Астрид Линдгрен - Линдгрен А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2: Суперсыщик Калле Блумквист [ Суперсыщик Калле Блумквист; Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью; Калле Блумквист и Расмус; Расмус, Понтус и Глупыш]
Берта вытащила таз, который доверху набила грязной посудой. Эрнст, лежа на нарах, курил, Альфредо чесал свои комариные укусы и тихонько убаюкивал самого себя глубоким красивым басом. Но внезапно он прекратил петь.
— Боже, сжалься надо мной! Мне кажется, будто крыша протекает.
Все посмотрели на потолок и действительно увидели там большое мокрое пятно.
Альфредо крутил свои усы и задумчиво смотрел на пятно.
— Оно напоминает мне дядю Константина, — сказал он.
Потом снова наступила тишина, и слышно было только, как дождь хлещет в окошко.
— Надо строить ковчег, пока еще не слишком поздно, — произнес Альфредо.
Берта принялась так яростно мыть грязную посуду, что только брызги во все стороны летели.
— Никогда не слыхала, что у тебя есть какой-то дядя Константин, — пробурчала она.
Неодобрительно посмотрев на нее, Альфредо покачал головой.
— Женщина, — сказал он, — между небом и землей есть много больше того, о шем ты слыхала… Дядя Константин — да, он был барышником, тошь-в-тошь как моя мамошка.
Эрнст невесело шевельнулся на своих нарах.
— He-а, слышь-ка, не начинай снова со своей мамочкой, нам и без нее тошно.
— Я говорю сейчас о моем дядя Константине и не желаю слушать никаких возражений. Он был барышником, дядя Константин, но он был также и анархистом, он мештал улушшить общество, взорвав его, вот так-то!
— Вон что, и это говоришь ты, — кисло сказал Эрнст. — Да, этого каждому хотелось бы хоть немножко.
— Да! Хотелось бы, — признался Альфредо, — это — по-шеловешески! В такие вот дождливые дни, как этот, дядя Константин занимался в нашем фургоне своими маленькими экспериментами: он хотел изобрести что-нибудь пошище динамита и тротила и прошего в этом роде.
— Ну, и удалось ему? — спросил Эрнст.
Альфредо кивнул.
— Да! — сказал он. — Да!
Он положил руку на голову Понтуса.
— Понимаете, маленькие шалопаи-мальшишки, однажды вечером являюсь я домой к моей мамошке, и вижу большое пятно на потолке, и спрашиваю: «Што это? След эксперимента дяди Константина?» Заплакала тут моя мамошка и говорит: «Нет! Это след самого дяди Константина».
Берта разозлилась.
— Чушь! — воскликнула она. — Горазд ты всякую чушь нести! Нет у тебя дяди по имени Константин!
— Ой, ну и зарядил нынше дождь! — спокойно сказал Альфредо.
Он повернулся к Расмусу:
— Што ты хотел узнать? Когда вам вернут Глупыша? Вешером, маленький ты, упрямый ребенок, вешером!
— Я заберу его здесь? — спросил Расмус.
Тут в разговор вмешался Эрнст:
— Нет, не здесь.
Он сел на нарах.
— Послушайте, ребята! Есть у вас какая-нибудь палатка? Может, вы спите иногда на воздухе?
— Да-а, — сказал удивленный Расмус. — У меня есть палатка.
— Прекрасно! — обрадовался Эрнст. — Дуйте тогда домой и скажите мамашке с папашкой, что нынче ночью вы спите в палатке.
— А зачем нам это? — удивился Расмус.
— Потому что будет немного поздновато, когда вам вернут псину, и ваши родители поднимут шум, меня же никакой шум не устраивает, понятно? Можете, пожалуй, держать вашу псину в палатке до утра, это просто чудесно, верно?
Расмус подумал, что чудесно держать Глупыша где угодно на всем земном шаре, только бы в самом деле держать его у себя.
— Хотя я знаю одного человека, у которого появятся подозрения, если я скажу, что хочу ночевать в палатке, когда такой ливень, — сказал Расмус, — и этот человек — моя мама.
— Ты же такой башковитый маленький мальшик, неужели не сумеешь кое-што соврать своей мамошке? — спросил Альфредо. — Тебе не надо нишего говорить о палатке, если у мамошки появятся подозрения именно такого рода. Но ты можешь совершенно ruhig вдолбить ей, што хошешь ношевать на вершине дерева в лесу и наблюдать за восходом солнца… Крылья фантазии для того и даны, штобы пользоваться ими.
— Ведь твоя мамочка говорила: «Всегда держись правды, милый Альфредо!» — возразил Расмус.
Он, по крайней мере, тоже умел шутить, когда нужно.
Альфредо удовлетворенно ухмыльнулся:
— Шалопай-мальшишка, слышу, што я не зря растошаю перлы своего краснорешия.
Но Эрнст был нетерпелив. Он погнал их к двери.
— Дуйте домой и возвращайтесь обратно в восемь часов вечера!
Вся семья была в сборе на кухне, когда Расмус вернулся домой. Мама пекла булочки, а папа сидел в углу на своем обычном месте и разглагольствовал вовсю. Кража серебра — вот о чем он распространялся.
— Это самый ужасный криминальный случай во всей истории Вестанвика, — утверждал он, — и полиция трудится изо всех сил.
Сам он скоро двинет на службу, всю ночь он дежурит, но сейчас у него выдался небольшой перерыв, и он полон желания посвятить маму в малейшие детали.
— Мы что — должны разрешить вопрос о самом ужасном криминальном случае во всей истории Вестанвика именно здесь, в кухне, и именно тогда, когда я пеку булочки? — спросила мама.
Да, с юмором у нее сегодня туговато, и это очень некстати, если просить позволения ночевать в палатке.
— Ты что, не желаешь слушать, что я думаю об этом случае? — удивленно спросил папа.
— Да нет, пожалуйста, — сказала мама. — Только мне надо место, чтобы развернуться со своими противнями.
Крапинка рассмеялась — наверняка в первый раз с того вечера в среду.
— Присядьте на корточки, мальчики, чтобы у мамы было где развернуться с ее противнями, — сказала она. — Хотя, по-моему, ей нужно целое футбольное поле. Ты сердишься сегодня, мама?
Мама с досадой посмотрела на нее:
— Нет, не сержусь. Но я не знаю, зачем вам всем непременно торчать на кухне, когда я пеку булочки?!
— Потому что здесь так уютно, — ответила Крапинка, — и потому, что здесь так вкусно пахнет.
Папа согласно кивнул головой:
— И потому, что ты сама такая маленькая булочка с изюмом, Гуллан.
— Сердитая булочка с изюмом, — сказал Расмус.
— Спасибо! — поблагодарила мама, но было непохоже, что она очень смягчилась.
Молча и яростно месила она тесто — так, словно шла на него в атаку.
— А кстати, Крапинка, — спросила она, — это ты последней была в ванной?
Крапинка подумала.
— Возможно… а что?
— Тогда возьми тряпку и вытри за собой, — сказала мама, вставляя противень в духовку. — А может, ты думала, что это надо сделать мне?
— Извини, — сказала Крапинка, — я сейчас же…
Расмус сделал змейку из теста и стал болтать змейкой под носом у мамы.
— А тебе больше не к чему придраться, мама, раз уж ты так разошлась?
— Да, пожалуйста! — сказала мама. — Развлечения ради взгляни на дверь кладовки, там полным-полно черных отпечатков пальцев.
— И чьи они? — удивилась Крапинка.
— По-моему, ты можешь спросить об этом папу. Раз уж у тебя в доме полицейский, он по крайней мере может идентифицировать хотя бы несколько отпечатков пальцев. Это, разумеется, не самый ужасный криминальный случай в истории Вестанвика, но было бы все-таки забавно это узнать.
Папа рассмеялся:
— У тебя кто-то на подозрении?
Мама повернула голову и бросила долгий взгляд на Расмуса.
— И не пытайся меня обвинить, — защищался он. — Это — не я! Я всегда открываю дверь только ногой.
— Вот как? — сурово скайала мама. — Это объясняет, почему совершенно облезла краска.
Папа вмешался, не желая, чтобы в доме поднялся шум.
— Я могу шлепнуть на дверь немного свежей краски, — сказал он.
Видно было, что маму одолевают сомнения.
— А когда?
— Задолго до серебряной свадьбы, — уверил ее папа.
— О, никогда в это не поверю, — сказала мама. — Ведь до этого дня осталось не больше семи лет, а тебе надо еще приладить полочку в ванной, помнится, ты говорил об этом… это было наверняка в тот год, когда разразилась война. А кроме того, все эти криминальные случаи, которыми тебе надо заниматься!
Папа был совершенно обескуражен.
— Что с тобой, Гуллан?
Мама посмотрела на него со слезами на глазах.
— Извини меня, — сказала она, — но я так беспокоюсь о Глупыше, что могу просто лопнуть. Плевать мне на серебро фон Ренкенов, я хочу, чтобы полиция вернула мне обратно Глупыша, вот чего я хочу!
Папа огорченно дернул себя за волосы.
— Да-да, милая Гуллан, да-да!..
— Серебро может стоить сколько угодно, — горячо продолжала мама, — но Глупыш — живое существо. Меня беспокоит только то, что живет на свете, — сказала она, чуточку всхлипнув.
Папа, казалось, стал еще несчастней.
— Да-да, милая Гуллан, мы делаем, пожалуй, все, что можем, но…
Тут как раз зазвонил телефон, и Расмус взял трубку. Звонила мамина сестра — тетя Рут, которая хотела с ней поговорить.
— Присмотри за духовкой, Крапинка, — сказала мама, вытирая запачканные мукой руки.
