Грег Кайзер - Самая долгая ночь
— Джек, — снова подал голос ганеф слева. — Если нам здесь ничего не светит, то пора сваливать.
— Заткнись, Барри! — рявкнул на него Спарк. Пулеметы на палубе катера застрочили снова.
— Он считает, что может размазать меня по стенке, этот твой лилипут, — продолжал тем временем англичанин. — Но на этом берегу лужи король я, а не он. Здесь он никто. Так что ты, Леонард, и этот твой лилипут допустили ошибку.
— Я предупредил тебя. Не пори горячку. Если Лански узнает, будешь кусать локти, но поздно, — ответил Маус. — А он точно узнает.
— Ты пытался продырявить меня насквозь, ты и твой чертов фриц! — словно труба иерихонская прогромыхал Спарк, и его трубный глас заглушил собой даже пулеметную очередь.
Маусу всегда не давал покоя вопрос, сумеет ли он в последние мгновения жизни держать глаза открытыми или все же зажмурится. Глаза его оставались открытыми, хотя и слегка прищуренными. Но секунды шли, а Спарк так и не запустил руку в карман пиджака, и не дал сигнала своим подручным. Он снова задумался, и, похоже, мысли как пчелы роились в его круглой, как котел, голове.
— Джек, нам пора сваливать, — напомнил ему ганеф по имени Барри. — Парни из УСО сказали, мол, всего двадцать минут, или ты забыл? В этой луже полно немецких подлодок.
— Я, кажется, сказал тебе, заткнись! — снова рявкнул на него Спарк, а сам повернулся к Маусу. — Немчура сейчас не осмеливается сунуть сюда нос, но стоит нам свалить отсюда, как они будут тут как тут. Верно я говорю?
— Что… — вновь подала голос Река.
— Томми, помоги ей заткнуться, если она снова откроет рот, договорились?
— Понял, Джек, — отозвался Томми и нацелил на Реку свой «стэн».
— Что тебе нужно, Джек? — спросил Маус.
— Ты думаешь, я просто так притащился в такую даль? Я здесь потому, что хочу получить мои законные три тысячи за это путешествие плюс причитающийся мне кусок.
И Маус понял. За эти три недели он совершил столько сделок, что все моментально понял.
— Все, что ты хочешь, Джек, — ответил он.
— И сколько же у тебя, Маус, осталось деньжат твоего лилипута? Признавайся, — Спарк улыбнулся своей противной улыбочкой.
— Двенадцать тысяч фунтов, — честно признался Маус. — Они твои, при условии, что мы посадим этих людей в лодки, — он помахал рукой в сторону пирса.
— Сколько ты даешь за каждого жида? — уточнил Спарк. И когда Маус не ответил, повернулся к Барри. — Лично ты сколько бы дал?
— Ну и вопросы ты задаешь, Джек. Не знаю. Фунтов пять, не больше. Да и вообще зачем мне эти жиды, — ответил тот.
— Пять? Нет, эти куда дороже, скажу я тебе. Ведь так, Леонард? Каждый по сотне, на меньшее я не согласен, — Спарк посмотрел на Мауса. — За каждого жида ты даешь мне по сотне фунтов. Итого, — англичанин вновь умолк, из чего Леонард сделал вывод, что Спарк снова мысленно производит подсчеты. — Итого девять тысяч фунтов, после того, как ты возместишь мне мои расходы. То есть всего девяносто. Можешь забрать девяносто евреев.
— Ты не можешь бросить их здесь, Джек, — произнес Леонард, как можно спокойнее, чтобы не перейти на умоляющий тон. Иначе Спарк никогда к нему не прислушается. — Мы можем посадить в лодки больше трехсот человек.
— Заплати сотню, и получишь еще.
Маус задумался. Впрочем, мозги его как будто уподобились грязи у них под ногами.
— Лански тебе заплатит. Обещаю, я сделаю все для того, чтобы он тебе заплатил оставшуюся часть.
— Послушай, сынок, мы здесь не жиды и не работаем в кредит. Так что, сколько у тебя есть, столько ты и посадишь. Надеюсь, что денежки при тебе, иначе здесь никто даже с места не сдвинется.
— Джек, пожалуйста, — произнес, вернее, на этот раз взмолился, Маус. — Ты не можешь бросить их здесь. Немцы…
Но он не договорил. Взывать к милосердию англичанина — бессмысленное дело. Он стащил с плеч плащ и передал его Спарку, а тот, в свою очередь, Томми.
— Деньги в подкладке, — пояснил Маус, радуясь тому, что успел часть денег оставить себе, и одновременно досадуя, что оставил слишком мало. Та тысяча, которую он бросил тогда О'Брайену и которая сгорела дотла, сейчас бы помогла ему выкупить еще десять человек.
— Знаешь, что я тебе скажу, Леонард. Я человек щедрый и разрешаю тебе взять для ровного счета сотню.
Спарк на минуту умолк, и вновь стало слышно, как пулеметы поливают дамбу свинцом.
— Ну вот, мы с тобой и порешили. Но скажи, это все денежки, что тебе дал лилипут? А как же ты сам? Сколько лично ты заплатишь мне за все неприятности, которые ты мне доставил? За то, что сунул мне прямо в лицо свою «пушку»?
Маус посмотрел в крошечные глазки-бусинки, едва различимые в лунном свете. До его слуха донесся треск выстрелов у него за спиной. Значит, немцы уже на дамбе. Они смотрят прямо на них, и некоторые решили рискнуть и бросить вызов пулеметам на катере.
Постепенно до него начало доходить, к чему клонит Спарк.
— Ты хочешь сказать, что бросишь меня здесь?
Спарк расхохотался.
— Нет, Леонард, я отправлю тебя домой, чтобы ты растолковал своему лилипуту, что и как. В качестве урока. На этой стороне лужи хозяин я, и если он хоть раз посмеет сунуть сюда свой жидовский нос, считай, что он жмурик. Это я обещаю. Нет, ты вернешься домой и все ему растолкуешь.
Домой. У Мауса отлегло от души.
— Но ты ведь не такой богатый, как твой лилипут. Сколько ты мне заплатишь?
— Джек, пора, — подал голос Томми.
Спарк посмотрел на него и кивнул, после чего повернулся к Маусу.
— Слушай мои условия. Как и в той лавке на Уайтчерч. Вспомни, как ты тогда обошелся со мной. Сказал, мол, выбирай, Ричи или «вельрод», а сам приставил дуло к его голове. И вот теперь выбор за тобой. И то и другое сразу не получится, кажется, так ты тогда сказал.
Спарк умолк, и когда пулемет заговорил снова, Маус успел заметить его ехидную улыбочку.
— Выбирай, или ты, или твоя зазноба, — произнес Спарк и указал здоровой рукой на Реку. — Или твои евреи. Вот и весь выбор. Решай сам.
Его улыбка сделалась еще омерзительнее.
— Выберешь ее, и мы свалим отсюда, как будто нас здесь никогда не было, и тогда немчура спустится сюда, не успеешь ты и глазом моргнуть. Или брось ее, и мы останемся здесь, пока ты не заберешь отсюда свою жидовскую сотню. Выбирай, что хочешь, в любом случае твой лилипут будет рад тебя видеть. Лично мне все равно, мне главное положить себе в карман денежки твоего Лански. Согласись, что мне причитается, — и Спарк жестом указал на берег. — Итак, она или сотня?
— Ты мерзавец, — прошептал Маус. Он все понял, и все же услышанное не укладывалось у него в голове. — Или сумасшедший.
— Мерзавец? Сумасшедший? Да это ты, можно сказать, обоссал меня с ног до головы, ты пархатый жидяра! — Голос Спарка сделался еще громче. — Я просто плачу тебе той же монетой, тебе и твоему лилипуту. Вы решили, что можете нагреть Джека Спарка, и это вам сойдет с рук.
— Я ничего не понимаю, — произнесла Река, но Маус ей не поверил. Он посмотрел на нее, затем снова перевел взгляд на англичанина. В это мгновение он меньше всего думал о Лански, о том, что тот ему скажет, если он вернется домой всего с одной сотней вместо целой тысячи.
Он посмотрел на людей, которым еще десять минут назад он дулом «вельрода» велел отойти влево.
Впрочем, до выбора дело может и не дойдет. В конце пирса был Каген, Каген, этот чертов мамзер, который держал команду английского катера на прицеле, всех пятерых. И руки каждого были подняты вверх.
И хотя Маус ожидал, что Каген вот-вот увеличит счет своим трупам, как он сделал тогда рядом с составом и с подножки поезда, его надежды не оправдались. Каген не сделал ни единого выстрела.
— Мистер Спарк, — сказал он вместо того, чтобы скосить очередью англичанина и его подручных. — Что тут происходит?
— А что забыл наш фриц в одной компании с Лански? — спросил тот.
Каген соображал быстро. Он понял, что к чему, еще в Ист-Энде.
— Я не гангстер, мистер Спарк, — произнес он. Впрочем, ствол его «стэна» не сдвинулся в сторону ни на дюйм, ни с команды катера Спарка, ни на него самого.
— Мы ждем, когда Леонард сделает свой выбор, — ответил англичанин. Почему-то он не приказал своим головорезам, чтобы те скосили немца очередью. Впрочем, понятно почему, потому что между ними находилась команда катера. И все-таки Маус не оставлял надежды, что Каген сообразит, что к чему, и освободит его от необходимости сделать навязанный ему Спарком выбор.
— Я с вами не ссорился, мистер Спарк, — сказал Каген. — Если хотите, можете его убить.
И Маус понял, что он ему мстит, причем мстит за все разом. Спарк расхохотался, и его утробный хохот громким эхом прогрохотал вдоль берега.