Дэннис Лехэйн - Таинственная река
Возможно, именно этого и не хватало тому типу в «кадиллаке» — немного сочувствия. Но Мальчик, Который Ускользнул от Волков, не был расположен проявлять какое бы то ни было сочувствие в ту субботнюю ночь. В руке у него был пистолет, и им он через открытое окно ударил этого типа в «кадиллаке»; Дэйв слышал, как хрустнула кость, и видел, как рыжий мальчишка, выбравшийся из машины через правую переднюю дверь, стоял и, разинув рот, смотрел, как Дэйв снова и снова бьет сидящего в машине человека. Он схватил его за волосы и потащил из салона; мужчина оказался не таким беспомощным, каким представлялся вначале. Он сделал какое-то непонятное движение рукой, и только тут Дэйв понял, что в руке у него нож и этим ножом он пропорол и его рубашку, и его тело. Нож был пружинный, автоматически открывающийся, но достаточно острый для того, чтобы поранить Дэйва прежде, чем он, уперевшись коленом в запястье мужчины, пригвоздил его руку к дверце машины. Когда нож упал на землю, Дэйв ногой пнул его под машину.
Рыжеволосый мальчишка, все еще стоявший неподалеку, выглядел испуганным и одновременно возбужденным, а Дэйв, неизвестно почему впавший в неистовство, опустил рукоятку пистолета на голову мужчины с такой силой, что раздался треск. Мужчина, выпав из машины, распластался животом на асфальте, и Дэйв, подпрыгнув, встал обеими ногами ему на спину, чувствуя, как его захлестывает волчья ненависть к этому человеку, этому выродку из рода человеческого, этому гнусному гомику, этому долбаному растлителю детей. Он вцепился в волосы этого подонка, приподнял его голову и со всего маху грохнул ею о тротуар. Просто грохнул ею о тротуар; приподнял опять и снова грохнул о тротуар, снова, снова, снова, превращая в месиво голову, голову Генри, голову Джоржа, голову — о Господи! — голову теперешнего Дэйва… теперешнего Дэйва.
— Чтоб ты сдох, сволочь. Что б ты сдох, сдох, сдох.
Рыжего мальчишки уже не было около машины.
Дэйв, вертя головой и ища его, вдруг осознал, что те же самые слова все еще вылетают из его рта: «Чтоб ты сдох, сдох, сдох, сдох». И тут он увидел мальчишку, который улепетывал через парк, и, с трудом переставляя ноги, заковылял за ним. С его рук капала кровь. Он хотел рассказать рыжеволосому мальчишке, что сделал все это ради него. Он спас его. И он всегда будет защищать его, если мальчишке это будет нужно.
Он остановился в аллее позади бара, чтобы перевести дыхание, и понял, что мальчишка убежал. Подняв глаза к ночному небу, Дэйв спросил:
— Зачем?
Зачем я сейчас здесь? Зачем ты дал мне такую жизнь? Зачем ты дал мне эту болезнь, болезнь, за которую я презираю самого себя даже больше, чем все остальные? Зачем волновать мой мозг мимолетными проявлениями красоты, нежности и безудержной любви к моему ребенку и моей жене — ведь эти проблески показывают, какой могла бы стать моя жизнь, не появись тогда на Ганнон-стрит эта машина, на которой меня отвезли в тот самый подвал? Так зачем все это?
Ответь мне, пожалуйста. Прошу, ответь мне, пожалуйста.
В ответ, конечно же, ничего. Ничего, только молчание, да журчание воды в сточной канаве, да шум усиливающегося дождя.
Через несколько минут он пошел по аллее туда, откуда пришел, и, дойдя до машины, увидел лежащего рядом с ней человека.
Боже мой, ужаснулся Дэйв. Ведь я убил его.
Но вдруг лежащий на земле человек повернулся на бок, как рыба вдохнул ртом воздух. У него были светлые волосы; живот, словно подушка, выделялся на худощавом теле. Дэйв пытался припомнить, как выглядело его лицо, перед тем как он просунул руку с пистолетом через опущенное боковое стекло и ударил его. Он запомнил лишь его губы, очень красные и очень широкие.
Лица у мужчины практически и не было. По нему словно прошлись лопасти вертящегося пропеллера, и Дэйв почувствовал приступ тошноты, когда смотрел на этот кровавый кусок, втягивающий в себя воздух и силящийся приподняться.
Мужчина словно не чувствовал присутствия Дэйва. Он оперся на руки и на колени и начал медленно с трудом передвигаться. На четвереньках он пополз к деревьям, стоявшим стеной позади машины. Он дополз до невысокой бетонной загородки, окаймляющей парковку по всему периметру и отделяющей ее от территории компании по сбору металлолома, и положил руки на металлическую цепь, протянутую между металлическими столбиками, торчавшими из бетона. Дэйв снял с себя фланелевую рубашку, надетую поверх футболки, обернул ею пистолет и пошел к этому безлицему существу.
Безлицее существо ухватилось за следующее звено в цепи загородки, и тут силы оставили его. Тело его сползло вниз, перекатилось на правый бок. Пролежав несколько секунд неподвижно, человек все-таки собрался с силами и сел, прислонившись спиной к загородке. Его бесформенное лицо повернулось в сторону приближающегося Дэйва.
— Нет, — прошептал он. — Нет.
Дэйв понял, что он говорил совсем не то, о чем думал. Его угнетало то, кем он был, и это чувство было сродни тому, что почти всю жизнь переживал сам Дэйв.
Мальчик, Убежавший от Волков, стал на колени перед мужчиной и приложл свернутую в комок рубашку к области живота; Дэйв парил над ними, наблюдая.
— Пожалуйста, — прохрипел человек.
— Тс-с, — произнес Дэйв, а Мальчик, Убежавший от Волков, взвел курок.
Тело безлицего существа дернулось и резко толкнуло Дэйва в подмышку; а опустившись выдохнуло воздух со свистом кипящего чайника.
И Мальчик, Убежавший от Волков, произнес: «Боже».
Втащив мужчину в багажник «хонды», Дэйв понял, что ему надо воспользоваться его «кадиллаком». Он поднял стекла и выключил двигатель, а потом протер переднее сиденье и все, до чего он дотрагивался, фланелевой рубашкой. Но вот вопрос, когда и как можно будет выехать с парковки на своей «хонде», в багажнике которой лежал человек, и найти место, где его можно выбросить? А ответ-то был как раз перед глазами.
Дэйв поставил свою машину рядом с «кадиллаком»; он не спускал глаз с двери бокового выхода из бара — дверь оставалась закрытой, никто из нее не выходил. Он открыл багажник своей машины, затем багажник «кадиллака» и перетащил тело из одного багажника в другой. Захлопнув крышки багажников, он протер фланелевой рубашкой замки на них, а также и пистолет, бросил его на переднее сиденье своей «хонды», завел мотор — и вперед, как можно быстрее оттуда.
Проезжая по Роузклер-стрит, он остановился на мосту через Тюремный канал и выбросил в воду рубашку, пистолет и нож; потом уже он понял, что как раз именно в это время Кейти Маркус умирала внизу в парке. А потом он поехал домой, смертельно боясь, что его могут в любую секунду остановить и найти в багажнике тело.
Когда он проезжал мимо «Последней капли», была уже почти глубокая ночь и рядом с «кадиллаком» была припаркована другая машина, только два эти автомобиля и стояли на парковке. Он узнал вторую машину — это была машина Регги Дэмона, одного из барменов. Вид «кадиллака» не внушал никаких подозрений; вполне вероятным казалось, что кто-то из подгулявших посетителей просто оставил его там. Позже, на следующий день, он вернулся туда и испытал что-то похожее на сердечный приступ, когда не обнаружил «кадиллака» на прежнем месте. Он внезапно понял, что нельзя проявлять сейчас никакого интереса или любопытства к исчезнувшей машине, хотя уже подготовил шутливый вопрос к бармену: «Послушай, Регги, если машина такая большая, что ей не развернуться на парковке, твои парни помогут ее отбуксировать?». Сейчас он понимал только одно: с тем, что здесь случилось, он никоим образом не связан, и никто не сможет ничего доказать.
Никто, кроме этого рыжеволосого мальчишки.
Но затем ему пришла в голову мысль о том, что мальчишка, хоть и перепугался, но, в конечном-то счете, он был рад, рад тому, что произошло. Он был на стороне Дэйва. А поэтому нет причины волноваться.
У копов тоже ничего нет. Они ничего не могут ему предъявить. Те, по их словам, доказательства, которые они якобы обнаружили в его машине, не для суда. А поэтому Дэйв может успокоиться и слегка оттянуться. Он сможет поговорить с Селестой, рассказать ей всю правду — и будь что будет. Он сдастся на милость жены, а она, как он надеется, примет его. Ведь он человек, хоть и совершивший нехороший поступок, но с благими намерениями; человек, старавшийся изо всех сил убить вампира, живущего в его душе.
Больше я не буду ездить ни мимо парков, ни мимо мест для купания, внушал себе Дэйв, осушая третью банку пива. С этим я тоже завязываю, решил он, сжимая в руке пустую банку.
Но не сегодня. Сегодня, он уже выпил три банки пива, и, вот ведь незадача, Селеста, похоже, появится дома не скоро. Может, даже завтра. И это было бы даже к лучшему. Им лучше некоторое время побыть врозь, чтобы по-настоящему прийти в себя. Она вернется домой к совершенно новому человеку, к обновленному, улучшенному Дэйву, у которого не будет больше секретов.
