Дуглас Престон - Гора Дракона
Она спряталась за валуном, затем обошла его и выглянула с другой стороны. Най поднялся и спокойно зашагал в их сторону. Его лицо находилось в глубокой тени от полей шляпы, и де Вака не могла разобрать его выражение. Их разделяло всего сто ярдов. Он просто подойдет и убьет их обоих. И сделать абсолютно ничего нельзя.
Карсон застонал и потянулся к ней, стараясь что-то сказать.
Де Вака вернулась назад и стала ждать. Очень скоро она почувствует сильный удар в затылок, который будет означать, что ее настигла пуля. Она услышала звук приближающихся шагов, закрыла голову руками и крепко зажмурила глаза, готовясь к неизбежной смерти.
На большом экране появилось единственное слово: тщета. Несколько мгновений Скоупс размышлял. Затем он откашлялся.
— «Нет места, лучше убеждающего в тщете человеческих надежд, чем публичная библиотека». Доктор Джонсон.
— Очень хорошо, — ответил профессор. — «Если человек не дурак, он сможет избавиться от любой глупости, кроме тщеславия». Руссо.
— «Я был человеком тщеславным, но теперь я безупречен». У. К. Филдс.
— Подожди минутку, я никогда не слышал такого высказывания, — сказал Левайн.
— Хочешь проверить?
Левайн немного подумал.
— Нет.
— Тогда продолжай.
— «Тщеславие играет отвратительные шутки с нашей памятью». Конрад, — сказал Левайн после коротких раздумий.
Глава «Джин-Дайн» тут же ответил:
— «Тщеславие было самым отвратительным даром эволюции». Дарвин.
— «Тщеславный человек никогда не сможет быть совершенно безжалостным: он всегда рассчитывает на аплодисменты». Гете.
Наступило молчание.
— Ты уже иссяк? — спросил Левайн.
Скоупс улыбнулся.
— Я просто не знаю, что выбрать. «Подлинно, совершенная суета всякий человек живущий».[121] Тридцать восьмой псалом.
— Вот уж не знал, что ты религиозен. «Подлинно, человек ходит подобно призраку». Там же.
Вновь наступила долгая пауза.
— «Лишь знаю: тщетно мы любили, Лишь чувствую: прощай, прощай»! Байрон,[122] — наконец сказал Скоупс.
— Вижу, в ход пошли последние резервы, — фыркнул Левайн.
— Твой черед.
Профессор надолго задумался.
— «Журналист — это пройдоха, играющий на людском тщеславии, невежестве или одиночестве, который завоевывает их доверие, а потом предает без малейшего раскаяния». Джанет Малкольм.
— Я готов проверить, — тут же сказал владелец корпорации.
— Ты шутишь? — удивился Левайн. — Ты не можешь знать эту цитату. Я и сам ее помню только из-за того, что недавно использовал в своем выступлении.
— Я слышу ее первый раз. Но мне известно, что Джанет Малкольм пишет для «Ньюйоркера».[123] И я очень сомневаюсь, что их филологи пропустили бы слово «пройдоха».
— Сомнительная теория, — сказал Левайн. — Но если ты готов поставить ее на кон, то вперед.
— Проверим по компьютеру?
Левайн кивнул.
Скоупс ввел с клавиатуры параметры поиска. Им пришлось немного подождать. Наконец под словом «тщеславие» появилась цитата.
— Интуиция меня не подвела, — торжествующе сказал Скоупс. — Там написано не «пройдоха», а «мошенник». Первый раунд за мной.
Профессор промолчал.
Брент задал параметры для поиска следующего случайного слова. Огромный монитор очистился, после чего на нем появилось новое слово: смерть.
— Достаточно широкое понятие, — заметил Левайн и немного подумал. — «Дело не в том, что я боюсь смерти. Просто я не хочу там находиться, когда это произойдет». Вуди Аллен.
Скоупс рассмеялся.
— Одно из моих любимых. «Не боятся смерти лишь те, кто рассуждает о ней лишь теоретически». Мизнер.[124]
— «Будем смеяться, не дожидаясь минуты, когда почувствуем себя счастливыми, иначе мы рискуем умереть, так ни разу и не засмеявшись». Лабрюйер, — ответил Левайн.
— «Многие готовы скорее умереть, чем подумать. Собственно, так оно и выходит». Рассел, — парировал его оппонент.
— «Страдальцы очень добрые люди: они копят богатство для тех, кто желает им смерти». Король Станислав,[125] — процитировал профессор.
— «Когда человек умирает, смерть наступает не только от болезни; он умирает от всей своей жизни». Пеги.
— «Каждый рождается королем, и многие, подобно королям, умирают в изгнании».[126] Уайльд.
— «Смерть есть то, после чего все теряет смысл». Розинов.
— Розинов? Кто, черт возьми, этот Розинов? — спросил Левайн.
— Хочешь проверить? — улыбнулся Скоупс.
— Нет.
— Тогда продолжим.
— «Смерть уничтожает человека, но мысль о смерти его спасает». Фрост.
— Как красиво. И по-христиански.
— Это не просто христианская идея. В иудаизме мысль о смерти должна вдохновить человека на достойную жизнь.
— Верю, если ты так говоришь, — сказал Скоупс. — Но меня это не слишком интересует. Разве ты не помнишь?
— Ты тянешь время, потому что у тебя закончились цитаты? — тут же спросил Левайн.
— «Я стану смертью: разрушителем миров». Бхагавад-гита.
— Весьма подходит, Брент, для твоего бизнеса. Эти же слова произнес Оппенгеймер, когда увидел первый атомный взрыв.
— А теперь складывается впечатление, что афоризмы закончились у тебя.
— Вовсе нет. «И вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя Смерть». Откровение Иоанна Богослова.
— Которому имя смерть? Звучит как-то неправильно.
— Хочешь проверить? — спросил профессор.
Скоупс немного помолчал, а потом покачал головой.
— «Философия умирает чуть раньше философа». Рассел.
Левайн помедлил.
— Бертран Рассел? — спросил он.
— А кто же еще?
— Он никогда не говорил ничего подобного. Ты вновь придумываешь цитаты.
— В самом деле? — безразлично ответил Скоупс.
— Твой любимый фокус в университете. Только теперь мне легче это увидеть. Типичный скоупсизм, и тут у меня нет сомнений, я настаиваю на проверке.
После короткой паузы Скоупс улыбнулся.
— Очень хорошо, Чарльз. Один — один. Теперь приступим к решающему раунду.
Экран очистился, и на нем появилось новое слово: вселенная.
Глава «Джин-Дайн» на мгновение закрыл глаза:
— «То, что Вселенная постижима, непостижимо».[127] Эйнштейн.
— Ты не настолько глуп, чтобы начать придумывать цитаты?
— Ну так проверь, если хочешь.
— Пожалуй, эту я пропущу. «Мы либо единственная мыслящая форма жизни во Вселенной, либо нет. И любая возможность ошеломляет». Карл Саган.[128]
— Карл Саган это сказал? Я не верю.
— Ну так проверь.
Скоупс улыбнулся и покачал головой.
— «Невозможно поверить, что целая Вселенная была создана для нас, живущих на третьеразрядной планете третьеразрядного солнца». Байрон.
— «Бог не играет в кости с Вселенной». Эйнштейн.
Скоупс нахмурился.
— Разве можно использовать один и тот же источник в одном раунде? Ты поступаешь так уже второй раз.
Левайн пожал плечами.
— А почему бы и нет?
— Ладно. «Господь не только играет в кости, но к тому же забрасывает их порою туда, где мы их не можем не увидеть». Хокинг.[129]
— «Чем понятнее Вселенная, тем более она кажется бессмысленной». Вайнберг.[130]
— Очень хорошо, — сказал Скоупс. — Мне это нравится. — Он задумался. — «Истинное понимание Вселенной дается лишь накурившимся подросткам и дряхлым космологам». Лири.[131]
Наступила тишина.
— Тимоти Лири? — спросил профессор.
— Конечно.
Пауза затягивалась.
— Не думаю, чтобы Лири мог сказать нечто столь легкомысленное, — заметил Левайн.
Скоупс улыбнулся.
— Если ты сомневаешься, проверь меня.
Профессор погрузился в размышления. Именно такой была любимая стратегия Скоупса — выдумывать цитаты в начале раунда, приберегая настоящие на конец игры, чтобы противник истратил свой запас. Левайн читал Лири еще в те времена, когда учился в Гарварде, и интуиция подсказывала ему, что Скоупс придумал эту цитату. Впрочем, Брент любил использовать высказывания, которые казались нехарактерными для данного автора, чтобы заставить оппонента настоять на проверке. Он посмотрел на Скоупса, который продолжал невозмутимо глядеть на своего противника. Если он потребует уточнения, а Лири это говорил…
Профессор тряхнул головой.
Секунды уходили одна за другой.
— Проверим, — наконец сказал он.
Скоупс был заметно ошеломлен. Левайн видел, как побледнел генеральный директор «Джин-Дайн». Он размышлял — как много лет назад размышлял Левайн — о том, какие последствия будет иметь его поражение.
