Тана Френч - Рассветная бухта
Горькая кривая улыбка.
— Он несколько месяцев так не радовался. Я сказала детям: «Не волнуйтесь, папе кажется, что у нас в доме мышь». А когда Пэт вернулся — с тремя видеомониторами, на всякий случай, — а ведь Джек ходит в джинсах из секонд-хенда, я сказала: «Не говори об этом при детях, им кошмары будут сниться. Я серьезно». Он говорит: «Да, конечно, без проблем. Ты, как всегда, права». И сколько он продержался — часа два? В тот же вечер я сижу, читаю детям книжку, и тут вбегает Пэт со своим чертовым монитором: «Джен, послушай, она жутко шипит! Слушай!» Я на него зыркнула, но он даже ничего не заметил, и мне пришлось ему сказать: «Поговорим об этом позже». И тогда он, похоже, разозлился.
Она говорила все громче. Мне захотелось дать себе пинка за то, что я не поставил кого-нибудь снаружи — кого угодно, даже Ричи.
— На следующий день он сидит за компьютером, и дети в двух шагах. Я делаю им бутерброды, и Пэт говорит: «Ого! Джен, слушай! Какой-то парень в Словении вырастил огромную норку — типа, размером с собаку. Интересно, не могла ли такая норка сбежать?» Рядом были дети, и поэтому мне пришлось сказать: «Да, это очень любопытно, расскажи мне об этом позже», — но про себя я думала: «Мне плевать! В жопу эту норку! Заткнись и не болтай об этом при детях!»
Дженни попыталась сделать глубокий вдох, но ее мышцы были слишком напряжены.
— И, разумеется, дети все поняли — по крайней мере, Эмма. Пару дней спустя мы сидим в машине — я, Эмма и Джек, — и она спрашивает: «Мам, а кто такая норка?» — «Это такое животное». И она говорит: «Которое живет у нас за стеной?»
Я отвечаю совершенно спокойно: «О нет, вряд ли. Но если она там, папа ее поймает». Дети, похоже, это приняли, но Пэту я была готова врезать. Вернувшись домой, я отправила детей в сад, чтобы они ничего не услышали, и наорала на Пэта. А он в ответ: «Упс, вот черт, извини. Но я тебе так скажу: раз уж им все известно, то пусть они мне помогают. Я не могу следить за тремя мониторами одновременно — боюсь упустить что-нибудь. Может, дети возьмут по одному на себя?» Это был такой бред, что я едва могла говорить. Я отвечаю: «Нет, нет. Ни за что, черт возьми. И не смей такое предлагать». Больше он об этом не заговаривал, но все равно. И, конечно, хоть он и сказал, что у него слишком много мониторов, в коридоре он никого не увидел и поэтому решил поставить еще несколько. Стоило мне отвернуться — раз, и в нашем доме новая дыра!
Я издал какой-то бессмысленный успокаивающий звук, однако Дженни не обратила внимания.
— Целыми днями он только и делал, что смотрел в мониторы. Он добыл этот капкан — не просто мышеловку, а огромную ужасную штуку с зубьями, — и поставил на чердаке. Вы, наверное, его видели. Пэт вел себя так, словно это какая-то великая тайна: «Не волнуйся, детка, с глаз долой — из сердца вон». Он был в восторге от капкана, будто это новенький «порше» или волшебная палочка, которая раз и навсегда решит все наши проблемы. Он бы следил за капканом круглые сутки, если бы мог. С детьми он уже не играл — с ним даже Джека нельзя было оставить, чтобы отвезти Эмму в школу: Джек бы красил пол на кухне томатным соусом, а Пэт сидел бы в трех футах от него и таращился в мониторы, раскрыв рот. Я настаивала, чтобы он выключал их, если рядом дети, и обычно он так и делал, но потом, когда Эмма и Джек ложились спать, Пэт садился перед этими штуками и уже целый вечер от них не отходил. Пару раз я пыталась устроить романтический ужин со свечами и цветами, одевалась красиво — словно на свидание, понимаете? — но он просто выстраивал мониторы в ряд перед тарелкой и смотрел в них. Он говорил, что это важно, что животное активизируется, почуяв еду, и поэтому он должен быть начеку. Я-то думала, что мы тоже важны для него, но, похоже, ошибалась.
Я вспомнил ту лихорадочную переписку на форумах: «Она не понимает, она не врубается…»
— Вы пытались рассказать Пэту о ваших переживаниях?
Руки Дженни взлетели вверх, так что закачалась трубка капельницы, ведущая к огромному лиловому синяку.
— Как? Он буквально отказывался разговаривать — не дай бог, упустит что-то на этих проклятых мониторах. Когда я пыталась ему что-то сказать, даже если просто просила достать что-то с полки, он на меня цыкал. Раньше он никогда так не делал. Я не могла решить — то ли взорваться, то ли нет, и как на это отреагирует Пэт: наорет на меня или еще больше отстранится. И я не понимала, почему ничего не могу решить — то ли из-за стресса мысли в голове путались, то ли потому, что правильного ответа вообще не было…
— Понимаю, — успокаивающе заметил я. — Я не имел в виду…
Дженни не остановилась.
— И в любом случае мы уже практически друг друга не видели. Пэт говорил, что тварь «более активна» по ночам, поэтому засиживался допоздна, а полдня спал. Раньше мы всегда ложились вместе, но дети встают рано, так что я не могла его дожидаться. Он хотел, чтобы мы следили вдвоем: «Давай, сегодня мы точно увидим зверя, я это чувствую…» У него постоянно появлялись новые идеи, которые непременно помогут поймать животное: например, нужно взять новую приманку или накрыть дыру и камеру чем-то вроде палатки, чтобы зверь чувствовал себя в безопасности. И Пэт все повторял: «Дженни, пожалуйста, умоляю тебя — посмотри всего разок, и тогда ты сразу станешь счастливее, прекратишь обо мне беспокоиться. Знаю, ты мне не веришь, но посиди со мной сегодня ночью и увидишь…»
— И вы с ним сидели? — Я говорил тихо, надеясь, что Дженни поймет намек, однако ее голос звучал все громче.
— Я пыталась! Я ненавидела даже смотреть на эти дыры, но мне казалось — если Пэт прав, то я должна ему помочь, а если нет — то нужно в этом убедиться, понимаете? И мы бы тогда занимались хоть чем-то вместе, пусть это и не романтический ужин. Но я уставала так, что пару раз чуть не заснула за рулем, поэтому больше с ним не сидела. Ложилась спать в полночь, а Пэт поднимался в спальню, когда у него уже глаза слипались от усталости — сначала в два часа, потом в три, четыре, в пять. А иногда по утрам я обнаруживала, что он заснул на диване перед мониторами, расставленными на кофейном столике, или на стуле за компьютером, потому что всю ночь читал в Интернете про животных.
— И на том этапе вы уже засомневались насчет зверя.
Дженни перевела дух, и на секунду мне показалась, что она опять на меня набросится, однако она снова обмякла и откинулась на подушки.
— Нет, — ответила она тихо. — Я уже знала, что на чердаке никого нет. Если там кто-то был, почему я ничего не слышала? В доме столько камер, так почему мы ни разу ничего не видели? Я пыталась убедить себя, что животное действительно существует, но в глубине души знала. Однако было уже слишком поздно. Дом разбит на куски, мы с Пэтом почти не общаемся. Я даже забыла, когда мы в последний раз целовались по-настоящему. Дети все время на нервах и сами не понимают почему.
Она вслепую мотала головой по подушке.
— Я знала, что должна что-то предпринять, прекратить это все, — я же не тупая и не сумасшедшая. Я все понимала, но не знала, что делать, — на такие темы книжек не пишут и соответствующих форумов в Интернете тоже нет. О таких вещах в курсе семьи и брака не рассказывают.
— Вы не думали о том, чтобы поговорить с кем-нибудь?
Снова сталь в голосе:
— Нет. Ни за что. Вы шутите?
— Вы оказались в сложной ситуации. Многие люди на вашем месте решили бы кому-нибудь об этом рассказать.
— Кому?
— Вашей сестре например.
— Фиона… — Дженни сухо и криво усмехнулась. — Нет, вряд ли. Я люблю Фиону, но я же говорю — есть вещи, которых она просто не понимает. И в любом случае она… Ну, вы знаете, сестры ревнуют друг друга. Фиона всегда считала, что мне все легко дается, что мне все приносят на блюдечке, а она вынуждена надрываться. Она бы не сказала: «Ха-ха, теперь ты понимаешь, каково мне», — но непременно подумала бы. И как бы это мне помогло?
— А друзья?
— Таких друзей у меня больше нет. И что я им должна была сказать? «Привет, Пэт выдумал, что у нас за стеной живет какой-то зверь. Кажется, у моего мужа едет крыша». Ага, точно. Нет, я не дура. Скажешь одному человеку, и об этом узнают все. Я же говорю — я не хотела, чтобы над нами смеялись или, того хуже, жалели нас. — Дженни задрала нос, словно готовилась дать отпор. — Я все думала про Шону — девочку, с которой мы тусовались в детстве. Сейчас она стала реальной сукой. Мы с ней больше не общаемся, но если бы она узнала, то мигом бы мне позвонила. И как только у меня появлялась мысль рассказать что-нибудь Фионе или еще кому, я сразу представляла голос Шоны: «Дженни, привет! О Боже, я слышала, что Пэту совсем плохо. Он розовых слонов на потолке видит, да? Кто бы мог подумать! Мы-то все воображали, что вы идеальная пара, мистер и миссис Скучные, будете жить долго и счастливо… Как мы ошибались! Ну, чао! Мне пора на массаж; звоню, просто чтобы сказать — мне та-а-ак жаль, что у вас все накрылось одним местом! По-ка-а!»
