Томас Брецина - Как братьев превращают в лягушек
Ледяные пальцы коснулись Тинкиной руки. С пронзительным криком девочка подскочила и сделала резкий выпад в том направлении, в котором, как ей показалось, стоял призрак.
— Прекрати, — услышала она свирепый шепот.
В гостиной горела маленькая лампочка, вмонтированная в пеструю стеклянную коробочку. В потемках Тинка не сразу узнала дрожащую Лисси. Лицо ее сводной сестры покрывала непривычная бледность, особенно около носа, а нижняя губа тряслась.
— Какая ты стала дерганая, — с упреком сказала Лисси.
Тинка смерила ее ледяным взглядом:
— Ты не заблудилась? Ты находишь ся на МОЕЙ половине.
Лисси сделала вид, что ничего не поняла.
Ты слышала?
Что? — Тинка притворилась глупой, чтобы Лисси обнаружила свой страх.
Ну... это завывание.
Похоже на газонокосилку, — ответила Тинка совершенно спокойно.
Газонокосилку? Да ты просто сбрендила! Это волк!
Неужели? — спросила Тинка невозмутимо. В душе она уже аплодировала себе за великолепное исполнение новой роли. Ей непременно нужно играть на сцене, а лучше в кино — ведь кинозвезды так популярны.
Через закрытые окна доносился стрекот цикад, притаившихся на деревьях. Вдали закричала сова.
Что это ты делала? — Лисси передразнила Тинку — потерла уши.
Укрепляла нервы, — пояснила Тинка.
— Потому что боишься!
Тинка театрально засмеялась:
— И вовсе не в этом дело, А в том, чтобы выдержать тебя.
Лисси фыркнула, и Тинка обрадовалась, что вывела сестру из равновесия.
— У-у-у! — раздался вой под окном, и мощные когти царапнули ставни, будто их обладатель требовал, чтобы его впустили в дом.
На этот раз вскрикнули обе девочки.
Потом они обнаружили, что стоят, прижавшись друг к другу. Глазами, круглыми от ужаса, Лисси и Тинка уставились на закрытые ставни. Царапанье становилось все нетерпеливее и сильнее. К нему добавились голодное чавканье и хрюканье.
Сестры обменялись вопросительными взглядами, все еще крепко сжимая друг друга.
— Что будем делать? — прошептала Тинка.
Сохранять спокойствие, — ответила Лисси, дрожа как осиновый лист.
Я к маме хочу, — захныкала Тинка.
Желаю тебе счастливого пути, — сухо бросила Лисси и добавила: — И приятного аппетита оборотню.
Ты думаешь, это вправду оборотень? — пробормотала Тинка.
Нормальная собака так не воет. Тинка немного успокоилась:
Снова мир?
— Ну да, да, — буркнула Лисси.
Царапанье прекратилось. Затаив дыхание, девочки ждали.
Ты Казимира не видела? — вспомнила Лисси.
Он же невидимка!
Лисси застонала, будто это замечание причинило ей боль.
Где он может быть? Как ты думаешь?
Здесь его не было.
Эта машина для поглощения молока могла бы оказаться полезной, — проворчала Лисси.
Он все-таки кот, а не сторожевая собака, — усомнилась Тинка.
Без тебя знаю, — раздраженно фыркнула Лисси.
Волчьи когти снова заскребли по ставням, и девочки отпрыгнули от окна.
От двери, ведущей в прихожую, раздалось вопросительное мяуканье.
— Казимир! Ну наконец-то! — громко прошептала Лисси. — Надеюсь, у тебя хватит мужества... прогони, пожалуйста, этого волка там, на улице.
Казимир издал воинственные звуки, будто он немедленно, фыркая, кусаясь и царапаясь, разорвет чужака на куски.
— Ты правда сделаешь это для нас?
Обещаем тебе дополнительную порцию молока, — пообещала Тинка жалобно.
Кот замяукал у входа. Тинка чуть приподняла занавески маленького окна, расположенного рядом с дверью, выглянула наружу, но никого не увидела. Значит, волк с другой стороны.
Сестры отодвинули задвижку, приоткрыли дверь и выпустили Казимира. После чего захлопнули дверь и закрыли ее на запор.
Через несколько секунд раздался вопль, от которого Тинка выпрыгнула бы из туфель, если бы они на ней были. Жесткие кудряшки Лисси встали дыбом, как кошачья шерсть.
Сестрам приходится трудно
Не может быть! — шептала Тинка.
А вот и может! — мрачно запротестовала Лисси. — Может, может, может!
— Нет, — стояла на своем Тинка.
Лисси была вне себя от ярости:
Как они попали в сад? Изгородь... деревья... почему нас не предупредили?
Потому что иначе они поняли бы, что здесь происходит, — нервно огрызнулась Тинка. — Иногда ты абсолютно ничего не соображаешь!
Стоп! — Лисси вытянула руку, как полицейский навстречу водителю, проехавшему перекресток на красный свет. — «Абсолютно» — это мое слово, дорогуша. Только я его использую, понятно тебе?
— Мне сейчас не до тебя!
Тинка подбежала к двери и взялась за задвижку.
Под окном гостиной шел ожесточенный бой. К фырканью и гневному мяуканью Казимира примешивались отчаянные вопли Стэна и Фрэнка.
Тинка открыла дверь, и девочки выскочили в сад. По тропинке, выложенной плиткой, они прибежали прямо к месту сражения.
Они не сразу поняли, плакать им или смеяться. Очень уж комично выглядели их братья, дравшиеся с невидимым котом. Руки и ноги мальчишек образовали клубок, распутать который было не под силу им самим. Они отчаянно лягали и били Казимира. А Фрэнк еще и плевался.
Отпусти меня, — задыхался Фрэнк. — Слезь с меня, слышишь ты, толстяк.
От толстяка слышу, — выдавил из себя Стэн.
Оно меня укусило... тут что-то есть... я это чувствую. — Голос Фрэнка напоминал сейчас голое малыша Дэвида, когда по его руке ползает муравей.
— Чокнутый, — выпалил Стэн и, вздрогнув всем телом, подскочил так, как будто его подбросили злые силы. — Когти! А-а-а! Помогите!
Тинке стало жаль братьев, и она скомандовала:
— Хватит, Казимир, достаточно.
В знак протеста кот надавал мальчишкам пощечин про запас и убрался восвояси. Похоже, ему пришлась по душе его новая роль.
Мальчишки расплели руки и ноги и встали, пошатываясь и едва переводя дух. Выглядели они что надо! Брюки Фрэнка были разорваны в нескольких местах. У любимой джинсовой куртки Стэна недоставало рукава. Он поднял его с земли с таким лицом, что казалось, еще немного — и он завоет.
— Идиотки! — напустился Стэн на Тинку и Лисси.
Лисси выгнула спину, как кошка.
— За «идиоток» ты извинишься. Не медленно!
— Идиотки! — повторил Фрэнк. — И робот ваш идиотский!
Тинка ткнула сестру локтем в бок, чтобы та помолчала, и спросила:
— Робот? Какой такой робот? Будь любезен, объясни.
Если бы Фрэнк услышал гнев в тоне своей сестрицы, он знал бы, как себя вести. Но вежливый вопрос Тинки лишил его дара речи.
— А кто такой Казимир? — Стэн произнес слово так, словно оно было ядовитым.
Лисси едва не выпалила что-то насчет «невидимого кота». И только новый Тинкин толчок локтем удержал ее от этого.
— Что вы здесь забыли? — Тинка перешла в контрнаступление. — Это наш сад и наш дом, и мы вас сюда не приглашали.
Братья нахохлились, как два боевых петуха.
Послушай, детка... — начал Фрэнк.
Да, ягненочек? — Тинка одарила Фрэнка злобной улыбкой и не моргая уставилась на него.
Ягненочек! — прыснул Стэн.
А ты малыш, — выпалила Тинка. — С сегодняшнего дня именно так мы будем называть вас в школе, и пусть это услышат все одноклассники — Ягненочек и Малыш. Я буду делать вид, что без памяти влюблена во Фрэнка, а Лисси — что без ума от Стэна.
Только попробуйте! — Фрэнк побледнел как полотно, из-за чего прыщи на его лице стали краснее обычного.
Убирайтесь, волчата, — великодушно разрешила Лисси. — Уходите, не доводите до беды.
После этих слов лицо Фрэнка стало багровым, как помидор. «Девчонки обнаглели. Самое время показать им, с кем они имеют дело».
Он бросился на Лисси. Она не успела увернуться, и Фрэнк дернул ее за волосы, да так больно, что Лисси вскрикнула. Тинка хотела помочь сводной сестре и схватила Фрэнка за руку, но тут почувствовала удар ботинком по голени. Теперь вскрикнула и она.
Деревья в заброшенном саду были довольно мощными. Две толстые ветки
платана со скрипом наклонились вниз и схватили Фрэнка.
Сначала он решил, что это штучки Стэна, и принялся ругаться. Но, потеряв землю под ногами и оказавшись в воздухе, жалобно заскулил.
Стэн, открыв рот, наблюдал за тем, как его приятеля поднимают все выше и выше, словно игрушку. Такого в цирке не увидишь!
Прежде чем девочки успели что-либо предпринять, другие ветви обхватили Стэна. Похоже, деревьям доставляло большое удовольствие перебрасывать ребят по воздуху все дальше и дальше от дома по направлению к садовым воротам. Лисси и Тинка расслышали, как хихикают листья.
Приземление Фрэнка не было мягким. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он сидит на тротуаре. Чуть позже рядом с ним оказался Стэн, приземлившийся не менее жестко.
