Прочь из чёрной дыры - Лукас Ольга

Пока в воду не заходил изрядно прожарившийся на солнце отец, который не мог плавать сам по себе, ему обязательно нужно было устраивать с нами заплывы на скорость. После заплыва — обед, затем можно снова войти в воду и полежать на спине, а потом — дорога домой, под песни из радио. По дороге мы иногда заезжали в магазин и покупали продукты. Мы с мамой шли за покупками, отец и радио оставались в машине, и это тоже было неплохо. Если попадалась хорошая скидка, мы покупали что-нибудь вкусное к чаю.

Каждый день был похож на предыдущий. Пока отца внезапно не вызвали на работу. Он злился весь вечер, кричал и топал ногами, обещал уволиться, говорил, что и не подумает никуда ехать, пусть разбираются без него. Но утром, когда я проснулась, не было уже ни его, ни автомобиля.

Мы с мамой позавтракали, полили посадки. Солнце поднялось высоко и жарило изо всех сил. Где-то там, на озере, плескались счастливые люди. Отец позвонил с работы и сказал, что нервы у него на пределе, он заночует дома и вернётся завтра.

Не помню, чья это была идея. Может, даже и моя. Сходить на озеро пешком — ведь времени у нас хоть отбавляй, и прямо по тропинке гораздо ближе, чем в объезд по шоссе.

Дачный лес совсем не похож на тот, в котором я повстречала Генриха. Там полно светлых, залитых солнцем полян, много берёз, мало ёлок. Мы с мамой шли по широкой тропинке, утоптанной ногами сотен купальщиков. Нас ждало озеро, на котором мы собирались провести время до вечера. Там же и поужинать: продукты и скатерть мама несла в полотняной сумке, а в моём рюкзаке лежали наши полотенца и пляжный коврик.

Мы были уже недалеко от озера, когда из леса на нас выбежали два… мне кажется, это были ротвейлеры. Ни лая, ни рычания. Они стояли, готовые броситься на нас. И наверняка бы бросились — оба на меня, но я почувствовала привычное напряжение во всём теле, потом — нехватку воздуха, и чёрная дыра прошлого засосала меня в одно мгновение. Из светлого леса с ротвейлерами, которые могли броситься, а могли и нет, я переместилась в тёмный лес с Генрихом. Который — без вариантов — в очередной раз повторил свой фирменный захват.

А мама осталась там! К счастью, ротвейлеры не причинили ей вреда. Следом за ними вышла хозяйка с двумя детьми. Она очень извинялась, уверяла, что собаки воспитанные и смирные. Говорила, что просто боится ходить по лесу без охраны — одна, с малышами. Ну, вы же понимаете, в наше время. «А вы понимаете, что мы теперь будем бояться ходить в лес, где гуляете вы со своей охраной?» — спросила мама. «Не надо истерик, женщина. Вы своей агрессией их сейчас провоцируете. Собака зря кусать не будет», — ответила хозяйка ротвейлеров, взяла их за ошейники и гордо удалилась в сопровождении детишек.

Мама обернулась ко мне — а меня-то и нет!

Она принялась мне звонить — абонент не отвечал. Ну, ясное дело, в это время он был совсем в другом месте. Готовился к встрече с Генрихом.

Чёрная дыра выплюнула меня неподалёку от садоводства. В рюкзаке пиликал телефон. Я сразу ответила, и минут через десять или около того мы с мамой встретились на крыльце бабушки-дедушкиного дома.

Она подумала, что я испугалась собак и убежала, и попросила больше так не поступать. Если бы я могла! Раз — и запретить себе проваливаться. То-то было бы славно. Я умоляла маму, чтобы мы больше никогда, никогда не ездили и уж конечно не ходили на «наше озеро», внезапно ставшее «ротвейлеровым озером».

Наверное, я была очень убедительна. Потому что мама решилась на небывалое: объединиться со мной и соврать отцу. Обычно у нас в семье каждый сам по себе. Мама молчит — и кажется, что она на его стороне. Но она просто не любит конфронтаций.

Вместе мы разработали план. Когда отец вернулся, мама рассказала ему, что рядом, ну, почти так же близко, как «наше озеро», есть ещё одно. Оно чище, и людей там меньше. У нас будет собственный пляж, как у богатых людей! Якобы нам рассказали об этом соседи. На самом деле мама просто нашла это озеро на гугл-мэпс и почитала отзывы. Местность вокруг него была низменной и болотистой. «В болото — рассудила мама, — люди с собаками не сунутся».

Отец любит получать самое лучшее как можно дешевле. Потратить немного, а всем говорить, что сильно раскошелился. Так что мы поехали.

Мама была права — на нашем новом озере мы не увидели ни одной собаки, даже на противоположном берегу, на который в выходные приезжали какие-то весёлые компании. Но вокруг был лес. Слишком еловый, слишком мшистый, слишком похожий на тот, из прошлого. Из него в любой момент мог выскочить кто угодно. Закричать, что мы проникли на частную территорию. И спустить собаку.

Тот человек, хозяин Генриха, был выживальщиком. Выживальщики — это такие психи, которые мечтают о зомби-апокалипсисе и готовятся к нему заранее: строят где-нибудь в глуши избушку, под ней выкапывают глубокий подвал, который набивают консервами и канистрами с водой.

Некоторым выживальщикам приходится довольствоваться гаражом или дачным погребом. Но у хозяина Генриха — очень богатый сын. Он купил в подарок своему чокнутому папаше кусочек леса размером чуть меньше нашей площадки за школой. Избушку с подвалом, тоже на деньги богатого сына, должны были начать строить осенью. А до того выживальщик снимал дом в соседней (не в нашей) деревне, принимал строительный материал и каждый день приходил с собакой в лес — охранять свою собственность. Которая ещё была не совсем его.

Там никаких заборов не было, ни знаков, ни объявлений.

Мы бы точно не полезли в чужой лес. Это и не был чужой лес. Там, где Генрих напал на меня, лес вообще был ещё общий!

После того, как меня разместили в больничной палате, лечащий врач вышел к родителям и посоветовал им найти собаку. Нужно было убедиться, что она не бешеная, и установить за ней наблюдение. Чтобы мне сократили количество уколов, после которых так неприятно всё плывёт перед глазами.

Старухи в деревне знали всё. Оказалось, наш случай был не первым. С хозяином Генриха мой отец так и не встретился, зато пообщался с его очень богатым сыном, который, по словам отца, был «сама любезность». Он поинтересовался моим здоровьем, попросил прощения, заверил, что Генрих не бешеный, и обещал положенные десять суток следить за его самочувствием. А потом предложил отцу компенсировать ущерб частным порядком, не обращаясь в суд.

И отец согласился.

Он подсчитал всё: каждый день испорченного отпуска (семье из трёх человек), ежедневные поездки в больницу и обратно: расходы на транспорт (маме) и бензин (когда отец её подвозил), испорченную одежду (мои бедные джинсы со стразами), моральный ущерб. Я почему-то думала, что это мой ущерб, но оказалось, что нет. Отец сказал, что ему нужно восстановить силы после всей этой нервотрёпки, и купил себе путёвку в спа-отель.

Подумал он и о семье — не эгоист же. Заказал новую технику для нашей кухни — микроволновку и кофеварку. На оставшиеся деньги — зеркало в прихожую в форме сердца, чтоб обновить интерьер.

А мне купил большую шоколадку с йогуртовым наполнителем.

Не помню её вкуса.

ГЛАВА 9. КОРОЛЕВА НА ПРУЖИНКЕ — ОСЬМИНОЖКЕ

Наша школа — самая тихая лужа, которую тревожит лишь лёгкий ветерок. Она и вообразить не может, какие шторма в двенадцать баллов случаются в океане. Знаете, бывают всякие видео про то, что творится в школах. Для меня это как новости с другой планеты. У нас в школе ничего не происходит: страшного, жестокого, очень классного.

Когда с площадки прогнали ту десятиклассницу, за которой шпионила мамаша с Джериком, это был прямо хит! Новость из новостей, хоть всё и произошло не в стенах школы. Я думала, мы эту историю год будем обсасывать. Но нас решили побаловать скандалами. Альбину, дочку психологини, переводят в соседнюю гимназию! Не потому, что в гимназии жизнь интереснее. Просто кто-то из родителей решил докопаться до истины и выяснил, что мы (даже те, кто в кабинете психолога держит рот на замке) все эти годы зря боялись Альбину. Ничего ей мама не рассказывала. Но её всё равно выпроводили в гимназию, чтоб не позорила семью.