Владимир Аджалов - О Главном. IT роман
Фридрих был вынужден сам возложить на себя корону короля Иерусалимского в пустом храме, среди тех же приближенных, что сейчас восседали за этим столом. Не имея возможности помешать коронации, патриарх со всем своим клиром, дождавшись ее окончания, переоделся в мирское и на глазах изумленных прихожан вымыл с мылом полы храма. После он облачился в парадные одежды и обкурил храм ладаном по всем углам с молитвою об изгнании дьявола. При этом на стенах храма было вывешено объявление с запретом всему христианскому населению города праздновать мирный договор.
В результате вместо ожидаемого императором праздника в святом городе сегодня вечером наступила тишина. А он, великий победитель пятого крестового похода, только что вернувший Иерусалим христианам, вынужден отмечать свою победу вот так, тихо и скромно, за стенами святого города.
И еще. Сегодня император Фридрих II получил от Папы очередной подарок. Утром из Рима принесли известие, что Григорий IX освободил подданных Великой Римской империи от присяги ему, императору. И теперь уже Великая Императорская, а не символическая Иерусалимская корона была под угрозой. Так что у Фридриха были причины сегодня вечером быть несдержанным. И сейчас ему лучше было не перечить.
Свет вечерней зари, проникающий сквозь окна Эль‑Наби‑Дауд, замка гробницы царя Давида на горе Сион, освещал сидящего императора сзади, отчего его рыжие волосы и борода светились огненным светом, как грива льва. Фридрих II Гогенштауфен был очень похож на своего деда, Фридриха I Барбароссу, основателя императорской династии Штауфенов. Похож он был не только цветом бороды, но и несдержанностью во гневе.
Голос начальника охраны задрожал:
– Прости великодушно, государь. Все тобою прописанные меры предосторожности были приняты с нашей стороны. И присланная султаном Египетским Аль‑Камилем для твоей охраны сотня мамлюков, его личных гвардейцев, тоже стоит на месте. Вот потому и осмелился твой недостойный слуга отвлечь тебя.
Он, этот человек, прошел сквозь оба кольца охраны, магометанское и наше, без проблем. Никто не может объяснить, как. Лицо у него странное. Бледное, очень бледное, и гладко‑гладко выбритое. Одет он просто, во всем черном, в таком балахоне, как монах‑капуцин. И еще. У него твое кольцо, государь.
– Мое кольцо? – Император на несколько секунд задумался, затем потемнел лицом и, нетвердо поднимаясь, хмуро произнес: – Где он? Ну, да… Значит, так. Скажи Али, чтобы принес мне маленькую красную шкатулку. Потом сам не спеша спускайся и лично приведи этого человека сюда, вон к тому дальнему окну. Там я с ним переговорю. Ты при этом станешь так, чтобы все видеть, но ничего не слышать. Потом отведешь его обратно до выхода за кольцо твоих людей. Исполняй.
В ожидании гостя, Фридрих стоял у распахнутого окна и смотрел на красно‑черное закатное небо. Вот в такой же вечер полтора года назад он стоял у окна своего замка в родной Германии. Тогда он тоже был нетрезв и зол на весь мир. Недавно избранный, ужасно амбициозный и нетерпеливый глава католической церкви Григорий IX не принял объяснений его, императора, по поводу очередной задержки пятого крестового похода на святую землю. Вместо того, чтобы вникнуть и понять объективные причины задержки, Папа отлучил Фридриха от церкви и публично объявил его врагом веры Христовой.
В тот тяжелый вечер этот же самый гость тоже пришел без приглашения. Фридрих принял его. Странное черное одеяние было чем‑то в тот вечер приятно императору. И вообще ему было тоскливо и хотелось как‑то отвлечься.
Незваный гость без долгих предисловий предложил удивительную сделку. По утверждению незнакомца, он сделает так, что Фридрих пойдет в крестовый поход с полной гарантией успеха.
Человек в черном брал на себя многое. Он гарантировал, что египетский султан Аль‑Камиль подпишет с Фридрихом мир на десять лет. По условиям этого мирного договора, султан добровольно и без боя отдаст христианам Иерусалим, Вифлеем и Назарет.
За мусульманами должна будет остаться только та часть святого города, где находится Куббат‑Аль‑Сахра (Купол Скалы). Это великолепная мечеть на храмовой горе над скалой, на которой Авраам приносил жертву, а Мохаммед отсюда возносился на небо. При этом Фридрих должен будет на эти годы не просто прекратить недружественные действия к Аль‑Камилю, но и защищать его от всех возможных врагов, даже если они были бы христиане.
Фридриха такие условия мирного договора с грозным султаном вполне устраивали. Еще бы. Он, император Фридрих II, сделает то, что не смогли сделать Ричард Львиное Сердце, Фридрих Барабаросса и другие гиганты прошлого. Он вернется победителем, и новому Папе придется это признать.
Вопрос был в цене сделки. Нежданный гость попросил отдать ему кое‑что из личных вещей отца Фридриха, а именно небольшую красную шкатулку. Естественно, не пустую, а с тем, что внутри ее.
Император с трудом, но вспомнил, что хранится в этой шкатулке. Фридрих держал ее в руках только один раз, в восемнадцать лет, когда стал королем германским не на бумаге, а на деле. Тогда ему пришлось повоевать, возвращая себе свое право. Спасибо тогдашнему Папе Иннокентию III, не дрогнул старик, поддержал молодого короля.
Разбирая вещи отца в отвоеванном фамильном замке, Фридрих наткнулся на эту самую шкатулку. Внутри ее был неровно отрубленный кусок старого железа на грубой цепочке. Некому было объяснить ему, что это такое. Фридриху ведь не довелось знать ни деда своего (Фридрих I Барбаросса утонул задолго до его рождения, будучи в очередном походе), ни отца. Будущему императору Фридриху II было всего три года, когда его отец ушел в мир иной, завещав малолетнему сыну германский трон, открывающий дорогу к трону Великой Римской империи.
И Фридрих тогда, в день получения известия об отлучении от церкви, решил принять предложение странного гостя. Он настолько хотел этой красивой победы, что отгонял от себя неприятные мысли о том, кто он, этот незваный гость, и откуда у него такие возможности.
Внезапное ощущение холода и тревоги вернуло императора в Иерусалим, в замок Эль‑Наби‑Дауд. Он не видел, но уже чувствовал всем телом, до трудно сдерживаемой дрожи чувствовал, что гость подошел и стал рядом, где‑то сзади справа.
– Здравствуй, император.
– Здравствуй. Подойди.
Гость сделал два шага и оказался справа от Фридриха, так же устремив взгляд в окно, вдаль, в быстро темнеющее небо.
– Я исполнил свое обещание, император. Исполни свое.
– Исполню. Ларец сейчас принесут. Скажи мне, зачем тебе этот кусок железа?
– Я ведь тебя не спрашивал, зачем тебе эта корона.
– Это правда. Но моя просьба была хотя бы понятна, ведь речь шла об Иерусалимском королевстве.
Император не смотрел гостю в лицо, но почувствовал, как тот скривился в презрительной усмешке.
– Тебе, император, просто кажется, что Иерусалимское королевство – это что‑то понятное и значимое. Только ты не знаешь сути вещей. Например, ты не знаешь, что такое сочетание слов скоро исчезнет, пропадет навсегда.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты – последний король Иерусалимского королевства. Его больше не будет. Никогда в истории Человечества такого королевства больше не будет.
Фридриху стало не по себе. Он задумался. Гость спокойно ждал продолжения беседы. Наконец Фридрих вернулся из своих мыслей и с не свойственной ему осторожностью в голосе спросил:
– Когда это произойдет?
Гость опять ухмыльнулся.
– Ты хочешь узнать, император, когда нарушится тобой подписанное перемирие на этой земле, или же ты хочешь узнать день своей смерти?
Император смог совладать с охватившим его внутренним холодом. Его голос стал глуше, но не задрожал:
– Я не хочу знать день своей смерти. Долго ли будет мир на святой земле?
– Пятнадцать лет.
– А потом?
– Потом вся эта земля будет принадлежать людям другой религии.
– Понятно. Надолго?
– На 666 лет.
– Нехорошее число. А потом?
– Ты хочешь слишком много знать, император. Излишнее знание приближает день ухода. Не спеши.
Разговор прервался. Постояв немного молча, император медленно поднял согнутую в локте левую руку. Слуга Али, крещеный мавр, поднес императору ларец. Император, не поворачиваясь, показал головой, кому следует его отдать. Гость спрятал ларец в бесконечных складках своего балахона, изобразил легкий поклон и удалился в сопровождении начальника охраны.
Стемнело. В зале зажгли свечи. Приближенные императора, не дождавшись его возвращения за стол, неспешно доедали и допивали, стараясь особо не шуметь. А Фридрих все стоял и стоял у распахнутого окна, безуспешно пытаясь выгнать из души вошедшее туда ощущение какой‑то очень глубокой, огромной, вселенской тоски и тревоги.
