести, сил не хватит…»
Маленький рыбак говорит:
«Буду кормить!»
А сам думает: «Как-нибудь долетим».
Гуси слетали в лес, нащипали веток, сплели клювами не то корзину, не то гнездо большущее, посадили в него маленького рыбака и понесли. Над горами, над лесами… Час летят, два летят. Шестеро корзину несут, шестеро просто так, рядом. А потом меняются… Вот сменились десятый раз, и один гусь вдруг закричал:
«Есть хочу, сейчас упаду!»
Испугался маленький рыбак, не знает, что делать. А гусь опять кричит:
«Падаю!..»
Маленький рыбак заплакал, собрал силы, оторвал от ноги кусок мяса, бросил гусю в клюв… Не бойтесь, это не так уж больно было, ноги-то все равно отмороженные… Ну, больно, конечно, да терпеть можно… А тут другой гусь кричит:
«Есть хочу!»
Оторвал маленький рыбак кусок от другой ноги… А в это время третий гусь закричал…
Вот так летят они, кормит маленький рыбак гусей самим собой, плачет и думает: «Скорее бы долететь, хоть одним глазком на луга поглядеть, а то ведь умру и не увижу…»
И вот опустились они на берегу синего озера, в котором белые облака плавают, отражаются. Обступили гуси корзину, загоготали испуганно, крыльями захлопали: почему маленький рыбак голову уронил, почему в крови? А как поняли — всполошились еще пуще! Выплюнули мясо, приложили к ранам на ногах, на руках, а старый гусь раны заклеил волшебной слюной. Потом окунули они в озеро крылья, обрызгали маленького рыбака, тот и очнулся…
Смотрит — слева синяя вода, справа — до самого края земли высокая трава с цветами и густые рощи среди лугов, будто острова. А между рощ, над травою, там и тут белые дома с красными крышами стоят, а от домов идут люди. Мужчина идет и женщина и девочка с мальчиком. Волосы у них желтые, глаза синие, а лица добрые. А впереди рыжая собака бежит, хвостом машет. Глаза у собаки золотистые, язык розовый, и она будто смеется. Гуси тут как закричат:
«Люди-люди, га-га-га! Мы вам мальчика принесли с дальней стороны!» И улетели.
Маленький рыбак стоит и не знает, что делать. Собака подбежала, стала теплым языком последние ранки на нем зализывать.
А девочка спрашивает:
«Ты чей?»
Он говорит:
«Ничей, сам по себе. Меня гуси принесли…»
Женщина говорит:
«Хочешь с нами жить? Я буду твоя мама…»
Он как побежит, как обнимет ее…
Мужчина говорит:
«Я буду твой отец».
Мальчик говорит:
«Я буду твой брат».
А девочка:
«Я буду твоя сестра».
А собака ничего не говорит, только хвостом машет, но и так все понятно…
Вот и вся сказка…
Они с минуту сидели неслышно, не возились, не шептались. Потом потихоньку завздыхали, зашевелились.
Чижик осторожно сказал с тумбочки:
— Нет, это не все. Еще сказка про луга, как там люди живут… Антон, расскажи.
— Про луга — это уже не сказка, — строго возразил за спиной Корнелия Илья.
А неуклюжий Дюка завозился и вздохнул:
— Про гусей — это сочинительство, а про луга — по правде.
Они все опять зашептались, запереглядывались. Старшие девочки — Дина и Лючка — встретились глазами с Корнелием и отчужденно потупились. Он почувствовал себя гостем, которому деликатно намекают, что пора заканчивать визит.
Конечно! У них свой мир, свои тайны, своя сказка, которая, кажется, стала чуть ли не религией. Сказка-надежда про волшебную страну, куда можно бежать из постылой тюрьмы…
Он хотел встать, но Тата вцепилась в локоть. Надо же!..
Антон вдруг сказал, глядя прямо в лицо Корнелию:
— Чего ж рассказывать сказки про луга. Вот если бы найти человека… — Он словно принимал Корнелия в равноправные собеседники. — Гусей, конечно, по правде не бывает, а вот люди, которые умеют уводить, они есть…
— Уводить на Луга? — прямо спросил Корнелий.
— Ага… — выдохнул Антон.
А Лючка, обнявшись с Диной, мечтательно объяснила:
— Это дальняя страна такая. Может, даже другая планета… Там все без индексов живут, и если кто-то сирота, ему сразу говорят: «Иди жить к нам». И луга кругом зеленые-зеленые… Только бы знать, как уйти…
— Антон, расскажи про Вика, — попросил Ножик.
— Сколько можно про одно и то же…
— А ты Корнелию… господину Корнелию расскажи.
— Ну, ладно. — Антон опять быстро глянул Корнелию в зрачки. — В той школе, где я раньше жил, в Суме, три года назад… там привезли одного. Вик его звали. Он был тогда такой, как я сейчас… Он говорил, что может уйти. На Луга… Через зеркала… Мы сперва не верили, а он вот что делал. Два зеркала берет и ставит их вот так… — Антон сдвинул прямые ладони под углом. — Примеряет, примеряет… А потом берет железный шарик и между зеркальцами — раз! С размаху! Мы думаем, осколки будут. А ничего, даже звону нет. И шарика нет. Нигде… Вик говорит: «Он уже там». Где? А он: «В дальнем краю, на зеленых лугах…» Тогда я про Луга и услыхал первый раз… Вы не слыхали… господин Корнелий?
Корнелий молча покачал головой. Антон опустил глаза — недоверчиво и недовольно.
— А дальше что? — нетерпеливо сказал Ножик.
— А дальше… Он говорит: «Уйдем вместе». Хотел нас научить, да не успел. Кто-то настучал, за ним пришли… Он тогда встал в коридоре, там с одной стороны зеркало такое, от пола до потолка, а с другой — стеклянная дверь. Он дверь-то дернул, она встала к зеркалу углом. Он в эту щель отшатнулся — и все. Нет его… Бегали, искали, всех допрашивали. Потом школу расформировали, она большая была… Неужели вы про такое дело не слышали, господин Корнелий?
— Откуда же…
— Но вы же воспитатель.
— Я не настоящий воспитатель. Я просто вам еще не рассказывал.
— А мы догадались, — прошептал робкий, вечно виноватый Гурик.
— О чем? — вздрогнул Корнелий.
— Что не настоящий.
«Мне бы, как вам, бежать на Луга, да тоже не знаю дороги», — чуть не сказал Корнелий. Но очередной приступ изнуряющего уныния накрыл его. Корнелий с трудом встал.
