Исса Плиев - Через Гоби и Хинган
Разделив укрепрайон на участки наблюдения, разведчики нанесли на карту его огневую систему. Были выявлены все артиллерийские и пулеметные дзоты и доты и в основном все оборонительные заграждения и препятствия.
В полдень, в самый разгар боя, монгольские разведчики, укрывшиеся со стереотрубой за пирамидой из камней, заметили человека, ползущего в нашу сторону. Время от времени из дзота раздавались короткие очереди, и тогда человек прижимался к земле. Улучив момент, когда пулемет замолчал, человек вскочил и опрометью пробежал несколько десятков метров, отделявших его от каменной пирамиды.
Тут он и попал прямо в руки монгольских наблюдателей.
– Моя ваша есть… – лепетал японский солдат на ломаном русском языке. – Японии офисер сепная пса, парапойца…
Цирики ничего не поняли и повели промокшего до нитки перебежчика к командиру роты. Затем японца доставили к начальнику разведки 27-й бригады В. И. Салаурову.
Фудзикава, так звали перебежчика, рассказал, что когда-то жил на Сахалине, и поэтому кое-что понимает по-русски. В последнее время он служил денщиком у начальника опорного пункта – известного самодура и пьяницы. Офицер издевался над своим денщиком и часто без всякой причины избивал, называя его не иначе как старой собакой.
Фудзикава показал нашим солдатам два прохода между минными полями и более безопасный путь к траншее, которая вела к трем дотам с тыла.
Перебежчику предложили мяса и хлеба. От мяса он решительно отказался, но, когда увидел связку сушеной рыбы и котелок рисовой каши, сразу просиял.
Итак, если верить перебежчику, ключ к центральному узлу сопротивления был в наших руках. Штурмовые группы имели возможность ворваться в траншею и захватить два-три дота. А затем, словно пройдя главный шлюз, поток штурмующих воинов хлынет во все каналы укрепрайона. [93]
Несмотря на проливной дождь, весь следующий день штурмовые группы продолжали энергичные бои. Они смело атаковали дзоты, блокировали и уничтожали их, брали пленных.
7-я бронебригада с приданным ей 3-м артполком МНА находились у развилки дорог, в районе Сяогунгоу, на левом фланге главных сил калганского направления, и действовали против центрального узла обороны укрепрайона.
Надо сразу сказать, что 7-я бронебригада Нянтайсурэна и 27-я мехбригада Дорожинского стремительно ввели в бой все свои силы и средства при двухэшелонном построении боевого порядка. В условиях, когда общая оперативная обстановка предвещала неизбежное поражение противника в самые короткие сроки, это решение было правильным. Правильным было и то, что бригады не бросались на штурм очертя голову. Проникая в укрепрайон, они блокировали и уничтожали один за другим доты или дзоты, разрушая таким образом систему обороны. Вот некоторые тактические эпизоды боевых действий за Калганский укрепрайон.
Часов в девять японцы обстреляли боевые порядки бригады пулеметным и артиллерийским огнем. На помощь монгольским друзьям пришли советские артиллеристы и минометчики. Завязалась сильная артиллерийская перестрелка. Через два часа на левом открытом фланге монгольских частей началось передвижение небольших групп японцев из числа полевого заполнения. Они пытались окружить подразделение офицера Даминжава. Командир батальона майор Сосор направил на выручку Даминжаве роту старшего лейтенанта Жигжтда. Совершив обходный маневр, цирики под прикрытием огня советской артиллерии смело атаковали японцев во фланг. Те бросились в свои укрытия, но спастись удалось далеко не всем. Много вражеских солдат полегло в «равнине смерти».
Связной Уртнасан, задумав подобрать оружие убитых, пополз к японским позициям. По нему открыли огонь. И тут пулеметчик Дампил, старший лейтенант Уланху и старшина Дудэ, наблюдавшие за Уртнасаном, заметили в противотанковом рву японца, стрелявшего из маузера. Они подползли ко рву и захватили японца. [94]
Пленный, оказался офицером и дал потом важные показания.
Поступили данные о потерях. Ранен майор Гойкдон, смертью героя пал связист боец Жанчив, убит водитель броневика Чулубат.
В Монгольской Народной Армии существует традиция – весть о гибели товарищей передавать по боевым порядкам.
Узнав о смерти боевых друзей, цирики бросили клич: «Отомстить врагу!» Поддержанные огнем артиллерии советских частей, они стремительно ринулись вперед, и, преодолев противотанковый ров, закрепились перед оборонительными позициями врага.
Цирики ждали сигнала в атаку. Верили: еще бросок – и траншея будет взята.
Но тут японцы выбросили белый флаг. Начались витиеватые переговоры. Огонь был прекращен.
Ошеломляющие налеты штурмовых групп на опорные пункты во многом предопределили исход боя за укрепрайон. Противник был морально подавлен, его заставили задуматься о бесполезности дальнейшего сопротивления. И тем не менее японцы всячески оттягивали капитуляцию…
В тот день поисковая группа 3-го мотострелкового полка подобрала вымпел – короткую палку, обмотанную листом пергамента. На пергаменте по-русски было написано:
«Взявшие этот листок, немедленно передайте вашему командованию.
По приказу нашего верховного командования японские армии прекратят военные действия. Если ваши войска насильно будут наступать на нас, то мы, против нашего истинного желания, окажем сопротивление для самозащиты.
Японские армии пошлют своего парламентера – представителя с белым флагом – около 12 километров на юг от Чжанбэя, то есть перед нашим укрепленным районом.
Просим послать с вашей стороны парламентера (военного ответственного представителя) и вести переговоры с нами». [95]
Не прошло и получаса, как вымпел доставили Салаурову, а затем командиру бригады.
Комбриг немедленно доложил о письме мне.
– Парламентер не появлялся? – поинтересовался я.
– Пока нет.
– А вы заметили, что в записке не указано время высылки японского парламентера?
– Да, час не указан, – подтвердил Дорожинский.
– По-моему, это плохо скрытая уловка, – предположил я. – Начальство укрепрайона пытается выиграть время, чтобы подбросить резервы из Калгана… Вот что, полковник. Вызовите японского парламентера на нейтральную зону и вручите ультиматум. Пусть немедленно складывают оружие.
Для вызова парламентера было решено использовать перебежчика Фудзикава. Тот охотно согласился доставить записку в японскую траншею. На всякий случай его одели в форму цирика Монгольской Народной Армии.
Надо сказать, Фудзикава честно выполнил поручение. Вскоре после его возвращения в нейтральную зону вышел невысокий сутулый юноша, младший офицер. Получив ультиматум, он, не читая его, тут же вручил нашему парламентеру заранее подготовленный ответ.
Это было послание некоего майора Накагава. Вот что написал переводчик под диктовку предприимчивого офицера.
«Господину начальнику.
Покорнейшая просьба начальнику еще раз!
Наш господин майор просит подождать еще два дня, минимум. После двух дней мы будем слушать Вас, что Вы сейчас сказали. Японская армия никогда и нигде не будет сопротивляться против Вас, если Вы не наступите.
Господин майор еще просит, чтобы Ваши солдаты не вступали в наш укрепленный район, потому что наши солдаты будут стрелять по ошибке для самозащиты.
Японский воинский дух очень высок. Японцы всегда честны, мы не будем сказать ложности.
В конце еще раз покорнейше прошу подождать два дня.
Слова майора 1-го фронта.
Подпись господина майора – Накагава». [96]
Итак, все сомнения отпали. Командование укрепрайона действительно стремилось выиграть время, чтобы подбросить свежие силы из бэйпинской группировки.
А у нас не было ни времени, ни желания заниматься полной лукавства «восточной дипломатией». Получив боевое донесение от калганской группы, я отдал приказ: «С рассветом начать решительный штурм!»
День штурма Калганского укрепленного района оказался как бы на стыке двух этапов операции на забайкальско-маньчжурском стратегическом направлении. 18 августа Квантунская армия была отрезана от ее крупнейших резервов в Северном Китае. Войска Забайкальского фронта выполнили свою ближайшую задачу.
Стремительный рейд советско-монгольских войск по суровой пустыне Гоби и переход через труднодоступные горы Большого Хингана привели в изумление стратегов Запада. Ведь они пророчили, что борьба Советской Армии с Японией будет носить затяжной характер. Американский военный обозреватель Хэнсон Болдуин заявлял, например, что «такие трудности и расстояние быстро преодолеть невозможно». То же самое утверждал и английский обозреватель генерал-лейтенант Мартин: «Менее чем за шесть месяцев на серьезный успех Советской Армии рассчитывать не приходится». А бывший тогда премьер-министром Англии Уинстон Черчилль вообще считал, что для разгрома Квантунской армии советским войскам понадобится не менее года.
