Джон Гришем - Камера
— Понятно. И попадете в газеты. Вот что вам нужно, так? Клоуны в идиотских костюмах всегда привлекают внимание толпы.
Метрах в двадцати за спиной Адама захлопали дверцы автомобиля. Повернув голову, он увидел на стоянке у ворот двух репортеров. В руке одного был фотоаппарат, другой доставал из сумки видеокамеру.
— Ну, давайте же, парни! Улыбайтесь! Ловите момент!
— Уноси ноги! — угрожающе процедил краснорожий.
Адам повернулся и зашагал к «саабу». Репортер с видеокамерой бросился ему наперерез:
— Мистер Адам Холл? Адвокат Сэма?
— Да, — не останавливаясь, бросил Адам.
— У меня всего два вопроса.
— А у меня ни одного ответа. Но вон те молодые люди сгорают от желания пообщаться.
Он рванул на себя дверцу машины, сел за руль, повернул ключ зажигания. Охранница у ворот прикрепила к ветровому стеклу «сааба» карточку с номером, и через минуту Адам въехал на территорию тюрьмы.
* * *На пороге Семнадцатого блока его, как всегда, обыскали.
— Что там? — спросил Пакер, указывая на пластиковый автомобильный холодильник, который Адам держал в левой руке.
— Эскимо, сержант. Не желаете порцию?
— Я взгляну, если вы не против.
Он приподнял крышку. Пересыпанные кубиками льда, в холодильнике лежали шесть брикетиков мороженого. Пакер опустил крышку и махнул рукой в сторону «гостиной»:
— С сегодняшнего дня ваши встречи будут проходить здесь.
Они оба ступили в комнату.
— Почему?
Адам осмотрелся: металлический стол, три стула, телефон и кондиционер.
— Таков порядок. Накануне Большого дня администрация допускает некоторое послабление режима. Тут осужденный принимает гостей, временной лимит для него уже не существует.
— Какая забота!..
Положив кейс на стол, Адам снял трубку телефона. Пакер отправился за Сэмом.
Любезная дама из канцелярии суда в Джексоне известила Адама, что Верховный суд штата Миссисипи буквально четверть часа назад отклонил протест мистера Холла по поводу патологических изменений в психике его клиента.
— Я этого ожидал. Будьте добры направить копии решения суда факсом в мой офис в Мемфисе, а также мистеру Лукасу Манну в Парчман.
Затем он позвонил Дарлен:
— Срочно вышли новую петицию в федеральный суд, ее копии — в апелляционный и Верховный суд страны на имя Ричарда Олэндера.
Связавшись по телефону с Олэндером, Адам поставил его в известность об отосланной бумаге и узнал, что Верховный суд США отказался удовлетворить жалобу на неконституционность казни в газовой камере.
Дверь распахнулась, и в «гостиную» вошел Сэм. Руки его были свободны. После обмена приветствиями он опустился на стул и, вместо того чтобы закурить сигарету, достал из сумки-холодильника эскимо.
— Верховный суд ответил отказом, — прошептал Адам, не отводя от уха телефонной трубки.
Сэм мягко улыбнулся и начал перебирать принесенные с собой конверты.
— В суде штата тоже ничего не вышло. — Адам нажал на рычаг и принялся набирать другой номер. — Иного я и не ждал. Сейчас моя секретарша шлет факс федеральному суду.
Трубку на противоположном конце провода сняли, и клерк апелляционного суда в Новом Орлеане сообщил, что жалоба на неквалифицированные действия предыдущего защитника пока не рассматривалась.
— Не самое удачное начало дня, — вынужден был признать Адам.
— Из Джексона утром в программе новостей заявили, будто я обратился к губернатору с просьбой о помиловании. Врут, подлецы. Так поступить ты не мог.
— Спокойно, Сэм. Это обычная рутина.
— В заднице я видел твою рутину. Мне казалось, мы обо всем договорились. А Макаллистер с экрана распространялся о том, какую боль причинит ему предстоящее слушание. Я же предупреждал тебя, Адам.
— В данную минуту Макаллистер — наименьшее из зол, Сэм. Просьба о помиловании — чистой воды формальность. Мы не обязаны присутствовать на слушании.
Кэйхолл удрученно кивнул. Злости он не испытывал, по сути, ему было глубоко безразлично, что еще предпринял его адвокат. Какая теперь разница? Желание поскандалить было сейчас лишь данью принципам, не более. Неделю назад Сэм устроил бы Адаму настоящий скандал.
— Сегодня ночью они тренировались. Придушили в газовке, по-видимому, крысу. Если судить по их довольным голосам, тренировка закончилась успешно. Мерзавцы. Надо же — генеральная репетиция.
— Мне искренне жаль, Сэм.
— Знаешь, чем пахнет цианид?
— Нет.
— Корицей. Запах чувствовался даже у нас — эти придурки позабыли закрыть в коридоре окна.
Адаму было трудно понять, фантазии это или горькая правда. Камера после экзекуции подвергалась тщательной вентиляции, и газ никак не мог попасть в соседний отсек. Похоже, Сэм наслушался историй, которые в ходу у охранников. Тюремный фольклор.
Сидя на краешке стола, Адам не сводил глаз с жалкого старика, с его тонких, как спички, рук и сальных волос. Грех, великий грех убивать это беспомощное существо. После совершенного дедом преступления миновали годы, в душе он давно и не один раз умер. Что даст обществу его казнь?
— Мне очень жаль, Сэм. Прости, но есть вопросы, которые необходимо обсудить.
— Сегодня у ворот опять торчали люди из Клана? Вчера я видел их по телевизору.
— С полчаса назад мне попались на глаза семеро, во всей красе, только без капюшонов.
— Когда-то я тоже носил белый балахон. — В тоне Кэйхолла прозвучала нотка гордости. Так боевой ветеран рассказывает новобранцам о своих подвигах.
— Знаю. Именно поэтому ты оказался на Скамье и считаешь сейчас немногие оставшиеся часы. Этих фанатиков тебе следовало бы ненавидеть.
— Ненависти к ним у меня нет. Равно как и у них нет права находиться здесь. Они меня бросили. За решетку меня засадил Доган, а ведь, давая на суде показания, он являлся великим магом штата Миссисипи. Даже адвокатам моим Клан не заплатил ни цента.
— Чего ты ожидал от кучки головорезов? Верности? Преданности?
— Но я-то был им предан.
— А в результате? Ты должен заявить, что не считаешь себя больше членом Клана. Потребуй, чтобы они убрались отсюда.
Сэм аккуратно положил стопку конвертов на соседний стул.
— Я сделал это за тебя, — сказал Адам.
— Когда?
— Тридцать минут назад. Обменялся парой слов с их главарем. Им плевать на твою жизнь, Сэм. Казнь дает им возможность погреться в лучах твоей славы. Они намерены превратить тебя в свое знамя, в факел, который будет гореть долгие годы. С твоим именем на устах они примутся жечь кресты, организуют паломничество к твоей могиле. Ты нужен им мертвым, Сэм.
— У вас вышла разборка? — заинтересовался Кэйхолл.
— Так, по мелочи. Ты решил что-нибудь насчет Кармен? Ей необходимо время на сборы.
Сэм глубоко вдохнул, с шумом выдохнул.
— Я бы очень хотел посмотреть на нее. Только предупреди девочку, пусть не пугается меня.
— Выглядишь ты прекрасно.
— Господи Всеблагий, благодарю. А Ли?
— Что Ли?
— Как у нее дела? Понимаешь, ведь нам приносят газеты. Ее имя упоминалось в воскресенье, а потом и во вторник, что-то вроде «пьяной леди за рулем». Надеюсь, она не в тюрьме?
— Нет. В клинике. — Фраза прозвучала так, будто Адам точно знал, в какой именно клинике находится тетя.
— Она может прийти?
— Ты этого хочешь?
— Наверное, да. Скажем, в понедельник. Там видно будет.
— Хорошо. — «Где, — подумал Адам, — разыскать ее?» — В выходные обязательно переговорю с ней.
Сэм протянул ему незапечатанный конверт:
— Передай администрации. Список посетителей. Можешь посмотреть.
Адам вытащил из конверта лист бумаги. Всего четыре имени: его собственное, Ли Фелпс Бут, Кармен Холл и Донни Кэйхолл.
— Немного.
— У меня уйма родственников, только видеть их не желаю. За девять с половиной лет ни один не дал о себе знать. Будь я проклят, если позволю теперь хоть кому-то явиться сюда. Пусть приберегут слезы до похорон.
— Газетные репортеры и тележурналисты осаждают меня просьбами устроить с тобой интервью.
— К дьяволу!
— Так я им и сказал. Правда, есть один человек, Уэндалл Шерман, автор пяти или шести книг, довольно известный писатель. Сам я его шедевров не читал, но отзываются о нем неплохо. Вчера он звонил мне, просил разрешения прийти сюда, чтобы записать с твоих слов историю твоей жизни. Произвел на меня впечатление прямого и честного человека. Он уже вылетел в Мемфис — так, на всякий случай, если ты согласишься.
— Зачем ему понадобилась история моей жизни?
— Шерман думает написать книгу.
— Душещипательный роман?
— Сомневаюсь. Он готов заплатить за беседу пятьдесят тысяч наличными плюс какой-то процент с гонорара.
— Поразительная щедрость. Пятьдесят тысяч долларов за пару дней до смерти. Что мне с ними делать?
