Владислав Крапивин - Струна и люстра
— Сейчас… — Май, все так же, на четвереньках, добрался до пластмассового ведра, достал оттуда серебристую коробочку (похоже, что мобильник с фотоаппаратом). И начал ползать вокруг своей постройки, прицеливаясь крохотным объективом и щелкая кнопкой. Потом выпрямился, встал над собором, как тонконогий Гулливер. Сообщил:
— Вас я тоже снял. Вместе с «Кафедраль де ла мар. На память… — И вдруг спохватился, смутился даже: — Если ты, Грин, не против. А то я сотру.
Я замотал головой: не стирай! Это ведь здорово, что я останусь на снимках у Светы и Мая. Поглядят потом и вспомнят встретившегося на берегу Грина. Получится, что я опять с ними.
— Теперь давай, мы снимем тебя, — сказала Света. — Зодчий и его творение.
— Давай! — Май протянул ей аппарат. А мне стало хорошо от того, что она сказала «мы». То есть она и я.
Света нацелилась, пощелкала. После этого мы, сдвинувшись головами, поразглядывали на откидном дисплее готовые снимки. Я там был совсем рядом со Светой, мы сидели у «Кафедраль де ла мар», почти касаясь плечами. Жаль, что у меня не будет такой карточки…
В это время коробочка дрогнула и заиграла музыку про тореадора. Май прижал аппарат к уху.
— Да, это я… Сейчас спрошу… — И повернулся к сестре. — Мама спрашивает: наше затяжное отсутствие — это сознательная голодовка или обычное разгильдяйство?
— Обычное, — сказала Света.
— Мама, это обычное! — радостно закричал в аппарат Май. — Не надо, мы хорошие! Почти образцовые дети… Нет, где те образцовые, мы не знаем, шастают отдельно… Сейчас идем!
— Скажи, что втроем, — вмешалась Света.
— Мама, мы придем втроем! Один мальчик… Ну, какой-какой! Как мы! Зовут Грин… — он помолчал и глянул на меня. — Мама спрашивает: Грин любит картофельные котлеты с грибным соусом?
Мне бы поупрямиться хотя бы ради приличия: мол, что вы, я не хочу, неудобно как-то… Но я, обалделый и размякший, опять заболтал головой, на этот раз утвердительно: да, очень люблю (хотя не помнил, когда такие котлеты пробовал).
Май сунул мобильник в ведро, а оттуда вытащил белую майку, натянул. Я тоже надел свою, тоже белую и пока что чистую. Со вздохом развернул проклятый казенный комбинезон. Май удивился:
— Зачем тебе этот скафандр? Толкай его сюда!.. — Он ловко свернул и погрузил в ведро все мое имущество. Даже ботинки. А следом затолкал туда и свои кроссовки. Света поглядела на нас и отправила в ведро свои пластмассовые босоножки.
Я не спорил. Если у здешних ребят принято гулять вот так, по-летнему, значит, и я могу. Мне хотелось быть как они. Пусть на короткое время, но стать «своим».
Мы двинулись было к откосу, но меня зацарапало беспокойство. Я не удержался, спросил Мая:
— А ты не боишься, что с ним что-нибудь случится? С собором…
— А что? Дождя пока не обещают.
— Ну… а если разломает кто-нибудь?
— Кто? — удивился Май.
Однако Света поддержала меня.
— Май, в самом деле! Начерти границу. Чтобы не подходили вплотную, когда будут смотреть.
Май не спорил. Подобрал щепку, обвел вокруг собора по песку широкий круг. Рядом с этой линией нарисовал с десяток больших восклицательных знаков.
— Ну вот…
«И это — всё?» — чуть не вырвалось у меня. Но я смолчал. Им, жителям города Инска, виднее…
Стали подниматься по извилистой тропинке. Всякие кусачие сорняки иногда цапали за ноги, но я делал вид, что не чувствую. Потому что Света и Май не обращали на укусы внимания. Света двигалась впереди, я за ней, Май за мной.
Он вдруг сказал мне в спину:
— Грин, а как ты попал в наши края? Ты ведь не из Инска…
— Из… издалека. Я Свете уже говорил.
Она оглянулась:
— Грин, ты только чуть-чуть говорил…
Я ничего не хотел скрывать от этих ребят. Вернее, просто не мог. В общем, опять — как дверцы… И я стал говорить опять. Тропинка была длинная, откосы высокие, шли мы не быстро, и я успел рассказать про себя многое. Без больших подробностей, но по порядку. Только про пистолет не упомянул — чтобы не подумали, будто я какой-то уголовник. И отцовского письма не стал касаться, и про ампулу, конечно, не сказал. Чтобы они за меня не тревожились без пользы и чтобы не сглазить задуманное (вот посоветуюсь в газете, узнаю, не помогут ли, и уж тогда…) Объяснил что в спецшколу попал за побег из детдома, а в Горнозабойский интернат меня направили сам не знаю почему…
— Велели собираться, посадили в вагон. Лишних вопросов задавать не положено…
— Свинство какое, — сказала Света. — Грин, ты к ним не возвращайся, раз вырвался…
Эх, если бы я мог!
Дальнейшие события побежали, как в кино. Это когда проходит всего час, а в него вмещается множество времени, дел и встреч.
…Дом, куда мы пришли, стоял в глубине просторного зеленого двора, за украшенными резьбой воротами. Был этот дом деревянный, обширный, с фигурными столбами у трехступенчатого крыльца.
На крыльце нас встретила мама Светы и Мая. Большущая, с высокой черной прической, цыганскими серьгами и крепкими руками. Грозная. То, что грозность эта — лишь на первый взгляд, я понял через полминуты.
— Явились красавцы! — заявила она, подбоченясь. — Умываться и за стол!.. А ты, значит, Грин? Прекрасно. А я тетя Маруся… Не известно ли кому-нибудь из вас, где болтаются еще два юных охламона?
— Приблизительно известно, — сообщила Света. — Они ищут шары. Грета обещала им, что запишет в отряд, если найдут хоть один… Только не велела соваться на болото.
— Хорошо, что не велела… Ну, марш к умывальнику…
Умывальник был на дворе. Этакая труба с несколькими кранами. Мы умылись, дурачась и брызгая друг в друга (надо же, я совсем осмелел!).
Потом уселись мы за длинный, покрытый зеленой клеенкой стол в широкой комнате, где со стен улыбались деревянные маски, качали медный маятник старые настенные часы, в углах стояли высоченные фикусы, а между окон подымались к потолку книжные стеллажи (вот добраться бы!).
Появилась высокая девушка с веселым лицом, с длинной косой. На руках она держала годовалого малыша. Тот дергал девушку за косу и выговаривал неразборчивые слова.
— Это наша старшая, Любаша, — сказала тетя Маруся. — А это самый младший, Евгений… Перестань безобразничать, Евгений, поздоровайся с мальчиком.
Евгений жизнерадостно гукнул, оставил Любашину косу и жестом полководца поднял сжатую в кулачок руку.
— Мальчика зовут Грин, — сообщила ему Света. — Евгений скажи: «Привет, Грин».
— Гы! — сказал Евгений. За него поздоровалась Любаша (запросто так, будто знакомы давным-давно):
— Привет, Грин… А где юные следопыты?
— Знать бы, — отозвалась тетя Маруся. — Вот придут, я им задам…
— А папа придет? — спросила Света.
Тетя Маруся досадливо качнула серьгами:
— Ну да, нашего папу дождешься. По-моему, они собрались там ночевать…
Май (он сидел со мной рядом) сказал мне в полголоса:
— Папа резчик по дереву. Их бригада сейчас устанавливает новый иконостас в Михаило-Архангельской церкви. Они торопятся, чтобы успеть к Троице…
«Троица», — это праздник такой», — сообразил я.
Из синего с золотом фаянсового горшка тетя Маруся всем разлила по тарелкам борщ. С таким обалденным запахом! Я вдруг почувствовал, что оголодал. И начал работать ложкой без стесненья, только старался не фыркать и не чавкать… Потом были поджаристые котлеты из картошки, политые чем-то невероятно вкусным (ах да, грибным соусом!).
Тетя Маруся сказала:
— Любушка, принеси компот…
Любаша отдала Свете Евгения (который никак не хотел слезать с рук) и вышла из комнаты. В это время снаружи послышались частые шаги, хлопанье дверей и веселая перекличка.
— Толь-Поли явились, — с удовольствием сообщила Света. — Уж компот-то они не пропустят.
Зеленые «Толь-Поли» возникли в широком дверном проеме. Я заморгал от изумления.
А впрочем… не от такого уж изумления. Где-то глубоко внутри у меня с утра сидело ожидание, что я еще встречу этих пацанят. Хотя, конечно, чтобы вот такое совпадение…
«Толь-Поли»… «Тополята»… — шевельнулась внутри у меня усмешка.
Они сразу увидели меня. И… кажется тоже не очень удивились. Толя коротко возгласил:
— Ура!
Девочка (видимо, Поля) деловито спросила:
— Ты к нам насовсем?
На секунду возникло молчание. Но тетя Маруся тут же его прогнала:
— Не лезьте к мальчику с вопросами, не мешайте обедать. Мойте руки и за стол!.. Не надо бы кормить прогульщиков, да уж ладно, на первый раз…
— Ага, «на первый», — сказала Любаша, которая принесла стеклянный жбан с компотом. Толь-Поли, радостно оглянувшись на меня, ускакали.
— Вы что, знакомы? — спросил меня Май.
— Утром виделись на пристани. Вместе ели разбитый арбуз… — Я теперь себя чувствовал как и вправду среди старых знакомых.
