Галина Галахова - Невозможный Кукушкин
Класс взорвался радостными криками, и среди этих воплей Новодедову послышался какой-то странный одиночный звук, как будто кто-то всхлипнул.
Новодедов вытер платком горящее лицо и поискал глазами проникновенного слушателя. Навстречу ему с последней парты из-за груды пальто высунулась робкая рука и тут же спряталась.
— Ты чего? — доверительно сказал он руке. И вдруг что-то приглушило восторженный класс. Настала тишина, и в этой тишине все повернули головы в том направлении, куда было обращено лицо Новодедова.
— Как была его фамилия? — спросил чей-то голос с последней парты, и нельзя было определить, чей это голос, потому что лицо спрашивающего было закрыто руками.
— Лейтенант Николай Трескунов, — торжественно сказал Новодедов.
— Я так и чувствовала, — прошептала Серафима Петровна, открывая лицо, — это был он, Николаша.
Класс, словно заколдованный, молчал, ничего не понимая. Вдруг Мина Ивановна выпрыгнула на середину класса, своротив по дороге парту с Пчелинцевым и Нырненко, и воскликнула:
— Вот она! Посмотрите на неё, нашу дорогую Серафиму Петровну! Она — мать героя лейтенанта Трескунова! Столько лет Серафима Петровна про него ничего не знала — и вдруг!.. Спасибо тебе, Новодедов!
Что тут поднялось в классе! Все захлопали, затопали, застучали крышками парт, Расстегай Иваныч залаял, и только Серафима Петровна безучастно смотрела перед собой и ничего не видела.
Светлана Леонидовна пыталась успокоить разбушевавшийся класс, но это ей оказалось не под силу.
Все требовали, чтобы выступила Серафима Петровна и всё им рассказала про своего сына.
Но Серафима Петровна не то что выступить, но и шевельнуться боялась, потому что слёзы катились из её глаз ручьями, и она пыталась заслониться от всех и скрыть их ладошками. Вот ведь какое грустное событие приключилось с ней сегодня! Погиб её сын, погиб Николаша, знает про то Игнатий Петрович! Он чуть было не проговорился детям, но ей-то он сказал чистую горькую правду.
Понуро сидела на последней парте Серафима Петровна, охваченная горем.
Перед ней, поставив парту на прежнее место, шептались Нырненко и Пчелинцев.
— Это ж та бабка, которая мышей боится… Помнишь, как она драпала, когда мы на верёвке перед ней мышь провели? Она тогда ещё тапок потеряла, ну помнишь?! Мы ещё ей в почтовый ящик мышей сажали.
Мина Ивановна тем временем рассказывала, как Серафима Петровна выхаживала раненых, как заботилась о них, себя не жалея.
— Вот не знал… — зашипел Нырненко. — Тогда бы я нипочём не стал. Ну дураки! Какие всё ж таки мы с тобой крокодилы, Андрюшка!
— А кто придумал? Кто говорил: давай и давай? Если я крокодил, так ты тогда просто динозавр!
Мина Ивановна сказала:
— Вот и всё! Благодарю за внимание.
Благодарные слушатели её долго не отпускали, устроили ей настоящую овацию, снова в ход пошли крышки парт.
Дверь открылась, и на пороге встал директор, однако никто не заметил его. Директор постоял, подождал — может быть, шум смолкнет сам собой, но не тут-то было.
И ГРЯНУЛА ГРОЗА
— Что у вас происходит, пятый «б»? — строго спросил директор. Класс восторженно заорал:
— У нас встреча с интересными людьми! Так интересно, ужас!
В поддержку сказанного одобрительно залаял Расстегай Иваныч, чем и погубил всё окончательно.
— Светлана Леонидовна, это что ещё такое? — грозно спросил директор.
— Собачка, — тихо выглянула из-за пальто Серафима Петровна. — Мы с вами уже виделись сегодня. Здравствуйте ещё раз! Мы из-за Славы пришли. Из-за Кукушкина.
— При чём здесь Славка, при чём здесь Кукушкин? — пронеслось по классу.
— Ну знаете ли, Светлана Леонидовна, у вас и собака была на уроке. Это прямо цирк какой-то. Не ожидал я от вас, честное слово. На перемене жду объяснения.
Светлана Леонидовна покраснела. Опустив голову, невесёлым взглядом проводила она прямую директорскую спину до дверей.
— Минуточку! — успел остановить директора Новодедов. Директор обернулся. — Извините, но Светлана Леонидовна здесь совсем ни при чём. Если кто и виноват, так это мы. Гуслевич, скажи!
— Вы нарушили учебный процесс, — строго сказал на это директор и поднял кверху палец. — Кто дал вам право нарушать учебный процесс?
Новодедов и Гуслевич растерялись, но им на помощь пришёл весь класс.
— Они наши гости! Мы их любим, ура! — грянул хор из сорока весёлых голосов.
«Ура» пришлось на звонок. Все повскакали с мест и тесным кольцом окружили Новодедова и Мину Ивановну. Директор ещё раз осуждающе взглянул на Светлану Леонидовну и вышел из класса.
Стас помог одеться Серафиме Петровне и вывел её в коридор. За ними вышла Светлана Леонидовна с грустной улыбкой на лице.
— Нехорошо-то как получилось, — проговорила Серафима Петровна и робко посмотрела на учительницу. — Уж простите вы нас, пожалуйста, мы не хотели, чтобы у вас были неприятности.
— Да что вы, Серафима Петровна! Наоборот, я даже рада. Такие встречи, как сегодня, раз в сто лет бывают. Теперь у вас появился новый большой друг — пятый «б», — весело сказала учительница. На самом деле ей было грустно: она тоже поняла, чего не досказал Новодедов.
— Просто не верится, — всхлипнула Серафима Петровна. Чтобы не дать старушке расплакаться, Светлана Леонидовна перевела разговор на другую тему:
— Вы что-то сказали про Славу Кукушкина, я так и не поняла — что.
Серафима Петровна встрепенулась и проговорила:
— Как же, как же! Он пропал. Со вчера дома не ночевал. Может, вы про него что-нибудь знаете?
— Не ночевал дома? — переспросила Светлана Леонидовна, бледнея. — Но он вчера заболел, больной пришёл в школу.
— Как заболел? — удивился Гуслевич. — Я его утром провожал в школу. Он был здоров, уверяю вас.
— А вот и мы, — вступил в разговор Новодедов, проталкиваясь через толпу мальчишек и девчонок в коридор. За ним вышагивала Мина Ивановна.
— Я прямо вспотела вся, — сказала Мина Ивановна. — Ну и настырный народ, хотят всё знать!
— Мы о Славе говорим, — пояснила вновь пришедшим Серафима Петровна. — Светлана Леонидовна про него тоже ничего не знает.
— Андрюша! Юра! — подойдите, пожалуйста, сюда, — позвала. Светлана Леонидовна Славкиных приятелей.
Красные, распаренные, они подошли к ней нехотя, особенно не хотел подходить Нырненко.
— Вы как из пустыни Сахары, — сказала Светлана Леонидовна.
— Угу! — подтвердил Нырненко и отвернулся, боясь встретиться взглядом с Серафимой Петровной, — кажется, бабка его узнала!
Действительно, она его узнала и смотрела на него во все глаза. Ах, вот ты каким оказался, разбойник! Мельком тебя видела, да не упомнила, а теперь глаза твои сами тебя выдали.
— Ребята, Слава Кукушкин не ночевал вчера дома. Вы что-нибудь об этом знаете? Где он может быть?
На лицах обоих приятелей изобразилось неподдельное удивление, и уверенность, что они могут что-нибудь знать, сразу отпала.
— А где он ночевал? — спросили оба в ответ.
— Вам Слава вчера не показался больным? — осторожно спросила Светлана Леонидовна, чтобы не навязывать им своё мнение.
— Не показался, — ответил Нырненко, глядя себе под ноги. — Он был, как всегда…
— Но всё время говорил, что больной… — добавил Пчелинцев. — Он был какой-то ненормальный. Да… А вот позавчера, когда мы в футбол играли, он увидел на небе какое-то блюдце.
— Сам ты ненормальный. Он всегда такой! — набросился на Пчелинцева Нырненко. — Ну и что ж, подумаешь, блюдце!
И тут приятели заспорили друг с другом, и стоило большого труда унять их.
— И я видела блюдце, — тихо сказала чистую правду Серафима Петровна. Но никто на это не обратил внимания, не до того было.
Светлана Леонидовна, по совету Гуслевича (сам он от ребят ничего не добился — они попросту косились на него и молчали) быстро постаралась выяснить, когда, в котором часу они в последний раз видели Кукушкина.
Тут наступило гробовое молчание, которое, казалось, не в силах было ничто нарушить.
Но Серафима Петровна случайно кашлянула в кулак, и Нырненко, как ни странно, заговорил так быстро, что прямо не остановить его:
— Когда мы ушли с физкультуры… Ну ещё тогда, когда мы ушли с физкультуры…
— Вы ушли с физкультуры… Так-так… Прогуляли, значит?
— Нет, мы пошли провожать Славку. У Андрюшки ещё парашютист был… И мы запустили…
— Парашютист? — переспросил Новодедов и вытащил из кармана парашютиста. Как хорошо, что хоть его-то не забыл дома. — Не этот ли?
— Этот, — сказал хмуро Пчелинцев.
— А вы знаете, где он был? — спросил Новодедов, пробуя расшевелить в них любопытство.
Но они отмалчивались.
— Он был у меня в комнате. Больше того, скажу я вам, он был не один, а с неким товарищем… Фамилию я этого товарища что-то забыл. Кто-нибудь из вас, может, мне её напомнит?
