Замерзшее мгновение - Седер Камилла

— Вы помните, как ее звали?

— Конечно, помню! Она ведь относилась к школе — сначала как ученик, а потом как сотрудник. Надеюсь, вы не поняли меня неправильно — может, на самом деле она ничего плохого и не сделала, — но, мне кажется, среди сотрудников не только я считала ее неприятной. Каролин Селандер. Но она уволилась и исчезла. Это было примерно в то время, про которое вы говорите: в девяносто пятом году или около того.

Гонсалес быстро записывал.

— Госпожа Ларссон, это очень интересно. С вашего позволения, позже я еще хотел бы поговорить с вами. Кроме того, прошу вас подумать, кто мог бы дополнить сведения, полученные от вас.

— Есть пара человек, я могла бы дать вам их координаты. Но едва ли у них столь же хорошая память, как у меня. Я была центром всего, понимаете ли. Видела и слышала большую часть происходящего. Являлась как бы наблюдателем.

Она снова рассмеялась, но Гонсалес не сомневался в том, что это совершенно правильное описание роли Греты Ларссон в школе.

— Прежде чем мы закончим наш разговор, может быть, вы, госпожа Ларссон, опишете мне эту женщину?

— Да, конечно, я словно вижу ее перед собой. Она была высокой, довольно крепкого телосложения, немного напоминала мужчину, по моему мнению. Вся в татуировках, как моряк, не только руки. У нее на шее была извивающаяся змея, вытатуированная черным. Короткие волосы, слишком короткие для женщины, но это, наверное, часть образа. И она часто одевалась немного по-мужски, даже не на работе. Носила синий комбинезон и в выходные. Э-э… большой нос, как мне кажется.

— Хорошо, большое спасибо, госпожа Ларссон. Вы очень помогли нам.

— Действительно сильно помогли, — пробормотал он, уже положив трубку.

Телефон зазвонил снова, определитель показал домашний номер. Он видел, как мама, раздраженная прерванным разговором, нажимает на кнопку повтора вызова и готовится задать ему как следует.

И не ответил.

63

В детстве Сейя бывала в Буросе в гостях у тети.

Помимо этих семейных посиделок она еще лишь раз оказалась здесь: приехала со своим бойфрендом-изменщиком и еще несколькими малознакомыми парнями послушать группу, которая ей не особо нравилась, в грязный, довольно страшный клуб, находившийся рядом с этим городом, навевающим тоску.

Подобные поступки были характерны для подросткового периода: общаться со случайными людьми, ходить в бары и на вечеринки, где ей не было весело. Слушать музыку, которую она иногда не понимала, только потому, что так делают все. Втайне слушать другую музыку. Удовлетворять парней в благодарность за то, что они ее хотели.

Она попробовала думать в другом направлении. «Какое счастье наконец-то, после тридцати, научиться говорить „нет, спасибо“ в ответ на то, что тебе не нравится». Нет, спасибо — не ходить на скучные вечеринки со скучными, занятыми собой людьми. Нет, спасибо — не участвовать в безумной гонке за богатыми, успешными и востребованными.

И теперь она действительно достигла этого.

Она была вынуждена сконцентрироваться на управлении машиной. К числу ее положительных качеств не относилось умение ориентироваться в незнакомых городах. На нужную улицу она попала в общем-то благодаря случайности, а не карте города, разложенной на коленях. Она опустила в парковочный автомат деньги за час — больше времени это вряд ли займет.

На лестнице Сейя засомневалась и решила подумать еще раз.

Она знала, что не зря стояла у этого клуба двенадцать лет назад, когда начали падать первые снежинки. Она тогда встретила Мю, и у нее появилось дурное предчувствие. И судьба распорядилась так, что она одной из первых увидела мертвое тело у мастерской Томаса Эделля.

У нее не было готового плана. Кристиан в гневе обвинил ее в том, что она вступила с ним в связь со скрытым умыслом. Если у нее и был умысел, то он неизвестен даже ей самой. Может, любовные отношения — всеохватывающее счастье которое она испытывала тогда, острая тоска, ощущаемая сейчас — также были знакомы? Один из тех знаков, которые и привели ее в единственную точку к единственному решению: она должна разобраться в этой истории и сделать ее понятной. А значит, следует об этом написать. И она могла это сделать, лишь написав.

Мю пришлось умереть. Не только потому, что ее загнали как лисицу на охоте, — никто не пришел ей на помощь. Она могла бы выжить, если бы ее тело не потеряло слишком много крови. Прежде чем холод изгнал последние жизненные силы.

В этом и заключалась ее вина: она пренебрегла Мю. Была слишком слабой и не решилась послушаться своего предчувствия или поговорить с полицией. Презрение, которое окружающий мир проявил к Мю, позволив трем мужикам, отнявшим у нее жизнь, расхаживать на свободе. Но только до сих пор — об этом позаботился убийца. В каком-то смысле Сейя могла понять того, кто взял справедливость в свои руки. Иррациональное и примитивное чувство зависти лежало в основе любопытства, приведшего ее к неприметному кирпичному дому, перед которым она сейчас стояла. Она завидовала Мю, которую кто-то любил так, что совершил убийство, чтобы восстановить ее доброе имя. Завидовала убийце, который в своем гневе предпочел что-то сделать, чем скрывать его, терзая душу.

Своей работой она собиралась восстановить имя Мю и таким образом искупить часть своей вины. Она хотела написать глубокий криминальный репортаж. Она же журналист — хорошо, будущий журналист, — и напишет историю с уникальной позиции участника событий. Действующего лица, хотя и второстепенного.

Она не представляла, как нужно действовать, но для достоверного описания Мю ей следовало поговорить с теми, для кого Мю была важна. С семьей: ее мамой, женщиной, кажется, самой ее большой любовью, и тем человеком, с которым она проводила большую часть времени.

Йон Свенссон, друживший с приятелем Ханны, был немного знаком с Мю в Буросе. Но, начав учиться в Высшей народной школе, они стали друзьями, близкими друзьями, или «настолько близкими, насколько позволяла им Каролин».

Это он так выразился. Он долго говорил о Мю и Каролин. «Их любовь была примечательной», — сказал он.

Стоя перед дверью, Сейя глубоко вдохнула. Она все еще могла передумать. Могла позвонить Кристиану, переступив через горечь, возникшую в ней после их гневного расставания, и сделать новую попытку заставить его сесть и выслушать ее. Найти время послушать, как она пытается сложить кусочки воспоминаний, которые вместе с любопытством и неясными чувствами вели ее вперед, к чему-то трудноопределимому.

Но она постучала. Дверь сразу же открылась. Высохшая женщина, стоявшая на пороге, должно быть, видела ее в глазок и ждала. У Сейи сразу же возникло неприятное ощущение.

Извинение прозвучало неубедительно даже для нее самой.

Она сказала, что хочет поговорить о Мю. Что была скорее случайной знакомой, чем близким другом, но ей нужна помощь, чтобы разобраться в произошедших событиях.

— У вас, наверное, тоже много вопросов. Не буду давать вам ложную надежду: мне не много известно. Но я… хотела бы написать о Мю, о том, что случилось. Потому что я знала ее. И, мне кажется, кто-то должен это сделать. То есть… я только хотела бы немного поговорить. О Мю.

Она умолкла. Женщина стояла неподвижно. Возможно, она внимательно слушала Сейю, пыталась угадать малейшие оттенки выражения ее лица. Но взгляд, скорее, был устремлен вдаль. Словно она находилась в собственном мире, закрытом для Сейи.

— Надеюсь, я не сильно разбередила ваши раны своим приходом, — неуверенно закончила Сейя, не получив ответной реакции. — Можно мне зайти ненадолго?

Это было сказано достаточно ясно. Женщина исчезла в квартире, ожидая, очевидно, что Сейя последует за ней.

Оставшись одна в коридоре, Сейя медленно расшнуровала ботинки. Осмотревшись, она поняла, что женщина не могла жить в квартире одна. На полке для обуви стояли две пары мужских ботинок и несколько пар женской обуви, по размеру не подходившей такой маленькой женщине. На вешалке висело красное пальто, которое, очевидно, достало бы до пяток и высокой Сейе.