Владислав Крапивин - Синий краб

Много теперь разных песенок о бригантинах,
О парусах невесомых и шелково-алых.
Те, кто поют их, за плечи обнявшись картинно,
Знают ли сами про жёстокость пенькового фала?
Знают ли, как коченеют застывшие пальцы,
Намертво сжавшие мокрый конец гика-шкота?
…Что ж вы опять оставляете берег, скитальцы,
Самые младшие внуки крылатого флота?
Ветер и волны считать ваши годы не станут,
Скомканы вновь лавировкою курсы и галсы,
Яростно бьётся над тонким плечом капитана
Солнцем сожжённый и ветром исхлёстанный галстук.
Вновь злые камни царапают тонкое днище,
Вновь улетают снесённые ветром бизани.
Встречные брызги картечью рассыпчатой свищут
И на щеках у ребят оседают слезами.
Только в слезах этих нету ни боли, ни жалоб,
Смотрят вперёд рулевые прицельно и строго.
Пасмурный день распоров, как ударом кинжала,
Солнечный ветер для нас расстилает дорогу.
Стаксель и грот наливаются ветром упруго…
Кто же сказал, что открытий в наш век больше нет?
Мы открываем в походе себя и друг друга —
Это, пожалуй, важней неоткрытых планет.

 Когда прогонит ветер тишину,
Когда по ветру вытянутся флаги,
Взлетит звенящий корпус на волну,
И стаксели упруго выгнут штаги,
Забудь береговую суету —
Теперь за руль и парус ты в ответе.
Тебя поднял в ладонях на лету
Проснувшийся июньским утром ветер.
С ветрами можно спорить и дружить,
Их можно и любить, и ненавидеть,
Но нет в них ни предательства, ни лжи,
Ни злобы, ни стремления обидеть.
У них одна задача на Земле —
Лететь над нашим миром неустанно.
В слиянии ветров и кораблей —
Древнейшее искусство капитанов.
Да здравствуют весёлые ветра,
Которые летят но белу свету,
И тот, что начинается с утра,
Зовёт навстречу радости и лету!
Становится он дерзок и упруг,
Он гика-шкоты вытянул, как струны.
И, брызги разметавши на ветру,
Расчёсывает радуга буруны.
Кидается судёнышко твоё
На встречную волну, как на качели,
И такелаж натянутый поёт
Басовою струной виолончели.
Сейчас пошла совсем иная жизнь —
Она законам суши не подвластна.
Ты знал, на что идёшь — теперь держись,
Во время шквала галс менять опасно.

Серёжка, не падай! Надо стоять!
Держись ещё хоть немного!
Ты разве забыл, что на свете есть я
И наша одна дорога?
Сквозь тыщи галактик и чёрных дыр,
Сквозь огненный звон звездопада,
Сквозь вражьи ряды и колючий дым
К тебе я прорвусь и спасу от беды —
Ты только встань и не падай!
Горят города, и ребята лежат
В пыли и угольной крошке,
Но как ты учил меня шпагу держать,
Ты разве забыл, Серёжка?!
Пускай этот день от крови намок,
Пускай молчат барабаны, —
Ты только держись и не падай с ног!
Я дам тебе лучший на свете клинок,
Я сам щитом твоим стану!

 Спокойная ночь на планету легла,
И спят города и курганы,
И мальчики спят. А по тёмным углам
Их чуткие спят барабаны.
Высокий и чистый ночной небосвод
Метелями звёзд запорошен…
И водят мальчишечьи сны хоровод
За стёклами тёмных окошек.
Пускай в этих снах будет радость легка
И сбудется чудо любое.
Пускай им приснится спокойный закат
Над тихой землёй после боя.
Пускай им приснится… Особенно тем,
Кто завтра не выйдет из схваток,
Кто в горькую пыль упадёт насовсем
И больше не встретит закатов.
…Но только сейчас не закат, а рассвет
Раздвинул упругие тучи.
И ветер, проснувшись в холодной траве,
Крадётся, как вражий лазутчик.
Для сказок и снов уже времени нет.
Лучи бьют в оконную раму…
Постойте! Пусть мальчик хотя бы во сне
Ещё раз увидит маму…

Холодным пеплом замело их след,
Но мальчики стоят и ждут ответа —
Все те, кто, появившись на земле,
Не дожил до тринадцатого лета.
Их бесконечный строй угрюм и тих,
Шеренги, словно траурные ленты.
Так что же вы не взглянете на них
Премьеры, полководцы, президенты?
Всё тише барабанщики стучат,
Но гаснущий их марш зовёт к возмездью.
И вот горит последняя свеча,
Горит среди галактик и созвездий.
Картонный город съела темнота,
Угасли оробелые огни там.
Но эта свечка светит неспроста —
Она горит на бочке с динамитом.
Пускай весь мир вокруг уныл и хмур,
Свеча горит во тьме неугасимо.
Зажгли её, как жгут бикфордов шнур,
Сгоревшие мальчишки Хиросимы.
Её спокойный свет неумолим,
Не гаснет пламя, как бы мрак ни вился.
Свечу шесть барабанщиков зажгли
От тлеющего пепла Саласпилса…
Опять беда сжимает города,
Как проволока вокруг запретной зоны.
Но снова прорастают сквозь года
Мальчишки, как стальной посев Язона.
Негаснущей свечи спокойный свет
Горит на их клинках звездою красной
И может быть, здесь кроется ответ,
Хотя ещё не точный и не ясный…

Там, на Диком Западе
Дни стоят хорошие.
Брызжет, брызжет солнышко
В заводи речные.
Там, на Диком Западе
Жили-были лошади —
Умные и добрые,
Только не ручные.
Не были исчерчены
Прерии дорогами,
В травах незатоптанных
Звонко птицы пели,
Племена индейские
Лошадей не трогали,
И гуляли лошади
Вольно, где хотели.
Но пришли охотники
С петлями, с арканами.
Злые ямы вырыли,
Сети растянули.
Тропы водопойные
Обросли капканами,
А уйдёшь от петли ты —
Не уйдёшь от пули.
Дождики багровые
На траву закапали,
И теперь без страха там
Не ступить ни шага:
И на Диком Западе,
Западе, Западе
Стало, как в окрестностях
Дымного Чикаго…

Ну вот и кончается наше кино.
Уходит герой… А куда ему деться?
Ещё пять минут будет в зале темно —
И кончится фильм, как кончается детство…
Уходит мальчишка, назад не глядит,
Уходит от нас в непонятные дали.
А то, что уйдёт он из фильма один,
Снимая кино, мы вначале не знали.
Нам так бы хотелось, чтоб вместе они
Ушли по траве, пересыпанной росами…
Но только сейчас, как и в прежние дни,
Бросают ребят эти «умные» взрослые.
Кончается фильм, и подумать пора —
Куда ему деться в степи беспредельной:
Быть может, в ребячий рассказ у костра,
А, может быть, снова в кино самодельное?
Но только хватает забот нам пустых.
Мальчишка придуман, а вы и поверили!
…Но всё-таки вспомни: а может, и ты,
Встречал его средь городской суеты
Бредущего, словно по выжженной прерии?..