Сара Б. Элфгрен - Огонь
Если Элиас упоминал какую-нибудь музыкальную группу, на следующий день ее название было вытатуировано у Оливии на руке, и она утверждала, что слушает эту музыку уже сто лет. Ее хитрости были так примитивны, что в конце концов Линнея перестала обращать на них внимание. Но вот что ее бесило по-настоящему, так это когда Оливия начинала вздыхать о «переживаниях» и «проблемах», которые были прикольным аксессуаром, украшавшим ее жизнь. На самом деле достаточно беспроблемную. Мама, папа, старшие браться и сестры обожали Оливию и обращались с ней как с принцессой.
Иногда Линнее казалось, что Оливия использует смерть Элиаса, чтобы поднять собственный статус, подчеркнуть собственную значимость в глазах окружающих.
Потом Линнее становилось стыдно за такие мысли. В конце концов, Оливия — единственная из прежней компании — звонит Линнее, хотя та перестала появляться на общих тусовках. Да, сейчас они практически не общаются, но когда-то неплохо проводили время вместе, хоть Линнея и не помнит, когда и где это было.
Оливия придвинулась ближе к Линнее, цепи на ее футболке звякнули.
— Я не хочу ссориться, — шепнула она.
— Мы и не ссорились, — ответила Линнея.
— Отлично. Тогда я хочу тебе кое-что рассказать. Я видела твоего отца в субботу в Вестеросе.
Линнея окаменела.
— Знаешь, что он сказал?
— Меня это не интересует.
— Перестань, это хорошая новость.
— Хороших новостей про моего отца быть не может.
— Он не пьет.
Линнея сидела, уставившись в парту, на крышке которой кто-то нацарапал название футбольной команды.
— Он сказал, что не пьет. И похоже, это правда. От него не пахло алкоголем. И он был такой… аккуратный.
Я не выдержу этого еще раз, — думала Линнея. — Я больше не могу.
— Да что с тобой! — обиженно воскликнула Оливия. — Я думала, ты обрадуешься…
* * *Прошлой осенью место за партой рядом с Мину было занято. Там сидела Ребекка.
Теперь это место пустует.
Они дружили недолго. А кажется, целую вечность. Потому ли, что обе были Избранницами? Или потому, что Ребекка была первым настоящим другом Мину?
— Мину Фальк Карими, — говорит новая классная руководительница Ильва, и Мину поднимает руку.
Ильва ставит галочку в журнале. Новой классной руководительнице лет тридцать с небольшим, у нее тонкие светлые волосы, круглые очки и вид старой засушенной воблы.
Мину вдруг пожалела, что с ними нет Макса. Всего на одно мгновение. Конечно, не Макса-убийцы, а Макса-учителя.
Теперь он лежит в больнице в нескольких километрах отсюда. Не двигается и не реагирует ни на что. И никто не знает, очнется ли он когда-нибудь от своей непонятной комы.
Ильва закончила перекличку и начала методично запугивать учеников тем, как трудно учиться на втором курсе гимназии.
Мину снова погружается в воспоминания. Не свои, а те, которые она увидела в душе Макса. На этот раз она не пытается от них защититься, наоборот, отдается течению памяти, пытаясь увидеть то, что не заметила или пропустила в прошлый раз. И вскоре воспоминания выходят из-под контроля, начинают жить самостоятельной жизнью. Вот Алиса, первая девушка Макса. Алиса, которая была так похожа на Мину.
— Макс, пожалуйста, уходи, — говорит она. — Я не хочу больше тебя видеть.
Мину чувствует, как Макса захлестывает гнев. Он хочет, чтобы Алиса умерла. Он желает этого от всего сердца. И тут просыпаются его магические силы. Макс заставляет Алису взобраться на подоконник. И спрыгнуть вниз. Мину вместе с Максом переполняется опьяняющим сознанием собственной власти, крик рвется наружу.
Мину вцепляется руками в край стула. Пол уходит у нее из-под ног. Зажмурившись, она делает несколько глубоких вдохов, головокружение постепенно проходит.
Мину открывает глаза и видит возле учительской кафедры того парня, которого они встретили в старой усадьбе.
— Извините за опоздание, — говорит он и улыбается Ильве.
— В первый и последний раз, — говорит Ильва. Она пытается говорить строго, но не может сдержать улыбки и краснеет.
— Это Виктор Эреншёльд. Он новенький. Его семья переехала в наш город. Я надеюсь, вы станете друзьями, — произносит Ильва, и, обращаясь к Виктору, продолжает: — Садись на свободное место.
Виктор смотрит на Мину. Несмотря на жару, на нем рубашка, брюки и тонкий синий кардиган. Синий цвет жакета красиво оттеняет глаза Виктора, которые от этого тоже кажутся ярко-синими. Как васильки. Кивнув Ильве, Виктор садится рядом с Мину.
— Хочу предупредить, что те места, которые вы себе выбрали, вы будете занимать на моих уроках в течение всего семестра.
Кевин начинает шумно протестовать с последней парты:
— Еще чего! Мы первоклашки, что ли! Я что, должен тут весь семестр сидеть?
Леван, сидящий рядом с Кевином, поправляет очки, но ничего не говорит.
— А кому легко? — отзывается Ильва. — Если вы будете пересаживаться, я не запомню, как кого зовут. Тебе понятно… Кевин?
Виктор достал из наплечной кожаной сумки блокнот, автоматический карандаш и ластик. Положил на парту. Отодвинул ластик на несколько миллиметров в сторону. Мину с интересом следила уголком глаза за его действиями.
Даже вблизи Виктор выглядел как персонаж из глянцевого журнала. Жара ему, казалось, была нипочем. Он не потел и ничем не пах. Ни потом, ни духами. Ничем. Как будто под одеждой был не человек, а кукла. Глядя на него, Мину вдруг почувствовала себя неумытой и потной.
Закончив раскладывать на парте письменные принадлежности, Виктор повернулся к Мину.
— Похоже, нам придется какое-то время потерпеть друг друга, — произнес он.
В углу его губ мелькнула усмешка, но пропала так быстро, что Мину засомневалась, не показалось ли ей это. В следующий момент Виктор уже слушал Ильву, всем своим видом выражая сосредоточенное внимание.
* * *Прозвенел звонок с урока. Увидев, что Мину выходит из класса, Анна-Карин поспешила за ней.
— Есть минутка? — спросила Анна-Карин.
Мину кивнула и многозначительно посмотрела на лестницу, ведущую на верхний этаж.
Девочки стали подниматься по ступенькам, не глядя друг на друга, как будто шли по разным делам. Сказывалась привычка прошлого года скрываться от демонов.
Анна-Карин искоса смотрит на Мину и думает: после всего, что им довелось вместе пережить, друзья они или нет? Или их свела вместе не дружба, а рок и необходимость борьбы с апокалипсисом?
Дверь туалета снаружи исписана новыми фразами. Кто-то продолжает обращаться к памяти Элиаса и Ребекки, кто-то просто самовыражается. Но в туалет почти никто не заходит. Боятся привидений.
Когда Анна-Карин открывала дверь, ей в глаза бросилась надпись, сделанная круглыми буквами:
Don’t worry! Be happy![6]
Анна-Карин проверила туалетные кабинки:
— Никого нет, только мы.
Ее голос эхом отдавался от кафельных стен. Мину не ответила. Она стояла, глядя на окно. На раковину. На стену, где раньше было зеркало. Там до сих пор осталась дырка от винта.
— Ты как? — спросила Анна-Карин.
— Нормально. Просто немного странно опять сюда прийти. Ты что хотела? — спросила Мину и посмотрела на Анну-Карин.
Анна-Карин подумала, что взгляд Мину, как лазер, может прорезать камни и металл. Она откашлялась.
— Лес умирает, — с трудом выдавила она.
Мину непонимающе посмотрела на нее.
— Не из-за жары. Из-за чего-то другого. Что-то не так.
— Что ты имеешь в виду?
Анна-Карин напряглась. Она хотела, чтобы Мину поняла. Но как объяснить то, что и сама не понимаешь? Она решила начать заново.
— Лес умирает. Может, из-за жары. А если нет? Вдруг жара — это результат чего-то такого, из-за чего умирает лес?
Анна-Карин попыталась понять, что означает выражение лица Мину. Сострадание? Задумчивость? Раздражение?
— Я просто подумала… Может, всё не так просто? Все говорят, жара неестественная. А вдруг она правда неестественная? То есть сверхъестественная?
Анна-Карин пожимает плечами и отворачивается. Она уже жалела, что завела этот разговор.
— В общем, забей, — говорит она.
— Нет, ты правильно беспокоишься, — возражает Мину. — Мы не знаем, какой план у демонов. И нужно быть внимательными.
Анна-Карин, однако, не может избавиться от мысли, что Мину успокаивает ее из вежливости.
— Ты поговорила с Николаусом? — спрашивает она.
Мину кивает:
— Придется копать без него. Хотя это совершенно неправильно.
Под ложечкой у Анны-Карин начинает неприятно сосать.
— Может, он потом поймет, что у нас нет выбора? Что мы это делаем ради него?
