Владислав Крапивин - Дырчатая Луна
– Ай…
Но оказалось, что не очень больно. Ухо улетело в траву, а на коричневом колене остался розовый след, похожий на букву «С».
– Теперь другое…
– Ага… Ай!.. Теперь давай я тебе…
И уши с колен Вязникова тоже улетели в травяную чащу.
Лесь проследил за полетом последнего, сказал задумчиво:
– А все-таки как-то жаль их…
– Ничего. Они превратятся в раковины, и в них будут зимовать твои желтые кузнечики.
– Ты откуда знаешь про кузнечиков?
Вязников улыбнулся, но без насмешки:
– Я, Носов, много про что знаю.
– А про что еще? – насторожился Лесь.
– Ну, например, как вы с Малютиной купались в тайной бухте и она из-за тебя чуть не утонула. Но не бойся, я никому не скажу.
Лесь оттопырил губу:
– Говори, если хочешь! Подумаешь…
– Нет, не скажу…
– Ты лучше бы перестал меня на гараже рисовать!
Вязников развел руками:
– А вот это не могу. Я слово дал, что буду до десятого класса.
– Дурак ты, Вязников!
– Может быть… Но что поделаешь, если слово…
– Ничего не поделаешь, – согласился Лесь.
– Ой, подожди… Я придумал! – Вязников выхватил из портфеля обрезок бамбуковой палки. – Вот, возьми!
– Зачем? Стукать тебя за каждый рисунок? Не буду я…
– Не стукать! Сделай из нее флейту.
– Флейту? Зачем?
– Как заиграешь, мой рисунок сразу станет невидимым! Растает у всех на глазах.
– Ты, Вязников, это хорошо придумал, – медленно проговорил Лесь. Ему хотелось вспомнить: где еще, в каком его сне тоже была флейта?
Но не успел. Проснулся по-настоящему. Наяву идти в школу было не надо – выходной. После завтрака Лесь вытащил из сарая обломки дедушкиного бамбукового кресла-качалки. Выпилил из спинки желтую лаковую трубку – сантиметров сорок длиной. И стал размышлять: как из этой штуки сделать флейту? В музыкальных вопросах Лесь не разбирался, это ведь не солнечная энергия.
«Надо спросить у Гайки», – подумал он. Гайка оказалась легка на помине, возникла в калитке. Все Гайке обрадовались: Пират приветливо помахал хвостом, дядя Шкип соскочил с конуры и потерся о Гайкины ноги, а Лесь сказал:
– Ты знаешь, как устроены флейты?
Гайка не знала. Она в свое время училась играть на фортепьяно.
– Если хочешь, узнаю у старых знакомых.
– Узнай.
– Лесь…
– Что?
– А помнишь, ты вчера обещал показать мне Безлюдные пространства…
Лесь поморщился. Не хотелось ему туда сейчас, о флейте были мысли. Но он вспомнил, что один раз уже обманул Гайку – насчет кузнечика.
– Ладно, идем… Мама! Мы пойдем погуляем с Гайкой!
– Только недолго!
А Це-це тут как тут:
– Лесик, ты опять босиком! И без рубашки, без майки! Это же нехорошо. Тем более идешь с девочкой…
– Тетя Це-це! Я же не в театр с ней иду на балет «Лебединый щелкунчик»! Мы на берег!
– Только не купайся! Или по крайней мере купайся рядом со взрослыми!
– Ладно! – И хмыкнул: «Рядом со взрослыми. В Безлюдных-то пространствах…»
Гайка призналась, что боится колючек, поэтому пошли через балку не тропинками, а в обход: мимо рынка и потом через гулкий железный мост. Перед мостом, в Торговом переулке, Лесь увидел своего недруга. Тот шел со старушкой. Видимо, направлялся со своей бабушкой на рынок. Они шагали навстречу.
Лесь толкнул Гайку локтем:
– Смотри, вон идет тот самый Вязников! – Лесь сказал это громко и бесцеремонно, словно про встречную лошадь или кота.
Вязников не отвел глаз. Небрежно улыбнулся: мне, мол, наплевать на твое нахальство.
Они неторопливо сходились.
Вязников был сейчас, конечно, без черной бабочки и без белой рубашки. В старенькой желтой майке, выцветших коричневых трусиках и растоптанных полукедах на босу ногу. Поэтому он не казался таким противным, как в школе. По правде говоря, он совсем не казался противным. Тем более что Лесь не забыл недавний сон.
Но сон – это сон, а жизнь – это жизнь.
– Смотри, Гайка, этот синяк под левым глазом ему поставил я! Вчера.
Синяк и правда был еще заметен.
– Не надо… – шепотом попросила Гайка. Она не понимала тонкости их отношений и боялась, что повторится драка.
Вязников, проходя мимо, улыбнулся очень вежливо:
– Здравствуй, Гулькин. Нос у тебя все еще распухший…
– Неправда, – надменно откликнулся Лесь.
И Вязников отвел глаза, потому что в самом деле сказал неправду.
Лесь и Вязников разошлись, а потом вдруг оглянулись друг на друга. Словно по уговору. И остановились.
– Не надо, Лесь, – опять боязливо попросила Гайка.
– Вязников, иди сюда, – нейтральным голосом сказал Лесь.
Вязников, улыбаясь все так же, пошел к Лесю. Бабушка смотрела вслед бледно-голубыми глазами. Наверно, думала, что встретились приятели.
Они сошлись. Гайка опасливо моргала.
Лесь поджал ногу, смотал с пальца желтую нитку, скатал в комок. Его осенило этакое вдохновение.
– Давай, Вязников, я сведу твой синяк. Не бойся, это по правде.
– Я не боюсь, – вздохнул он. – Я знаю, что по правде.
Лесь три секунды подержал шерстяной комочек в солнечных лучах и потер им синяк Вязникова. Раз, второй. Вязников зажмурился и послушно замер.
Наконец Лесь опустил руку. Кажется, синяк побледнел.
– Ну вот. Через полчаса исчезнет совсем.
– Спасибо, – опять вздохнул Вязников.
– На здоровье… – И вдруг Леся словно толкнуло что-то: – Слушай, Вязников, ты умеешь играть на флейте?
Вязников не удивился. Трогая мизинцем потертый синяк, ответил рассеянно:
– Учился когда-то… Но играть – это одно, а делать флейты – другое. Делать не умею…
Почему он так сказал? Насчет «делать»? Леся даже суеверный холодок щекотнул. А Вязников повернулся и пошел к терпеливо ожидавшей его бабушке.
Тогда и Лесь пошел – в свою сторону. И Гайка с ним. Через несколько шагов Гайка неуверенно высказалась:
– По-моему, он не такой уж отвратительный. Если смотреть со стороны…
Лесь промолчал. Остановился опять. Поставил на ракушечный поребрик ногу, стал наматывать нитку на палец, у которого нет названия.
Искра на черном круге
Наблюдать затмение Лесь позвал Гайку и Ашотика. Потому что это были друзья. Познакомились друг с другом полторы недели назад, а казалось – давным-давно. И не было между ними никаких тайн…
Намечалось затмение на три часа пополудни, и Лесь, прибежав из школы, начал готовиться заранее. Установил на крыше пристройки телескоп с коричневым светофильтром и дополнительным прибором впереди трубы. Прибор назывался «СКОО». То есть «Система коррекции оптической оси». По-научному, да? Это и понятно. Лесь прочитал от корки и до корки «Занимательную астрономию» и книгу «Тайны космических стекол». Да и от врачей кое-чего наслушался, когда лечил глаза.
День стоял теплый и – главное – совершенно безоблачный.
Ничто не мешало наблюдениям. И никто не мешал. Чтобы Це-це не квохтала на дворе: «Ах, осторожнее, ах, не упади с крыши, ах, тебе вредно смотреть на солнце», Лесь проявил хитрость. На кухне, глотая жареную картошку с кабачками, он заговорил:
– Зеленого горошка у нас нет? Вот жаль… А в магазине на Батарейной продают консервированный, большущие банки. И почти без очереди. Я слышал, на улице две бабки друг дружке рассказывали…
Мама, которая пришла со своей почты на обед, посмотрела на сына:
– Ох, Лесь…
Но Це-це уже схватила сумку. Она считала своим долгом добывание продуктов для всей семьи, и был у нее в этом деле особый азарт. А Батарейная слобода, между прочим, на другом берегу Большой бухты.
В половине третьего пришли Ашотик и Гайка. Ашотик сразу прилип к Пирату и дяде Шкипу, которые рядышком грелись на солнцепеке. Он любил животных. И теперь он устроился между котом и собакой. Облапил Пирата за шею, а Шкипу гладил брюхо. Те довольно жмурились.
Лесь и Гайка забрались на крышу.
– Скоро? – прошептала Гайка. Она волновалась. Ей самой, по правде говоря, затмение было ни к чему, но очень-очень хотелось, чтобы все получилось у Леся.
– Все будет в нужную минуту, как в календаре, – суховато сказал Лесь. Он тоже волновался, но скрывал это.
В том, что они увидят затмение, Лесь был уверен. А вот пройдет ли луч сквозь Луну? Лесь понимал, как мало шансов, что два сквозных кратера окажутся на одной оптической оси… Тут недостаточно просто верить в удачу, надо этой удаче помогать. И Лесь, ради доброго колдовства, нынешним утром надергал из флага ниток и намотал их уже не на один палец левой ноги, а на все пять…
Теперь оставалось ждать. Так же как ждали ученые, приехавшие в Южную Африку и на всякие тропические острова…
