Анатолий Димаров - Три грани времени
И почти сразу увидел огонь.
Огонь горел внизу, у речки. Светлый язычок трепетал во тьме, то вырастал, то оседал, и было в нём что-то необычное и тревожное — племя А-ку никогда не зажигало огонь за пределами пещеры: ночью видно далеко-далеко, и вражеский взгляд его сразу заметит.
Значит, этот костёр разложили не охотники его племени. Какие-то неизвестные, которые не побоялись, что их заметят. И это тревожило больше всего.
Так что А-ку, поколебавшись, решил сходить к огню. Подкрасться и рассмотреть, кто его разжёг.
Оглянулся на Ё-га — тот крепко спал. И А-ку пошёл один.
Немного погодя уже сожалел, что не разбудил товарища: А-ку шёл и шёл, а огонь не приближался, словно отодвигался всё дальше и дальше.
А-ку спустился в ложбинку, перешёл заболоченную низинку, выбрался на сухой косогор. И отсюда хорошо разглядел огонь.
Костёр горел у самой воды, на песчаной косе. Сухо потрескивая, взлетали вверх огненные языки. Они плясали на месте, переплетались яркими прозрачными телами, отражались в чёрной воде. Песок вокруг казался красным, на нём неподвижно чернели тела. Спящих было очень много. А-ку не сумел бы их сосчитать, они лежали плотно, прижимаясь друг к другу, и каждый обнимал если не боевую дубину, то копьё. А-ку понял, что перед ним охотники чужого племени, которые вторглись в их долину.
Кровь ударила ему в голову, а сердце наполнилось гневом. Хотел уже ударить себя кулаками в груди, крикнуть, что долина принадлежит охотникам его племени, но вовремя сдержался: чужаков было много. Очень много.
Поколебавшись, А-ку лёг на землю и пополз. Полз бесшумно и быстро, словно змея, всё ближе и ближе к огню: хотел рассмотреть чужаков как следует. Остановился лишь тогда, когда добрался до освещённого круга: мог бы рукой коснуться крайнего охотника, который крепко спал.
В нос ударил чужой противный запах — А-ку аж поморщился. Медленно поднял голову, посмотрел в сторону костра.
По то сторону от костра сидел человек.
Могучее тело, волосатые руки с короткими сильными пальцами. Плоское лицо и широкими ноздрями, тяжёлое надбровье над глубоко сидящими глазами, большая челюсть над толстой короткой шеей. Огромная боевая палица, прислоненная к колену. Дикой, беспощадной силой веяло от незнакомца, который сидел, вперившись взглядом в огонь.
А-ку собирался уже отползти назад, но тут налетел ветер. Он подул А-ку прямо в спину, налетел на костёр, огненные языки колыхнулись, лизнули охотника, и тот встрепенулся. Вскочил на ноги, стал всматриваться в сторону А-ку, принюхиваясь. И А-ку, чувствуя, что его вот-вот обнаружат, вскочил на ноги и что есть духу помчался во тьму.
В спину сразу же ударил крик. А-ку побежал ещё быстрее, он почти летел над землёй, а позади поднялся шум, затопотало множество ноги.
Началась погоня. Чужаки были охотниками, добычей — А-ку.
Ещё никогда не бегал так А-ку. Ноги его едва касались земли, воздух свистел в ушах, сердце бухало звонко и жутко. Вот он скатился в ложбинку — зачавкала под ногами мокрая земля, вот взлетел на косогор, вот уже и куст, в котором он спал — темнеет на освещённой луной равнине. И Ё-га уже стоит возле куста — чёрная напряжённая фигура с боевой дубинкой в руке. А-ку крикнул, предупреждая товарища, и сзади донёсся злобный вой.
Добежав до куста, А-ку на мгновение остановился, оглянулся: чужие охотники уже догоняли. Тёмные фигуры с дубинами и копьями испещрили равнину; они на бегу выстраивались в большой полукруг, как делают охотники, гонящие добычу, чтобы отрезать её пути к бегству, они завывали от возбуждения, и от их топота содрогалась земля.
И товарищи, уже вдвоём, побежали что есть духу вперёд.
А-ку и Ё-га бегали не хуже антилоп, разве что собаки их могли обогнать. Однако у дичи, на которую идёт охота, ноги слабеют не столько от усталости, сколько от страха: оба скоро замедлили бег. Пот заливал глаза, горло горело и хрипело, в груди не хватало воздуха. Задыхаясь, они добежали до ближайшего дерева, нырнули в тень. Привалились к стволу спинами, а ноги у обоих уже подгибались, а в груди словно кто-то молотил кулаками.
А погоня приближалась, неумолимо и грозно: уже слышно было тяжёлое сопение охотников. И А-ку понял, что им не убежать. Он выпрямился, изо свей силы ударил кулаком в грудь; гнев сразу заклокотал у него в горле.
— А-ку не боится никого! — выкрикнул он, потрясая дубинкой.
Охотники завыли ещё громче, они были уже рядом: чёрные здоровенные тела, полные беспощадной силы.
— А-ку разобьёт вам черепа! — закричал во весь голос А-ку и бросился на ближайшего врага.
Схватка была короткой и яростной. А-ку успел ударить лишь раз, после чего его сбили с ног, повалили на землю и стали вязать лианами. А-ку царапался и кусался, вырываясь, но что он мог сделать против множества сильных рук? И, связанный по рукам и ногам, он в конце концов затих.
Связали и Ё-га.
Охотники, что-то обсудив между собой, сразу же повернули назад. Руки А-ку и Ё-га были привязаны к ногам, и чужаки, продев им за спинами жерди, подняли обоих и понесли.
Они шли быстро, почти бежали, тела пленников качались на жердях, и А-ку было очень больно. Тонкие лианы врезались в руки и ноги, мышцы плеч аж разрывались, а от того, что земля всё время раскачивалась перед глазами, его замутило. Но он не проронил ни единого звука.
Молчал и Ё-га.
Добравшись до костра, чужаки швырнули обоих пленников на песок. Кто-то подбросил хвороста, и огонь, который уже было задремал, пошипел-пошипел недовольно, да и принялся за еду. Светлый круг растекся по косе, освещая коренастые низкорослые фигуры с длинными, ниже колен, руками и кривыми ногами и двух связанных пленников, лежащих друг около друга. Чужаки подтянули их поближе к огню, стали рассматривать, про что-то перекликаясь и кривляясь. Ощупывали и обнюхивали, как это делают с добычей перед тем, как её съесть.
Потом схватили Ё-га, потащили к костру.
— Ё-га ничего не боится, — успел пробормотать Ё-га. — Ё-га сильный и смелый. — Всё его лицо было в крови — ему хорошо досталось в схватке.
Возле огня чужаки так плотно обступили Ё-га, что А-ку не стало видно товарища. Увидел лишь, как один из охотников замахнулся дубиной, услышал мучительный Ё-га — понял, что его убивают. А-ку дёрнулся что есть сил, хотел кинуться на помощь товарищу — и слова беспомощно застыл.
Через некоторое время всё было кончено: чужаки уже сидели вокруг костра, и у каждого был кусок свежего мяса. Почему-то они не сразу начали его есть, а сначала положили на угли, словно хотели сперва накормить огонь. И А-ку снова замутило, когда он увидел, как чужаки жадно глотают подгорелые куски.
Съев Ё-га, чужаки поднялись и подошли к А-ку. А-ку подумал, что и его сейчас убьют, но уже не ощущал страха: страх висел над ним, когда он убегал, теперь же им овладело тупое безразличие существа, которое покорилось неминуемому.
— А-ку ничего не боится, — пробормотал он, глядя на своих врагов.
Они же почему-то не спешили его убивать. Поспорив о чём-то между собой, они оттащили А-ку подальше от костра и стали укладываться спать. Все сразу же и заснули, не спал лишь один — он сидел по другую сторону от костра и следил, чтобы огонь не оставался без пищи. Но вот и им начал овладевать сон: всё чаще и чаще тяжёлая голова опускалась на грудь, а руки безвольно повисали вдоль тела. И тогда огонь, доев последние ветки, тоже начинал задрёмывать: еле-еле высовывался остренькими язычками из груды раскалённых углей.
Не спал только А-ку: руки и ноги болели всё сильнее. Он лежал уже за пределами светлого круга, сжавшегося вокруг костра. Покорно ждал, когда чужаки, проснувшись, съедят и его так же, как съели Ё-га.
И тут до А-ку донёсся запах. Не чужаков, которые лежали рядом, а какой-то другой, очень знакомый А-ку. Раздув ноздри, он жадно втянул в себя воздух: запах становился всё отчётливей, он приближался с той стороны, где было его племя — при воспоминании о племени А-ку аж содрогнулся и сразу же вспомнил, что так пахнет. Он едва не закричал, пронизанный радостью, но вовремя сдержался: осторожно повернул голову, начал прислушиваться.
Теперь он уже слышал шорох: кто-то полз прямо на него.
И А-ку уже знал, кто это такой.
Вот уже слышно тихое сопение — что-то влажное и холодное ткнулось в лицо А-ку, горячий язык облизал его, и А-ку припал головой к лохматой груди своего четвероногого друга.
— Га-ав пришёл к А-ку, — прошептал он, переполненный благодарностью.
Га-ав снова лизнул его, забил о землю хвостом. И А-ку, встревоженный, оглянулся на костёр: опустив голову, караульный уже совсем уснул.
— Га-ав развяжет А-ку, — прошептал он на ухо собаке.
Повернулся к нему спиной, подставил связанные руки. Га-ав уцепился зубами в лианы, потащил А-ку от костра.
В тело А-ку впивались острые камни, лианы резали руки, мускулы плеч аж трещали, но он молчал, сцепив зубы. Молчал и тогда, когда Га-ав грыз лианы, яростно их дёргая. Он терпеливо ждал, пока Га-ав справится с лианами, а потом ещё долго лежал, неподвижно, потому что руки и ноги не хотели слушаться. И только когда кровь туго и болезненно запульсировала в жилах А-ку, пошатываясь, поднялся на ноги.
