Сара Б. Элфгрен - Огонь
— Конечно, нет, — возражает Анна-Карин.
— А ты откуда знаешь? — накидывается на нее Ида. — Если есть ведьмы и демоны, почему не быть вампирам?
— Лучше, если Николаус продолжит рассказывать все как есть, с самого начала, — говорит Линнея.
Было бы гораздо быстрее, если бы она просто прочитала его мысли. Но она обещала этого не делать.
Он кивает, подходит к деревянному стулу, стоящему рядом с Мину, и опускается на него.
— Я родился здесь, в Энгельсфорсе. Мой отец был пастором, и это означало, что я тоже должен стать священником. Когда отец умер, я наследовал его приход. Мне нравилось то, чем я занимался. Я с почтением относился к женщине, которая была моей суженой. Ее звали Хедвига. Она была одной из нас. Я имею в виду, она происходила из семьи, члены которой входили в Совет.
— Вы член Совета? — Линнея соскочила с дивана.
Если Николаус — один из этих, она немедленно уйдет отсюда и никогда больше не будет иметь с ним дела.
— Уже нет, — ответил Николаус.
Линнея пристально посмотрела на него. Врет? Она с трудом подавила желание прочесть его мысли.
— Но когда-то я был одним из самых правоверных его членов. Тогда, как и сейчас, Совет контролировал использование магической силы. Но его основной задачей было отыскивать, оберегать и обучать Избранных. Пророки предсказывали, где следует ждать их появления. Энгельсфорс был одним из таких мест. И мне поручили найти Избранника. Он должен был появиться в следующий период магической активности.
— И когда это случилось, — сказала Мину, — как вы смогли его узнать?
Николаус потупился.
— Это была моя дочь, — пробормотал он.
Линнее показалось, что она ослышалась.
— Ваша дочь? — переспросила она.
— Матильда. Она была нашим третьим ребенком. Два первых родились мертвыми. Мы души не чаяли в Матильде. Она была умной, с сильным характером. И Хедвига, и я были ведьмами от природы, и скоро выяснилось, что у Матильды тоже есть магический дар. Но в полной мере ее силы раскрылись, когда ей исполнилось пятнадцать. Мы боялись выпускать ее из дому, потому что у нее были видения и она могла творить чудеса. Однажды она вызвала ливень у себя в спальне. Мы не могли допустить, чтобы нечто подобное произошло прилюдно. В те времена люди боялись ведьм.
Линнея посмотрела на Николауса и попыталась представить его отцом семейства, священником, живущим в семнадцатом веке. К ее удивлению, это получилось легко, без напряжения.
— Однажды мы нашли Матильду за забором усадьбы, замерзшую и грязную. Она бредила, говорила что-то про кроваво-красную луну, про лес, где она ходила и увидела свою судьбу. Мы сообщили об этом Совету, оттуда прислали людей, и после нескольких… испытаний они подтвердили, что Матильда — Избранница.
Сознание Линнеи случайно подслушало одно из воспоминаний Николауса. Крик девушки… Кровь на каменном полу… Линнея тут же закрылась — нет, она не хочет этого знать, не хочет видеть.
— Значит, они проверяли ее? Как директриса, когда она брала на анализ наши волосы? — спрашивает Мину, и Линнее хочется убить ее за то, что она так наивна.
— С тех пор Совет усовершенствовал свои методы, — сказал Николаус. — Раньше они были более… примитивны. Я должен был вмешаться уже тогда. Но я был слеп. Думал, что все делается для блага человечества. Для блага самой же Матильды. Ее магические силы становились губительны для нее.
Казалось, Николаус пытается оправдаться.
— Что вы имеете в виду? — спросила Мину.
— Вы, конечно, слышали, что у каждой ведьмы есть свой магический элемент, — продолжил Николаус. — Но Избранным подвластны все элементы. Все шесть.
— Почему директор нам об этом не сказала? — спросила Мину.
— Возможно, у нее есть основания скрывать это от вас, а может, Совет просто об этом забыл. Кстати, последнее меня бы нисколько не удивило.
— Все шесть магических элементов одновременно — от такого запросто можно взорваться! — говорит Ванесса.
На лбу у нее так и осталась грязная полоса в том месте, где она вытерла лицо рукой.
— Теоретически да, — соглашается Николаус. — Но вы сами знаете, что у Избранника есть магическая защита, которая бережет его силы и охраняет его от взглядов демонов. И все же это тяжкая ноша. Совет утверждал, что поможет Матильде справиться с ней, и я согласился.
— Но ведь могли и не соглашаться, — возразила Линнея.
— Да, — кивнул Николаус. — Я сделал свой выбор. Это будет мне вечным укором.
Горькие мысли Николауса так сильны, что пробивают защиту Линнеи. К тому же когда о вечности говорит человек, живущий четыре столетия, его слова приобретают совсем иной оттенок.
— Однажды ночью я проснулся от ощущения беды. В кровати Матильды не было. Я нашел ее в лесу, в том месте, куда она обычно ходила, будучи еще ребенком. Она была еле живая, чувствовала себя еще хуже, чем после ночи с кровавой луной. Я отнес ее домой и уже тогда почувствовал: с ней что-то не так. А когда она пришла в себя, я понял это наверняка. Ее магические силы иссякли.
— Как иссякли? — быстро переспросила Ида.
— У нее их не осталось.
— Значит, это возможно? Можно избавиться от своих магических сил? — сказала Ида.
Линнея бросила на нее раздраженный взгляд. Ни для кого не секрет, что Ида мечтает выйти из Круга Избранных. Как всегда, думает только о себе.
— Да, но я не знаю, как это произошло. Матильда не рассказала этого ни Хедвиге, ни мне. Только сказала, что это для общего блага, что у нее не было сил бороться. Потом появились посланцы Совета…
Николаус замолчал. Посмотрел на свои руки.
По спине Линнеи пробежал холодок. Она не знала точно, что произошло, но прошла с Матильдой ее путь к смерти. Другие девочки тоже пережили это — в своих снах.
— Я был глупец, — продолжил Николаус тихо. — Я должен был защитить ее, спрятать. Вместо этого я выдал ее в руки Совета. Они обвинили ее в том, что она подвергла мир смертельной опасности. Матильда сказала, что после нее родятся Избранные, которые будут сильнее ее, они победят демонов раз и навсегда. Но Совет решил, что она предала их дело. А предательство, по мнению Совета, — самый страшный грех…
Николаус замолчал.
— В то время в стране велась активная охота на ведьм. Хотя из осужденных настоящими ведьмами были только те, от кого хотел избавиться Совет. И вот Совет устроил так, что Матильду привлекли к суду. Якобы она научилась колдовству у Сатаны. И суд признал ее виновной.
Страдание Николауса было безмерно, и Линнее приходилось прикладывать все свои силы, чтобы закрыться, защититься от него.
— Я знал судью много лет, он был моим однокашником, потом занимал высокий пост в Совете. Но остальные члены суда этого, конечно, не знали. Я просил его пощадить Матильду. Он обещал оставить ей жизнь, если она признается… Мы с женой понадеялись на него…
Голос Николауса прервался.
— Обычно осужденным отрубали голову, а потом сжигали тело на костре. Но Матильду сразу повели к куче дров и привязали. Я подошел к ней и сказал, что, если она признается, ее помилуют. Она послушалась меня. Помню свое облегчение. Потом судья кивнул палачу, и я думал, что дочь сейчас отпустят. Но палач поднес к дровам горящий факел.
Слезы лились по щекам Николауса. Линнея едва могла дышать.
— Я бросился к костру. Стражники схватили меня и крепко держали. Но они не смогли удержать Хедвигу. Она бросилась прямо в пламя. Их крики…
Николаус спрятал лицо в ладонях. Линнея почувствовала запах дыма. И не знала, то ли это плод ее воображения, то ли воспоминания Николауса.
— Той же ночью я открыл Книгу Узоров и спросил, как мне искупить свою вину и как отомстить. Книга ответила на оба моих вопроса. Она сказала, что я должен жить и помогать следующим Избранникам, чтобы исправить совершенное мной предательство. Но для такой сильной магии требовалась большая жертва.
Николаус вытер слезы и продолжал:
— Матильду и Хедвигу нельзя было хоронить в освященной земле. Одна — ведьма, другая — самоубийца. Но я подкупил палача, и он отдал мне их останки. Книга приказала похоронить Матильду в лесу, в том месте, где она потеряла свою магическую силу. Это место вы теперь называете Болотные копи. Кости жены я спрятал. На казни Матильды присутствовали самые высокие чины Совета. Они задержались в Энгельсфорсе — решили провести совещание, собрались в церкви… Тут я запер двери и поджег церковь… Здание было деревянное и быстро сгорело дотла. Я начертил вокруг него круги и продлил свою жизнь за счет жизни каждого погибшего в огне члена Совета. Потом поджег свою усадьбу и инсценировал собственную смерть. Те кости, что были положены в могилу с моим именем, принадлежали моей жене.
