Джонатан Келлерман - Дьявольский вальс
Детектив Стерджис: Вот, смотрите, защитник. Статьи, помеченные красными звездочками, посвящены внезапной младенческой смерти. Проверьте даты: ваш клиент и мисс Киркеш сняли их с компьютера. За шесть месяцев до смерти Чэда. Статьи с синими звездочками посвящены синдрому Мюнхгаузена. Проверьте даты, и вы увидите, что статьи сняты через два месяца после рождения Кэсси – задолго до того, как начались ее болезни. На мой взгляд, это свидетельствует о предумышленности, вы не согласны, защитник? Я в самом деле получил удовольствие от небольшой комедии, которую Чип разыграл для нас, может быть, ребята в камерах тоже будут рады ей. Черт возьми, возможно, вам удастся перевести его из блока усиленного режима туда, где сидят основные массы, защитник. Чтобы он имел возможность преподавать тамошним социопатам начальный курс социологии. Что скажете? Что?
Мистер Джонс: (Неразборчиво.)
Мистер Токарик: Чип...
Детектив Стерджис: Что это, я вижу слезы. Чип? Бедный ребенок. Говори громче, я тебя не слышу.
Мистер Джонс: Давайте заключим сделку.
Детектив Стерджис: Сделку? Какую?
Мистер Джонс: Сократите обвинение: нападение – вооруженное нападение. На самом деле это все, на что у вас есть доказательства.
Детектив Стерджис: Ваш клиент хочет вести переговоры, защитник. Я вам предлагаю что-нибудь посоветовать ему.
Мистер Токарик: Ничего не говори, Чип. Дай я все улажу.
Мистер Джонс: Я хочу договориться, будь все проклято, я хочу выйти отсюда.
Детектив Стерджис: Что ты можешь предложить, Чип?
Мистер Джонс: Информацию – только факты. То, что проделывал мой папаша. Настоящее убийство. В больнице работал врач по фамилии Эшмор. Вероятно, он шантажировал отца по какому-то делу. Однажды я подслушал разговор отца и одного из его лакеев – червяка по фамилии Новак, – я пришел навестить папу к нему домой и услышал, о чем они говорили. Они сидели в библиотеке и не знали, что я стою за дверью, – они никогда не обращали на меня особого внимания. Они говорили, что этим типом, этим врачом, придется заняться. Что при всех проблемах с безопасностью в больнице это не должно быть затруднительно. Я тогда особенно не задумывался над их словами, но через месяц Эшмор был убит на больничной автостоянке. Значит, между разговором и убийством должна существовать какая-то связь, так? Я уверен, мой папаша и подстроил убийство. Приглядитесь к нему повнимательнее – поверьте, на фоне этого все случившееся со мной покажется пустяком.
Детектив Стерджис: Пустяком, говоришь?
Мистер Джонс: Поверьте, вам следует расследовать это дело.
Детектив Стерджис: Что ж, продаешь своего старика, да?
Мистер Джонс: Он никогда для меня ничего не делал. Никогда не защищал меня – ни разу, ни единого раза!
Детектив Стерджис: Слышите, защитник. Вот вам основа для защиты: тяжелое детство. Ну, пока, Чип. Пошли, Стив.
Детектив Мартинес: Встретимся в суде.
Мистер Джонс: Подождите...
Мистер Токарик: Чип, нет никакой необх...
(КОНЕЦ ЗАПИСИ)
37
Предъявленное обвинение было помещено на третьей странице бедного новостями субботнего номера газеты. Заголовок гласил: «Профессору предъявлено обвинение в убийстве и жестоком обращении с детьми», рядом располагалась старая, сделанная в колледже фотография Чипа. На ней он выглядел счастливым хиппи; в статье говорилось о нем, как об исследователе в области социологии и обладателе нескольких наград за преподавание. Также были процитированы непременные образчики мнения не веривших в случившееся коллег.
Статья, появившаяся на следующей неделе, заслонила собой историю Чипа: «Арест Чака Джонса и Джорджа Пламба – сговор о совершении убийства Лоренса Эшмора».
Соучастник сговора по имени Уоррен Новак – один из серых бухгалтеров – вступил в соглашение с полицией и рассказал все, включая тот факт, что Пламб дал ему указание взять наличные деньги с больничного счета, чтобы заплатить наемному убийце. Человек, который проломил череп Эшмору, был представлен как личный охранник Чарльза Джонса по имени Генри Ли Кьюди. На фотографии было видно, как федеральный агент, имя которого не указывалось, ведет преступника в тюрьму. Крупный и мощный Кьюди был одет весьма небрежно и казался только что проснувшимся. Агент был блондином в очках в черной оправе, с лицом, имевшим форму почти равностороннего треугольника. На работе в качестве охранника в Западной педиатрической больнице он был известен как А. Д. Сильвестер.
Я раздумывал, почему правительственный агент вдруг занимается арестом по делу об убийстве, пока не прочел последний абзац: ожидается «основанное на длительном правительственном расследовании» федеральное обвинение Чарльза Джонса и его банды в «предполагаемых финансовых нарушениях». Со ссылками на анонимных «федеральных официальных представителей». Имена Хененгард и Зимберг упомянуты не были.
* * *В четверг, в четыре часа, я в четвертый раз попытался дозвониться до Анны Эшмор. На три первых звонка никто не ответил. На сей раз трубку поднял мужчина.
– Кто это? – спросил он.
– Алекс Делавэр. Я работаю в Западной педиатрической больнице. На прошлой неделе я посетил миссис Эшмор, чтобы выразить свое соболезнование, а теперь просто хотел бы узнать, как она поживает.
– А-а. Это говорит ее поверенный, Натан Бест. С ней все в порядке. Вчера вечером выехала в Нью-Йорк навестить старых друзей.
– А когда она вернется, вам неизвестно?
– Не уверен, что она вообще вернется.
– А, вот как. Если будете говорить с ней, передайте ей мои наилучшие пожелания.
– Хорошо. Как, вы сказали, ваша фамилия?
– Делавэр.
– Вы врач?
– Психолог.
– А не хотели бы вы приобрести по сходной цене земельный участок, а, доктор? Участок будет освобождаться от нескольких владельцев.
– Нет. Спасибо.
– Ну что ж, если вам известен кто-то, кто желал бы сделать приобретение, сообщите ему. Всего хорошего.
* * *В пять часов я последовал недавно приобретенной привычке и направился к маленькому белому дому, расположенному в тенистом тупике в Западном Лос-Анджелесе, как раз к востоку от Санта-Моники.
На сей раз со мной поехала Робин. Я припарковался и вышел из машины.
– Долго не задержусь.
– Не спеши.
Она откинула сиденье, поставила ноги на приборную доску и начала набрасывать на бристольском картоне эскизы перламутровой инкрустации.
Как обычно, окна домика были завешены. Я прошел по прорезающей газон тропинке, выложенной железнодорожными шпалами. На бордюрах пробивались ярко-красные и белые петунии. Универсал «плимут-вояджер» стоял на подъезной дороге. За ним расположилась помятая «хонда» медного цвета. Уже начиналась настоящая жара, и воздух был плотным и каким-то маслянистым. Я не замечал ни малейшего ветерка. Но все же что-то заставляло звучать бамбуковые колокольчики над дверью.
Я постучал. Глазок открылся, и в нем показался красивый голубой глаз. Дверь широко распахнулась, и Вики Боттомли посторонилась, чтобы дать мне пройти. На ней была зеленая, цвета неспелого лимона, блузка медсестры, надетая поверх белых эластичных брюк. На волосах много лака. В руке она держала кружку цвета тыквы.
– Кофе? – предложила она. – Еще немного осталось.
– Нет, спасибо. Как сегодня дела?
– В общем-то, кажется, лучше.
– У обеих?
– В основном у малышки. Она по-настоящему раскрылась. Бегает по всему дому, как настоящий маленький бандит.
– Хорошо.
– И разговаривает сама с собой. Это нормально?
– Уверен, что да.
– Ага. Я так и думала.
– О чем она говорит, Вики?
– Не могу разобрать – что-то бубнит. Но выглядит достаточно счастливой.
– Крепкая малышка, – заметил я, входя.
– Как и большинство детей... Она ждет вас.
– Правда?
– Ага. Я упомянула ваше имя, и она улыбнулась. Уже пора, а?
– Конечно. Наверняка я заслужил свои лычки.
– Работая с малышами, приходится трудиться.
– Как она спит?
– Хорошо. Но Синди спит плохо. Я каждую ночь слышу, как она встает и по нескольку раз за ночь включает телевизор. Может быть, действует отмена валиума, а? Хотя я не замечала никаких других симптомов.
– Может быть, и так, или просто обычное беспокойство.
– Возможно. Вчера ночью она заснула у телевизора, я разбудила ее и отослала обратно в комнату. Но с ней все будет в порядке. Ведь у нее нет другого выбора, согласны?
– Почему это?
– Потому что она мать.
Мы миновали гостиную. Белые стены, бежевый ковер, совершенно новая мебель, только что прибывшая со склада. Налево – кухня. Прямо перед нами – широко раскрытые стеклянные двери. Задний двор представлял собой патио с искусственным газоном, за которым начиналась настоящая трава – бледная по сравнению с искусственной. В центре дворика росло апельсиновое дерево, его ветки согнулись под тяжестью созревающих плодов. Двор ограничивался забором из планок красного дерева с зубчатыми верхушками, протянутыми над ним телефонными проводами и крышей соседнего гаража.
