Владислав Крапивин - Дырчатая Луна
Красавец был этот «Тарзан». Никто, однако, не восхитился. Все знали, что капитан и личный владелец красавца – Автоматчик.
– Славка, – сказал Лесь, – подними-ка под краспицу наш флаг.
Один флаг на «тридцатьчетверке» уже был – маленький голубой флажок яхт-клуба, поднятый на кормовом тросе, ахтерштаге. Но Вязников сразу понял, о чем речь. Прыгнул с рубки, размотал у мачты фал. И желтый с черным кругом сигнальный флаг пополз под краспицу – небольшую распорку на мачте. Резво заполоскал там.
Называется такой флаг «Индиа». И означает: «Мое судно меняет курс влево».
И Лесь изменил курс влево, увалился под ветер. Яхточка сразу набрала ход. Пошла навстречу «Тарзану».
– Ох, Лесь… – сказал дядя Сима.
– А что? Я хочу ближе к мысу! Разве нельзя?
Гребешки били в борт. Яхта кренилась больше, чем раньше, и мчалась все быстрее.
– Гайка, стаксель полощет, подбери! Не спи!
– Есть, капитан Гуль!
Так его теперь звали. И это было совсем не то, что Гулькин Нос. Капитан Гуль – это из книжки Жюля Верна…
Яхты сходились – самодельная скорлупка и гордый парусный крейсер, который ударом форштевня мог превратить эту скорлупку в щепу.
– Эй, на «тридцатьчетверке»! Танк изображаете?! – насмешливо закричали с «Тарзана» в мегафон.
– Лесь… – снова сказал дядя Сима. Но не очень строго. Он понимал.
– Не отворачивай, Гуль! – крикнул с носа Вязников. – У нас правый галс!
Вязников опять стоял на носу, и пена била его по ногам. Он крикнул уже не Лесю, а тем, на «Тарзане»:
– Правый галс!
На море есть железный закон: если одно парусное судно идет правым галсом, а другое левым и если грозит столкновение, те у кого левый галс, обязаны уступить дорогу. Не важно, какое судно тут большое, а какое маленькое. Правило одинаково для всех. И Лесь это знал. И на «Тарзане» это знали. Но парусному крейсеру, конечно же, было очень обидно уступать дорогу крошечному нахалу. С мальчишкой на руле! И там были уверены, что мальчишка вот-вот струсит, кинет свою посудину носом к ветру, постыдно заполощет паруса.
– Лесь… – сказал дядя Сима третий раз.
«Тарзан» надвигался. Громадина!..
Гайка тихонько завизжала и потуже натянула шкот. Лесь сцепил зубы. Вязников стоял. Только крикнул звонче прежнего:
– Правый галс!
На «Тарзане» яростно завопили. Они понимали, что за столкновение придется отвечать. Им! Морские законы одинаковы для всех. Будь ты не только лейтенант «лиловых беретов», а даже адмирал в фуражке с золотыми листьями.
Капитан «Тарзана» не выдержал. Но не выдержал он слишком поздно. Теперь, чтобы уступить «соплякам» дорогу, пришлось так резко положить руль на борт, что белый крейсер с маху вошел в поворот кормой к ветру. В так называемый фордак. А фордак, неожиданный для экипажа, да еще при таком славном, крепнущем ветерке – штука коварная.
Конечно, многотонную махину с балластным фальшкилем не перевернул бы и крепкий шквал. Но случилось другое. С борта на борт пошло вокруг мачты длинное металлическое бревно гика. Это – горизонтальный ствол, к которому крепится нижний край паруса. Стремительный, никем не одержанный гик грянулся о подветренный бакштаг и ванты. Стальные тросы не выдержали удара. Вырванные из борта, они спиралями скрутились в воздухе. Тонкая дюралевая мачта, ломаясь у краспиц, пошла концом к палубе. Парусина снежными грудами накрыла орущий ругательства экипаж «Тарзана».
Лесь оглянулся лишь мельком. И продолжал сжимать румпель, не дрогнув на курсе.
– Ох, Лесь… – произнес дядя Сима четвертый раз.
– А кто виноват? – сказал с носа Вязников. – Мы во всем были правы. Даже флаг подняли, что меняем курс влево…
Он опять прыгнул с рубки и стал спускать желтый флажок.
Потом он сел рядом с дядей Симой, разгладил флаг на коленях.
– Знаете, что я придумал?.. Гайка, Гуль, слушайте! Давайте сделаем его нашим кормовым флагом! И станем поднимать вместе с яхт-клубовским.
– Не поймут, – сказал дядя Сима. – Все будут думать, что мы постоянно изменяем курс влево.
– А мы немного подправим флаг!
– Как? – спросила Гайка. – Ой, у меня до сих пор все поджилки дрожат… Как подправишь-то?
– Нарисуем на черном круге желтого кузнечика! Быстросохнущей краской! Я вырежу трафарет! Здорово получится!
– Ты это славно придумал, – сказал от руля Лесь. – Дядя Сима, можно нам такой флаг?
– Сейчас кто какой хочет, такой и поднимает, – вздохнул дядя Сима. – Отчего же нельзя? Лишь бы не пиратский…
– В желтом кузнечике нет ничего пиратского, – вмешалась Гайка слегка обидчиво.
Дядя Сима поскреб подбородок и предложил:
– Тогда, может, и корабль наш пусть называется «Кузнечик»? А? Смотрите, как скачет по волнам…
Вязников взглянул на Гайку. Потом они вдвоем – на Леся.
Лесь помолчал со сжатыми губами. Ответил тихо и решительно:
– Нет, дядя Сима. Мы уже договорились: пусть будет «Ашотик»…
Дядя Сима помолчал и сказал неловко:
– Ну что же… Ну да…
После этого они молчали минуты две, а яхта «Ашотик» все бежала, подрагивая от ударов тугих гребешков.
Наконец Вязников хмуро проговорил:
– Все-таки какая беспомощная наша медицина. Не то что вылечить, даже болезнь определить не могли.
– Дядя Андрей говорит, что это не болезнь, – подал голос Лесь. – Это, наверно, просто тоска. Не смог пережить…
«И даже излучатель мой не помог», – добавил он про себя.
А ведь излучатель сделал столько чудес! Вот и громадный желтый Велька – живой и веселый – до сих пор беззаботно резвится на Безлюдных пространствах. Ух, как он мчится навстречу, когда Лесь, Гайка и Славка приходят навестить его!
Но, кажется, он не очень скучает и без них. Похоже, что у него завелись друзья. Кто? Это пока непонятно. Может, похожие на громадных кузнечиков инопланетяне. Может, мальчишки из древних городов. Не исключено, что ловкий Велька там научился проникать в прошлое, в далекие времена…
А порой кажется, что из-за разбитой башни или из-за колонны разрушенного храма смотрит на кузнечика и ребят… Ашотик. Молча смотрит неулыбчивыми коричневыми глазами. Еще минута – и подойдет.
Может быть, когда-то так и случится?
Ведь никто не знает всех загадок Безлюдных пространств.
1993 г.
