Тана Френч - Рассветная бухта
— Давайте начнем с начала, — сказал я. — Как все началось?
Дженни тяжело помотала головой на подушке.
— Я бы это прекратила, если бы знала. Я лежу здесь и думаю, думаю об этом, но ничего не приходит в голову.
— Когда вы заметили, что Пэта что-то беспокоит?
— Давно, сто лет назад — в мае, в начале июня? Бывало, я спрошу у него что-нибудь, а он не отвечает; посмотрю на него — а он уставился в одну точку, словно прислушивается. А если дети начинали шуметь, Пэт взвивался и кричал: «Заткнитесь!» Когда я спрашивала у него, в чем проблема, он отвечал: «Ни в чем, просто хочу немного тишины и покоя в собственном доме, черт побери». Это все мелочи — никто другой бы ничего не заметил, и он сам говорил, что у него все хорошо, но я-то его знала как свои пять пальцев. Понимала, что с ним что-то не то.
— Но не знали — что именно.
— Откуда я могла знать? — Внезапно в голосе Дженни появились оправдывающиеся нотки. — Он сказал пару раз, что на чердаке кто-то скребется, однако я ничего не слышала. Решила, что туда залетает большая птица. Я не думала, что это что-то серьезное, и с чего бы? Просто считала, что у Пэта депрессия из-за того, что его уволили.
А Пэт в то же самое время все больше опасался: вдруг она подумает, будто у него галлюцинации. То, что зверь действует и на ее психику, он принял как данность.
— Он переживал из-за того, что остался без работы? — спросил я.
— Да, очень сильно. Мы… — Дженни беспокойно заворочалась в постели и резко вздохнула, словно у нее открылась какая-то рана. — Из-за этого у нас возникли проблемы, мы начали ссориться, чего раньше не случалось. Пэт любил заботиться обо всех нас — он был счастлив, когда я ушла с работы, так гордился тем, что мы можем себе это позволить. А когда его уволили… Поначалу он был абсолютно позитивен, говорил: «Не волнуйтесь, малыши, я мигом найду что-нибудь еще. Не переживай, детка, покупай топ, который хотела». Я тоже думала, что он непременно устроится на новую работу — он же хороший специалист и работает как проклятый, верно?
Она по-прежнему ворочалась, водила рукой по волосам, дергала за колтуны все сильнее и сильнее.
— А получается так: все знают — если у тебя нет работы, значит, ты хреновый специалист или на самом деле она тебе не нужна. Конец.
— Сейчас кризис. Во время кризиса бывают исключения из правил, — сказал я.
— Он должен был найти что-нибудь — это же логично, да? Однако в наше время уже никакой логики нет. Какими бы качествами ни обладал Пэт, работу ему было не подыскать. Когда мы это поняли, то фактически были разорены.
От этих слов Дженни покраснела.
— И это давило на вас обоих.
— Да. Когда нет денег… это ужасно. Один раз я сказала про это Фионе, но она не поняла. Она говорит: «Ну и что? Рано или поздно один из вас найдет работу, а сейчас вы все равно не голодаете и одежды у вас полно — дети вообще ничего не заметят. Все будет нормально». Ну, может, для Фионы и ее богемных дружков деньги не важны, но для нас, людей, которые живут в реальном мире, разница есть.
Дженни с вызовом посмотрела на меня, словно ожидая, что я, старик, ничего не пойму.
— И в чем разница?
— Во всем. Во всем. Раньше мы приглашали людей на ужин, летом — на барбекю, но это нереально, если теперь вы можете позволить себе только чай с печеньем. Наверное, Фиона и позвала бы друзей на чай — но я бы умерла от стыда. Среди наших знакомых есть настоящие сволочи, они бы сказали: «О Боже, вы видели этикетку на бутылке? Заметили, что внедорожника больше нет? Видели, что на ней та же одежда, что и в прошлом году? В следующий раз они все будут носить засаленные треники и питаться одними гамбургерами». Все остальные стали бы нас жалеть — а мне этого не нужно. Если нельзя устроить настоящий прием, то вообще ничего не нужно. Мы перестали приглашать гостей.
Ее лицо вспыхнуло, стало казаться распухшим и кровоточащим.
— И из дому мы тоже не могли выбраться, так что практически перестали звонить друзьям. Это унизительно: когда ты с кем-то нормально болтаешь и вдруг тебе говорят: «Ну что, когда встретимся?» — и тебе нужно выдумывать какую-нибудь отговорку про то, что у Джека грипп, или еще что-нибудь. После нескольких таких случаев нам перестали звонить. Этому я даже обрадовалась — мне стало гораздо проще, — но все равно…
— Наверное, вам было одиноко.
Румянец усилился — словно Дженни стыдилась и этого тоже. Она опустила голову так низко, что волосы совсем закрыли лицо.
— Да, очень одиноко. В городе я могла бы пойти в парк и встретить других мамаш, но там… Иногда я целыми неделями ни с кем не общалась, кроме Пэта, — разве что скажешь спасибо продавщице, и все. После свадьбы мы ходили в кафе или еще куда три-четыре раза в неделю, и выходные у нас всегда были расписаны — мы были популярными. А теперь мы торчали в одиночестве — пара неудачников, у которых нет друзей.
Она заговорила быстрее.
— Мы начали доставать друг друга по поводу мелочей, глупостей — как я сложила выстиранное белье или на какой громкости он должен смотреть телевизор. И каждый раз это превращалось в спор о деньгах — не знаю почему, но так было всегда. Вот я и решила, что Пэт беспокоится об этом.
— Вы его не спрашивали?
— Не хотела на него давить. Это и так был больной вопрос. Ну я и подумала: ладно, сделаю так, чтобы ему было хорошо. Докажу ему, что у нас все замечательно. — Воспоминания заставили Дженни задрать нос, и в ее голосе снова появились стальные нотки. — В доме всегда было чисто, но тут я стала держать его в идеальном порядке — типа, нигде ни крошки, даже если у меня совсем не оставалось сил. Прежде чем лечь спать, я прибиралась на кухне, чтобы утром Пэт не увидел ни пятнышка. Гуляя с детьми, я собирала цветы, чтобы потом поставить их в вазы. Детскую одежду я покупала на «иБэй» — она хорошая, но, Боже мой, пару лет назад я бы скорее умерла, чем стала бы одевать их в обноски. Благодаря этому у меня оставались деньги на приличную еду, на то, что любит Пэт, — иногда я даже бифштексы готовила. Типа: «Смотри, все в порядке. Мы справимся и за одну ночь нищими не станем. Ничего не изменилось».
Ричи, наверное, разглядел бы в ней избалованную принцессу из среднего класса, которая не способна прожить без салата с соусом песто и дорогой обуви. Я же увидел хрупкую отважную девушку, решившую, что построила неприступную крепость на берегу бурного моря. Она отчаянно сражалась, размахивала всем своим жалким оружием, пока поток бежал дальше, огибая ее. Это зрелище разбило мне сердце.
— Но все не было в порядке.
— Да, совсем не в порядке. Где-то к началу июля Пэт стал еще более нервным и… Нет, он не то чтобы игнорировал меня и детей, а как бы забыл о нашем существовании — думал о чем-то невероятно важном. Он рассказывал про шум на чердаке и даже подключил старую видеоняню, но я по-прежнему не могла связать одно с другим. Я просто думала: вечно парни возятся со своими игрушками. Знаете, да? Мне казалось, что Пэт только хочет как-то себя занять. Я уже начала понимать, что дело не только в отсутствии работы, но… Он все больше времени проводил за компьютером или наверху. Я боялась, что он пристрастился к какой-то извращенной порнухе или завел себе роман в Интернете. — Дженни издала странный звук: то ли рассмеялась, то ли всхлипнула — так хрипло и горько, что я вздрогнул. — Ах если бы. Мне следовало бы догадаться насчет видеонянь, но… Не знаю. У меня были свои проблемы.
— Неизвестный взломщик.
Дженни поежилась:
— Да. Взломщик или кто там еще. Он начал проникать в дом примерно тогда же — по крайней мере тогда я начала обращать внимание. Из-за этого мысли путались: я все время проверяла, все ли на месте, не переставлено ли что-нибудь. Но если я что-то замечала, то боялась, что это просто моя паранойя, а потом мне стало страшно, что у меня паранойя и насчет Пэта…
А сомнения Фионы только усугубили ситуацию. Я задумался, чувствовала ли Фиона, что подталкивает Дженни к безумию, или же действовала честно и невинно; я спросил себя, есть ли хоть что-то невинное в отношениях между родственниками.
— Поэтому я просто все игнорировала и пыталась действовать как ни в чем не бывало — других вариантов не было. В доме я убирала еще тщательнее: если дети разводили где-то грязь, я в ту же секунду вычищала все или отправляла вещи в стирку. Пол на кухне мыла не меньше трех раз в день — и не только для того, чтобы порадовать Пэта: я хотела, чтобы все было идеально, чтобы любые изменения были сразу заметны. Ну то есть… — Дженни вдруг недоверчиво взглянула на меня. — Все это ерунда. Я же знала, что это сделал Пэт — переставил что-то, да и забыл. Я просто хотела в этом убедиться.
А я-то думал, что она прикрывала Конора. Ей даже в голову не пришло, что он имеет отношение к этому делу. Она была уверена в том, что галлюцинирует; она боялась только одного — того кошмарного сценария, в котором врачи обнаружат ее безумие и запрут в больнице. Она охраняла самое дорогое, что у нее осталось: свой план.
