Андрей Салов - Нафаня
Меняя, как и прежде, облик и место пребывания, меняя сказку за сказкой, я продолжал жить дальше. Но только без Нафани. Признаюсь честно, мне даже стало чуточку грустно, ибо, утратив его, я утратил то единственное, что вызывало воспоминания о прошлом.
Однажды я оказался в Лукоморье, где познакомился с говорящим котом, который умел не только рассказывать сказки, но и мыслить. И этот кот оказал мне неоценимую услугу, вернул утерянный душевный покой.
— Найди Нафаню, — сказал он, — и ты покинешь мир сказок, где ты чужой.
И я последовал мудрому совету. Я искал Нафаню повсюду. В морях-океанах, в густых непроходимых лесах, на вершинах скалистых гор, в шумных сказочных городах. Это был волшебный мир, и брошенная в воду бутылка могла оказаться где угодно. Но все-таки она оказалась в море!
Я прошел вдоль и поперек сказочные земли, но Нафани нигде не было.
…Возле самого синего моря стояла старая покосившаяся хибара, вблизи которой сушились на солнце сети. Я привычно снял их с крючьев и забросил в море, словно только этим и занимался всю жизнь. Я был в новой сказке и жил жизнью персонажа.
Выждав, я принялся вытягивать снасти обратно под крики и проклятия вышедшей на крыльцо вечно недовольной старухи-супруги. Я тянул сеть в надежде поймать золотую рыбку и попросить у нее, перво-наперво, целое корыто взамен старого, растрескавшегося. А может, лучше вместо корыта, не слушая брань старухи, попросить владычицу морей вернуть мне Нафаню!?
Сеть потихоньку выбиралась на берег, и в самом конце ее определенно что-то было. Нет, это была не золотая и ни какая-нибудь другая диковинная рыбка, это была бутыль бледно-зеленого цвета.
— Нафаня, — прошептал я, откупоривая бутылку, и… в тот же миг понял, что сижу в старой пыльной кладовке, в доме у бабки, держа в руках невесть как попавшую ко мне книжицу, открытую на этой кульминационной сцене.
Вокруг было разбросано еще множество самых разных книг, коробка с которыми и свалилась мне на голову, оставив на память о себе внушительную шишку.
Водворив коробку на место и подобрав рассыпанные по полу монеты, я подошел к сундуку и слегка приоткрыл крышку. И тотчас же в образовавшуюся щель шмыгнуло серое существо и проворно скрылось в углу кладовки.
«Интересно, — подумал я, — как сюда ухитрилась забраться мышь? А может это вовсе и не мышь!?»
Конкурс нечистых
Вторично со сказкой я столкнулся на исходе лета. Встреча произошла, как и в прошлый раз, на деревне у бабушки.
Признаться честно, ехать к ней я не собирался, а о тех странствиях, что случились со мной в прошлый приезд. Но не поехать я не мог. Бабка написала в письме, что серьезно больна и мое присутствие у нее просто необходимо.
Каким-то образом я сразу почувствовал, что дело не в бабкиной болезни, а в чем-то другом. Как показало время, я оказался прав. Бабуля и в самом деле немножко прихворала, но это была обычная для ее возраста хворь. В ее движениях, словах, жестах сквозила какая-то недосказанность, и я напрямик спросил бабку о цели моего приглашения.
И она поведала мне о своей печали. Пошла вот уже вторая неделя, как исчез Нафаня, неизвестно куда и зачем, и старушка опасалась всерьез, уж не случилось ли с ним худого.
Ее просьба сводилась к следующему: мне необходимо пойти по указанной ею дороге и там, куда она меня приведет, поискать, поспрашивать про Нафаню, тем более что я единственный, кроме нее, человек, кто знает его.
Бабкина просьба привела меня в легкое недоумение. По правде говоря, я начал серьезно сомневаться в существовании Нафани, — смешного маленького домового, и давнишняя с ним история казалась далеким и нелепым сном. Но обижать бабулю отказом не хотелось. Наскоро перекусив, я направился по указанному пути…
Дорога петляла по лесу в направлении деревушки Н., и я не сомневался, что она приведет меня прямиком к дому какой-нибудь древней, как и моя бабка, старухи.
Возле здоровенного, лежащего впереди камня дорога раздваивалась, превращаясь в две захудалые тропки. Выбирать из них не пришлось, дорога сама распорядилась, куда мне идти. Не дойдя до развилки нескольких шагов, я провалился в пустоту. В глазах потемнело. На краткий миг. Я не успел толком испугаться, как вновь увидел свет, и понял, что нахожусь в совершенно ином месте. Удивления не было. Я узнал это место. Я был в сказке.
Прямо передо мной находился здоровенный валун с выбитыми на нем словами и стрелками-указателями. Как и положено в сказке, от него отходило три тропки-дорожки. Я выбрал дорогу, ведущую в тридевятое царство, и зашагал по ней в поисках Нафани.
Дорога привела к берегу озера, где я встретил первого сказочного жителя тридевятого царства. Им оказался работник Балда. Сидя возле кромки воды, он с самым унылым видом предавался созерцанию собственных грязных ногтей. Прут, которым он должен мутить воду, вызывая раздражение и досаду чертовской братии, валялся неподалеку и, по-видимому, уже давненько не пускался в ход.
Это было что-то новое. Такого во время предыдущего путешествия в сказку я не видел.
Балда оказался словоохотливым хлопцем и охотно поведал свою историю. Сидит он на берегу озера вот уже вторую неделю. Первое время он пытался, как положено, раздражать чертей и на славу замутил им воду, но на все его старания никто не реагировал. Складывалось впечатление, что озеро необитаемо, хотя он знал точно, что всегда в нем водились черти, которых он нервировал.
Я предложил Балде не томиться напрасно в ожидании, а вместе со мной отправляться на поиски. Балда согласился и, попросив его немного обождать, умчался в направлении своего жилища. Вскоре он вернулся со здоровенным мешком и мотком веревок, предназначенных для пленения чертей и последующего водворения их к месту исконного обитания.
Спустя еще минуту, насвистывая, мы отправились в путь.
Дорога пролегала через лес, местами приближаясь к бегущей через лес речушке, несмотря на позднее время, в лесу было полно мужиков и баб, собирающих хворост, ягоды и грибы.
Этого не должно было быть, и я потребовал объяснений.
Один шустрый мужичонка поведал нам свою историю.
— Прежде, — сказал он, — мы бы ни в жисть не пошли в лес в такую пору. Раньше здесь было полным-полно всякой нечисти. Были тут и водяные с русалками, и утопленники, и кикиморы. Но сейчас их не стало, и куда запропастилась вся эта нежить, — одному Богу ведомо. Исчезли даже вездесущие обитатели леса — лешаки, не кому стало пугать по ночам одиноких путников.
В этом мы убедились сами. Проплутав по лесу несколько часов, ни разу не услыхали характерного лешачьего уханья.
Мужичок с радостью составил нам компанию. Таким образом, наш небольшой отряд состоял уже из трех человек, когда мы наткнулись на ведьмину избушку, где и решили заночевать, испросив у Бабы-Яги позволения. Но чем ближе была избушка, тем сильнее крепла во мне уверенность, что спрашивать разрешения на ночлег будет не у кого. Старая ведьма наверняка там же, где и прочая нечисть. Я чувствовал, что все это неспроста и каким-то образом связано с исчезновением Нафани.
Мои опасения подтвердились. В ответ на стук дверь послушно отворилась. На пороге стоял добрый молодец, вот уже который день, тщетно ожидающий ведьминого гостеприимства.
Утром мы отправились в путь вчетвером, а когда миновали лесную полосу, наш отряд вырос до дюжины. За исключением меня, Балды и говорливого мужичка, остальная наша группа состояла исключительно из добрых молодцев, тщетно карауливших в избушках «своих» ведьм.
На выходе из леса мы столкнулись с Ильей Муромцем, который, сидя на придорожном камне, чистил меч. Весь вид его выражал величайшую обиду. А обида действительно была огромной. Соловей-разбойник после третьего бандитского посвиста исчез, и это было величайшим нарушением правил.
— Так, — жаловался Илья, — поступать нельзя. Уж теперь-то я намылю как следует разбойнику шею, едва он объявится здесь снова.
Вместе с нами Илья пересек Калинов мост. Дальнейший наш путь пролегал через просторные поля, где к нам присоединилось с полдюжины грустных богатырей, растерявших своих Змеев-Горынычей, с коими в этих краях у них назначены были схватки.
Нечисть сгинула бесследно и никто не мог с уверенностью сказать, в какой стороне она теперь обретается…
Спустя пару дней небольшой отряд добрался до древней, полуразвалившейся и погруженной в сон деревушки. Ее обитатели дрыхли, махнув рукой на дела, пришедшие в крайнее запустение. И это было неудивительно. Из деревни исчезли домовые, и некому стало понукать не шибко работящих людишек.
Но нам повезло. Из деревни ушли не все. В отдалении мы услышали тюканье топора, столь неуместное в сонном царстве. Старый домовой Трифон не подался в бега с прочей братией. Он был слишком стар и умен для того, чтобы участвовать во всяких сомнительных конкурсах. Он-то и указал нам место, где должно произойти интересующее нас действо.
