Стив Берри - Измена по-венециански
Но окончательно убедиться в том, что монета подлинная, можно было только с помощью микроскопа. Виктор включил подсветку и положил декадрахму на предметный столик.
Подлинные монеты отличались от фальшивых любопытной деталью. Вокруг изображений и между ними имелись крохотные микробуквы, которые древние чеканщики наносили, пользуясь при этом примитивными лупами. Эксперты полагали, что эти буковки выполняли примерно ту же функцию, которую выполняют водяные знаки на современных банкнотах, — функцию защиты денежных знаков от подделки. В те времена увеличительные стекла были большой редкостью, поэтому обычный человек увидеть микроскопические знаки не мог.
Микробуквы были обнаружены на поверхности самого первого медальона много лет назад, но из четырех медальонов, украденных Виктором и Рафаэлем, они имелись только на одном. Если этот медальон подлинный, в складках плаща кавалериста должны обнаружиться две греческие буквы — ZH.
Виктор отрегулировал резкость и увидел крохотные знаки.
Но не буквы.
Цифры.
36 44 77 55.
Он поднял голову. Рафаэль, заметив его озадаченный вид, спросил:
— В чем дело?
Их положение стало еще более затруднительным. Чуть раньше Виктор сделал несколько звонков из номера и теперь поглядел на телефонный аппарат и на список телефонных дежурных служб — четыре группы по два номера в каждой. Каждый из них начинался на «тридцать шесть», но они отличались от набора цифр, который он только что увидел в микроскоп.
Однако теперь он знал, что представляют собой цифры, выбитые на древнем медальоне.
Номер телефона в Дании.
10
Венеция
6.30
Винченти смотрелся в зеркало, пока камердинер облачал его необъятное туловище в рубашку и костюм от Гуччи. Щеткой из верблюжьей шерсти камердинер стряхнул с темной шерстяной ткани все до единой пылинки, поправил у хозяина узел на галстуке и вручил ему шелковый носовой платок цвета бургундского вина, который Винченти сунул в карман пиджака.
В изысканном костюме его тело весом в полтора центнера выглядело вполне прилично. Модельер-консультант из Милана, находившийся на содержании у Винченти, убедил его в том, что темные цвета не только придают ему властности, но и отвлекают внимание от его непомерных габаритов. А это было не так-то просто. Все в Винченти было большим: похожие на мешки щеки, покатый лоб, нос картошкой. Но он любил хорошо поесть, а садиться на диету казалось ему кощунством.
Он подал знак, и камердинер прошелся щеткой по его шнурованным ботинкам от Лоренцо Банфи. Винченти бросил последний взгляд в зеркало, а затем посмотрел на часы.
— Сэр, — заговорил камердинер, — она звонила, когда вы принимали душ.
— По частной линии?
Камердинер кивнул.
— Она оставила номер?
Камердинер сунул руку в карман и вытащил клочок бумаги. Винченти успел немного поспать и до, и после заседания Совета. Сон, в отличие от диеты, не являлся пустой тратой времени. Винченти знал, что его ждут люди, и ненавидел опаздывать, но сейчас все же решил потратить несколько лишних минут на телефонный звонок. Он позвонит из своей спальни. Не имеет смысла оповещать о своих делах весь мир с помощью сотового телефона. Камердинер удалился. Винченти подошел к телефону на прикроватной тумбочке и набрал код международного соединения, а затем — записанный на клочке бумаги номер. После третьего звонка ему ответил женский голос.
— Я рад, госпожа верховный министр, что вы все еще среди нас, живущих.
— А я рада, что ваша информация оказалась точной.
— Я бы не стал беспокоить вас ради каких-нибудь фантазий.
— Но вы до сих пор не сказали, откуда вам стало известно о готовящемся покушении на меня.
Три дня назад он сообщил Ирине Зовастиной о планах флорентийца.
— Лига заботится о своих членах, а вы, госпожа верховный министр, являетесь одним из самых важных.
Женщина усмехнулась.
— Вы само обаяние, Энрико.
— Вы выиграли в бускаши?
— Конечно. Дважды в течение одной игры. Мы оставили тело убийцы лежать на траве, и кони копытами буквально разнесли его в клочья. Теперь тем, что осталось, лакомятся птицы и собаки.
Винченти непроизвольно моргнул. В этом-то и заключается проблема Центральной Азии. Она отчаянно стремится стать частью двадцать первого века, но ее культура намертво застряла в пятнадцатом. Лиге придется приложить немало усилий, чтобы изменить это положение, хотя задача эта сродни тому, чтобы перевести хищника на вегетарианскую диету.
— Вы знаете «Илиаду»? — спросила Зовастина.
— Да.
Женщина процитировала:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их
в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам.[2]
Винченти хмыкнул.
— Вы желаете уподобиться Ахиллу?
— В нем многое достойно восхищения.
— Насколько мне помнится, он отличался непомерной гордыней.
— Но при этом он был воином — всегда и во всем. Скажите, Энрико, а как обстоит дело с вашим предателем? Вы решили эту проблему?
— Флорентиец удостоится чудесного погребения к северу от нашего города, у озера. Мы пошлем ему цветы. — Винченти нужно было выяснить, в каком настроении находится Зовастина. — Нам необходимо кое-что обсудить.
— Плату, причитающуюся с меня за то, что вы спасли мне жизнь?
— Нет, вашу часть договора, которую мы обсуждаем уже давно.
— Я буду готова встретиться с Советом через несколько дней. Сначала мне нужно довести до конца кое-какие дела.
— Меня больше интересует, когда мы с вами сможем пообщаться с глазу на глаз.
Женщина хохотнула.
— Не сомневаюсь. На самом деле я тоже в этом заинтересована. Но сначала я должна закончить дела здесь.
— Мои полномочия в Совете скоро заканчиваются, а после этого вам придется иметь дело с другими людьми. Они могут оказаться не столь приветливыми.
Зовастина рассмеялась.
— Приветливыми… Какая прелесть! Мне нравится иметь с вами дело, Энрико, честное слово! Мы понимаем друг друга с полуслова.
— Нам необходимо поговорить.
— Скоро поговорим. Однако сначала вам необходимо разобраться еще с одной проблемой, которую мы обсуждали. С американцами.
Она была права.
— На этот счет можете не волноваться. Я собираюсь заняться этой проблемой прямо сегодня.
11
Копенгаген
— Что значит «не совсем»? — спросил Малоун у Торвальдсена.
— Я купил фальшивый слоновий медальон. На рынке этих подделок — пруд пруди.
— А зачем тебе это понадобилось?
— Коттон, — снова вступила в разговор Кассиопея, — эти медальоны имеют очень большое значение.
— Надо же, никогда бы не подумал! — с нескрываемым сарказмом ответил Малоун. — Единственное, о чем вы мне пока не сообщили, — почему они так важны.
— Известно ли тебе что-нибудь о посмертной судьбе Александра Великого? — спросил Торвальдсен. — О том, что случилось с его телом?
— Да вроде что-то читал.
— Но вряд ли тебе известно то, что знаем мы, — проговорила Кассиопея. Она стояла возле одной из книжных полок. — Прошлой осенью мне позвонил друг, работавший в Музее культуры в Самарканде. Он там кое-что нашел и посчитал, что меня это может заинтересовать. Старый манускрипт.
— Насколько старый?
— Первого или второго века нашей эры.
— Ты когда-нибудь слышал о рентгеновском флуоресцентном анализе?
Малоун отрицательно мотнул головой.
— Это сравнительно новый метод, — сказал Торвальдсен. — В раннем Средневековье пергаменты были такой редкостью, что монахи придумали способ многократного их использования. Они удаляли с пергамента первоначальный текст, после чего заново писали на нем нужные тексты. Метод флуоресценции предполагает облучение неоднократно использованного пергамента рентгеновскими лучами. К счастью, чернила, которыми писали много веков назад, содержат много железа. Когда на них падают рентгеновские лучи, молекулы этих чернил начинают светиться, и возникающие изображения можно зафиксировать. Просто удивительно! Что-то вроде факса из прошлого. Написанные когда-то, а затем стертые слова вновь возникают в виде надписи из светящихся молекул.
— Коттон, — заговорила Кассиопея, — все, что нам известно об Александре, ограничивается трудами четырех человек, которые жили почти через пятьсот лет после его кончины.
«Эфемериды», или так называемые царские дневники Александра, предположительно составлявшиеся при его жизни, бесполезны, поскольку описание событий давалось в патетическом, приподнятом тоне и должно было льстить тщеславию великого полководца. «История Александра Великого», которую многие считают наиболее авторитетным источником, на самом деле является плодом фантазии и имеет мало общего с реальностью. Существуют еще два жизнеописания Александра, авторами которых являются Арриан и Плутарх. Эти двое считаются авторитетными историками.
