Жаклин Уэст - Книга секретов
– Мортон? – тихо позвала Олив, прижав губы к двери. – Мортон, я знаю, ты меня слышишь. Я тебе кое-что принесла.
И, сказав это, Олив тут же осознала, что хуже слов и придумать было нельзя. Уж чему Мортон еще долгое время не будет рад, так это сюрпризам от Олив.
Дверь не открылась. Дом Мортона, казалось, объявил ей бойкот.
Олив вынула черно-белую фотографию семьи Нивенс из кармана и, нагнувшись, осторожно просунула ее в узкую щель под дверью.
Олив долго стояла на крыльце в тишине, глядя на дверь. Затем та медленно и со скрипом отворилась, и высунулась маленькая белая фигурка Мортона.
– Я думал, ты хочешь меня удивить еще одними родителями, – сказал он.
Олив показала на пустое крыльцо.
– Не-а. Никаких родителей. Я закончила экспериментировать с красками Олдоса.
Мортон повис на дверной ручке, медленно раскачиваясь туда-сюда. Его всклокоченные белые волосы тоже раскачивались, они были похожи на одуванчик, который никак не сдуть.
– Эти коты знают, что ты натворила?
– Что значит «эти коты»? – переспросила Олив. – Ты же знаешь, как их зовут.
Мортон пожал плечами и продолжил раскачиваться.
– Нет, – призналась Олив. – Ну… Горацио знает. Он был вне себя. И забрал краски и бумаги.
Мортон прищурился.
– Мистер Фитцрой говорит, – начал он, раскачиваясь еще быстрее, – он говорит… что, может статься, в глубине души они пекутся не о нашем благе. – Мортон проговорил это быстро и монотонно, как выученное наизусть.
– Мистер Фитцрой их совсем не знает, – возразила Олив и встала руки в боки. – Я же сказала твоим соседям, что котам они могут доверять.
Мортон прекратил качаться и уставился на босые ноги Олив.
– Ну… тебе они тоже на самом деле не доверяют.
Олив открыла рот, но не произнесла ни слова. Соседи знали, что она солгала им о том, что будет держать бумаги в безопасности. Соседи знали, что она использовала краски. Она их самих тоже использовала, злоупотребив их помощью и помощью Мортона, чтобы сделать что-то, что никому не помогло. Они ей не доверяли. Но она не была уверена, что вправе их за это винить.
Мортон посмотрел Олив за спину.
– Спорим, я лучше держу равновесие на перилах, чем ты, – вдруг сказал он, пробежав по крыльцу и забравшись на перила.
– Спорим, ты лучше, – сразу согласилась Олив.
Но Мортон все равно решил доказать это делом. Он несколько раз прошелся туда-сюда, растопырив костлявые ручонки, и только однажды свалился в кусты. Когда он закончил, Олив вежливо похлопала.
– Я рада, что ты еще тут, Мортон, – сказала она, когда Мортон спрыгнул с перил.
Мортон нахмурился.
– Я имею в виду, я не рада, что ты тут застрял, я просто… – Олив вздохнула и помолчала. – Помнишь Резерфорда, который живет через два дома? Вы встречались, когда Люсинда прятала у себя Аннабель, – Олив плюхнулась на ступени крыльца. – Он уезжает. Будет ходить в пафосную школу в Швеции, там у него родители проводят исследования, а я так и застряну в шестом классе совсем одна. – Олив щелчком сбила со ступеньки дубовый лист и пронаблюдала, как тот вспорхнул на прежнее место. – Спорим, что ему просто было любопытно узнать что-то про особняк. Спорим, он вообще никогда не хотел со мной взаправду дружить.
Мортон присел рядом и натянул рубашку до самых пальцев ног.
– Может, он просто скучает по своим родителям, – сказал он.
Олив пнула крышечку от желудя. Секундой спустя та уже вернулась на место, словно никто ее и не касался.
– Ты обещал остаться тут еще на три месяца, не забывай, – тихо сказала она. – Мы заключили сделку.
– Три месяца без трех дней, – поправил Мортон.
Минуту они молчали. Олив наклонилась вперед, опершись подбородком на руки. То же самое сделал и Мортон. Оба смотрели на безмолвные дома на другой стороне улицы.
– Хочешь пойти потанцевать на балу? – наконец спросила Олив.
– Не очень, – сказал Мортон.
– А с Балтусом поиграть?
Мортон пожал плечами.
– Можем обследовать новую картину. На другом конце холла есть несколько, в которых…
– Все в порядке, – перебил Мортон. – Я, наверное, просто тут посижу.
Олив медленно поднялась на ноги.
– Ладно, – сказала она, глядя на его белую всклокоченную макушку. – Я очень скоро снова тебя навещу.
Макушка едва заметно кивнула.
Олив подождала еще минуту, а потом развернулась и перешла через лужайку на безлюдную улицу.
Она уже прошла пустое место, где стоял бы каменный особняк, если бы Олдос его нарисовал, и плелась по очередной тихой лужайке, когда кто-то произнес:
– Добрый вечер, мисс Олив.
Олив подскочила. Старичок с бородой – мистер Фитцрой, вспомнила она, – шагал к ней сквозь туман. Он одарил ее улыбкой, наполовину скрытой в жестких завитках бороды.
Олив попыталась улыбнуться в ответ.
– Здравствуйте, – пробормотала она.
– Я вас тут недавно видел, – сказал старик. – Вы вели этих двух… – он замялся, словно подбирая слово, – людей вверх по улице.
– Ах, – нервно отозвалась Олив. – Да, – она вдруг почувствовала, что вот-вот расплачется, и сглотнула. – Я просто… – начала она, – я просто пыталась сделать родителей Мортона, – Олив пожала плечами, глядя себе под ноги. – Но все пошло не так. И я от всего избавилась. От красок, от записей и от всего остального.
Старик пристально разглядывал ее какое-то время, а потом кивнул.
– Пойду-ка я проведаю мальчика. Может, поживу с ним какое-то время.
– Спасибо, – сказала Олив. Она взглянула в нарисованные голубые глаза. – У вас нет никаких догадок по поводу того, что же могло случиться с настоящими родителями Мортона?
Старик медленно, грустно вздохнул, отчего его усы дрогнули.
– Прошло много времени, – произнес он наконец. – Очень много. И когда ничего нового, чтобы запоминать, больше не происходит… – он сделал паузу и обвел рукой сонную улицу, укрытую пологом вечных сумерек, – память выключается, – мистер Фитцрой покачал головой. – Я не помню, когда они пропали: до того, как коты заманили меня сюда, или после. Не помню, когда видел их в последний раз. Но я помню, что они были хорошие люди. Действительно хорошие. – Его нарисованные голубые глаза сделались слегка мечтательными. – Мэри так умела посмотреть, что хочешь – не хочешь, а выложишь ей всю правду. Даже если вовсе не собирался, – старик усмехнулся. – Разговаривать с ней, если ты собирался что-то скрыть, было рискованно. Может, поэтому Старик так ее и ненавидел. Он не мог ей лгать.
– Мэри? – еле слышным шепотом повторила Олив. – Ее так звали?
Старик поднял кустистые брови.
– Ну как вам это понравится! Я что-то да и вспомнил. Мэри Нивенс. Да, точно. Мэри и… Гарольд. – Брови поднялись еще выше. Старик просиял.
Олив просияла в ответ.
– Мэри и Гарольд.
Все еще улыбаясь, мистер Фитцрой повернул к дому Мортона. Олив пошла в другую сторону, утирая слезы рукавом, но тоже улыбаясь до ушей.
На следующий день, оставив Мортону на пустом крыльце колоду карт и пазл с картинкой разобранного пазла, Олив отправилась на поиски остальных не предавших ее друзей.
Но коты, судя по всему, не желали, чтобы их нашли. Олив на цыпочках обошла первый этаж, проверяя все темные места под мебелью, пока в библиотеке мистер и миссис Данвуди радостным дуэтом стучали по клавиатурам своих компьютеров. Горацио и след простыл. Она спустилась в подвал и несколько долгих, холодных минут провела, глядя на опустевший пост Леопольда, страстно желая, чтобы тот вышел к ней из туннеля. Леопольд не вышел.
Когда ноги у нее уже слишком замерзли, чтобы ждать дальше, Олив поднялась на второй этаж. С каждой новой пустой комнатой и зияющим дверным проемом ее одиночество росло. К тому времени, как она осмотрела последнюю лишенную гостей гостевую спальню, Олив чувствовала себя такой же пустой, как пуст был сам дом. Волоча ноги, она вернулась в свою спальню и прижалась лбом к прохладной оконной раме, глядя вниз, на двор. Далеко внизу виднелись спутанные ветви сада, засыпанная и спрятанная дыра, разваливающийся сарайчик… и – прямо в посаженных в линию кустах сирени – мальчик с растрепанными каштановыми волосами и желтым драконом на футболке.
Сердце Олив невольно подпрыгнуло.
Словно почувствовав на себе ее взгляд, Резерфорд тоже подпрыгнул, и толстая книжка, которую он читал, свалилась с его колен прямо на землю. Он призывно замахал обеими руками. Его губы шевелились – к счастью, медленней, чем обычно, иначе Олив не смогла бы прочитать по ним то, что он говорил. «Выходи! – звал Резерфорд. – Выходи!»
Олив ненадолго застыла, стиснув пальцами подоконник. А потом задернула шторы.
Она прошагала по коридору второго этажа – прочь от своей комнаты, прочь от двора и прочь от стоявшего там Резерфорда – завернула в розовую спальню, надела очки и влезла в картину, за которой находился чердак.
