Вольфганг Хольбайн - Зеркальное время
Но самое странное в этом зеркале было то, что оно почему-то... не совсем правильно отражало предметы.
Юлиан увидел в зеркале отражение Гордона и понял, что Гордон тоже наблюдал за ним через зеркало. Может быть, уже довольно долго наблюдал. Он мельком улыбнулся Гордону и перевел взгляд на отца, который все еще препирался с полицейскими. Вернее сказать, просто сидел, предоставив своему адвокату препираться с ними.
— Не беспокойся. — Гордон подошел к Юлиану. — Все уладится. Они просто придираются к отцу, потому что не знают, что делать. В худшем случае уедем на несколько лет за границу, пока все быльем порастет. — Он обнял Юлиана и отвел в сторонку: — Идем. Мне надо с тобой поговорить.
Ничего хорошего это не предвещало. Мартин уводил его за пределы слуха полицейских. Или, может быть, отца?
— Собственно, отец собирался поговорить с тобой вчера вечером, — начал Гордон, — но я думаю, момент оказался неблагоприятным. И кроме того, ему и от агентов хватает неприятностей. Зачем еще дополнительные?
— Какие дополнительные? — не понял Юлиан.
Гордон помедлил. Видимо, то, что он собирался сказать, было ему действительно неприятно.
— Итак, мы с твоим отцом того мнения, что сейчас тебе разумнее всего будет уехать.
— То есть? — растерялся Юлиан.
— Мы хотим, чтобы ты вернулся в интернат. — Юлиан чувствовал, что Гордону было тяжело произнести это. — Если мальчишка не отыщется через день-другой, эти люди из прессы заклюют нас, как стервятники.
— Я останусь здесь! — решительно заявил Юлиан.
— И не только нас, — продолжал Гордон, не обращая внимания на его слова. — Тебя тоже. Можешь мне поверить, они не оставят тебя в покое ни на секунду. Так будет лучше. Мы уже договорились с директором интерната. — Он сунул руку в карман и достал узкий продолговатый конверт. — Вот твой билет. И карманные деньги в возмещение недополученных каникул.
Охотнее всего Юлиан разорвал бы этот конверт на мелкие кусочки. Он чувствовал себя обманутым, и мысль, что отец и Гордон хотят сделать как лучше, не утешала его.
— Я не хочу уезжать! Я останусь здесь!
— Не осложняй жизнь отцу, ему и без того сейчас хватает! — Гордон вздохнул. — Неужели ты думаешь, что ему самому хочется тебя отсылать?
— Это же наверняка твоя идея. Скажешь, нет?
Губы Гордона сжались в ниточку. Юлиан по его глазам понял, что причинил ему боль, и тут же сам пожалел о своих словах.
— Если хочешь, да, — сказал Гордон ледяным тоном. — Поезд уходит через три часа. Мы можем спорить до самого его отхода, а можем обойтись друг с другом как хотя бы полуцивилизованные люди. Выбирай, мне все равно. В любом случае через два часа я отвезу тебя на вокзал и посажу в поезд, подходит тебе это или нет.
Отец все еще был занят с полицейскими, и четверть часа драгоценного времени была потеряна на пустое ожидание, тем более что они переливали из пустого в порожнее. Наконец полицейские поднялись.
— Итак, мы договорились, — сказал старший. — Вы остаетесь в нашем распоряжении до тех пор, пока мы не получим дополнительных сведений.
— Иными словами, я не имею права покидать город, — сказал отец Юлиана. — А как же с моими выступлениями?
— А что с ними? Продолжайте выступать как обычно, за исключением этого фокуса с зеркалом, разумеется.
— Но люди приходят именно ради него! — запротестовал Гордон.
— Боюсь, на некоторое время вам придется от него отказаться, — холодно произнес полицейский. — Я могу конфисковать у вас этот прибор, если вам так хочется.
— Нет! — поспешно ответил отец Юлиана. — Я даю вам слово, что больше никого... не отправлю сквозь зеркало.
Или Юлиан ослышался, или отец оговорился? Похоже, полицейских тоже смутили эти слова, потому что некоторое время они смотрели на отца с недоумением. Юлиан отчетливо увидел, как в мыслях старшего полицейского возник вопрос и как он сам же мысленно на него ответил.
— Хорошо, — сказал он. — Я дам вам знать, как только станет известно что-нибудь новенькое.
Юлиан с отцом хоть на некоторое время остались одни.
— Мартин поговорил с тобой? — начал отец. Он казался смущенным и нервным и не поднимал на Юлиана глаза.
— Да. — Юлиан сам испугался своего отчужденного тона.
— И теперь ты зол и огорчен, — определил отец.
— Я так ждал этих каникул! Целый год ждал. Ведь ты обещал...
— Сам знаю, — перебил отец. — Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Все, что обещал, я исполню, поверь мне. Но сейчас будет лучше, если ты вернешься в интернат.
— Но почему? — взмолился Юлиан. Слезы внезапно навернулись ему на глаза. — Неужто из-за этого пропавшего мальчишки! Но ты же не имеешь к этому никакого отношения!
— И все равно так будет лучше, — настаивал отец. — Потом, когда... все это кончится, я приеду к тебе и все объясню. Ты поймешь меня, как только все узнаешь. А до тех пор я прошу тебя просто мне поверить.
Но Юлиан чувствовал, нет — знал, что здесь что-то не то. Его отец носил в себе какую-то мрачную тайну.
— Скажи мне правду, — попросил он. — Пожалуйста!
— Не сейчас. Потом. Если... мы увидимся.
Дело было решено. Примерно через час Юлиан простился с отцом и сел в двухместный спортивный автомобиль Гордона, который стоял на улице.
Дождь больше не моросил, он лил как из ведра, к тому же сильно похолодало. На улице почти не осталось прохожих, и Юлиан вспомнил о ярмарке: сегодня там не особенно прибыльный день.
Погода портилась с каждой минутой. Тучи нависли так низко, что до них, казалось, можно было дотронуться рукой. Внезапно так стемнело, что уличные фонари автоматически зажглись, а водители включили фары. Машины еле ползли по залитой дороге, и Гордон все заметнее нервничал.
Времени у них было достаточно, но Гордон любил быструю езду, и это черепашье продвижение терзало его нервы. Он барабанил пальцами по рулю, взгляд его все чаще обращался к зеркалу заднего вида, будто он выискивал возможность вырваться из ряда и обогнать всю колонну впереди. Юлиан надеялся, что такая возможность ему не представится. Своей манерой вождения Гордон уже не одного человека довел до преждевременных седин.
Юлиан оглянулся назад. Потоки дождя не позволяли рассмотреть через заднее стекло какие-нибудь подробности, но он увидел позади одиночную фару мотоцикла. В такую погоду мотоциклист на дороге — явление редкое. Может, поэтому Гордон так часто поглядывал в зеркало заднего вида?
— Я наблюдаю за этим парнем уже давно, — подтвердил Гордон предположения Юлиана. — Должно быть, он совсем лишился рассудка. Он идет за нами так плотно, что стоит мне нажать на тормоз, и он врежется в нас. Кстати, на заднем сиденье лежит кое-что для тебя.
Юлиан увидел коричневый пакет, осторожно взял его и заглянул внутрь. Там был мокрый плюшевый тролль и белый конверт. Юлиан вынул тролля и посадил его на заднее сиденье, не без злорадства отметив, как на дорогой обшивке сиденья тут же стало расползаться мокрое пятно. Конверт же засунул в карман, не вскрывая. Ему, конечно, было любопытно, что там, но он догадывался, что Гордону это еще любопытнее, и решил про себя, что распечатает конверт только в поезде.
— Этот пакет мне передал твой новый друг, — сказал Гордон.
— Франк? — переспросил Юлиан. — Он мне не друг.
— Мне тоже трудно было себе это представить, — сказал Гордон.
— Что ему было нужно?
— Это я у тебя хотел спросить, — ответил Гордон.
— Что репортерам обычно бывает нужно, — сказал Юлиан, — информацию, что же еще? И все-таки я думаю, ты в нем ошибаешься. Он показал мне свою статью насчет вчерашнего. Эта статья и впрямь не такая, как все остальные.
— Я знаю, — ответил Гордон. — Я ее читал. И это единственная причина, почему я вообще подпустил его к себе.
— Что он сказал? — снова спросил Юлиан.
— Рассказывал что-то про соглашение, которое вы с ним заключили. Пришлось мне сказать ему несколько подходящих слов, после чего он отвалил. — Заметив растерянность Юлиана, Гордон добавил: — Да не бойся, башку я ему не оторвал. И всю вину взял на себя. И все же я бы посоветовал тебе впредь обходить репортеров стороной.
Они подъехали к вокзалу, Гордон стал искать, где припарковаться. Юлиан краем глаза отметил, что мотоцикл все еще ехал за ними.
— Что это за штуковина? — спросил Гордон, кивнув в сторону тролля.
— Я его выиграл, — односложно ответил Юлиан.
— Выиграл? Такую старую игрушку? У нее такой вид, будто до тебя ее выигрывали еще человек десять.
— Мне. она нравится.
— Выкинь! — посоветовал Гордон. — Друзья в интернате засмеют.
Юлиан молча взял тролля с заднего сиденья и снова засунул его в коричневый пакет; Гордон все понял.
Гордон, по примеру других автомобилистов, приехавших до него, пренебрег знаком, запрещающим стоянку перед входом, и они вышли из машины. Юлиан испугался, почувствовав, как сильно похолодало. Ведь стояла середина лета, солнцу полагалось жарить вовсю. Мальчик втянул голову в плечи, прижал к себе пакет с троллем и побежал к входу в вокзал.
