Фоссум Карин - Не оглядывайся!
Мать ответила, глядя в колени:
– В половину первого.
– Куда она направлялась?
– К Анетте. Школьной подруге. Они делали вместе задание, втроем. Их освободили от посещения занятий, чтобы они могли поработать вместе.
– Но она туда не пришла?
– Мы позвонили в половине одиннадцатого вечера. Анетта уже легла спать. Пришла только вторая девочка. Я не думала…
Она спрятала лицо в ладонях.
– Почему девочки не позвонили сюда, не стали искать Анни?
– Они решили, что она передумала, – ответила мать, сдерживая рыдания. – Они плохо ее знают. Она никогда не прогуливала. Она вообще никогда не халтурила.
– Она собиралась идти пешком?
– Да. У нее сломался велосипед, обычно она ездила на нем. Автобусов тут нет.
– Где живет Анетта?
– У Хоргенов. У них хозяйство и своя лавка.
Сейер кивнул. Скарре записывал, царапая ручкой по бумаге.
– У нее был парень?
– Хальвор Мунтц.
– Они давно встречались?
– Около трех лет. Он старше ее. Они иногда ссорились, но в последнее время все было в порядке, насколько я знаю.
Руки Ады Холланд ощупывали друг друга, раскрывались и снова складывались в замок. Она была почти такой же высокой, как ее муж, плотной, словно ее вырезали грубыми ножницами.
– Вы не знаете, были ли у них сексуальные отношения?
Мать разгневанно посмотрела на полицейского.
– Ей всего пятнадцать!
– Я же не знал ее, – поспешно сказал Сейер извиняющимся тоном.
– Ничего такого, – отрезала мать.
– Вообще-то мы не можем быть уверены, – попытался вставить слово муж. – Хальвору восемнадцать. Он уже не ребенок.
– Ну конечно я знаю, – перебила она.
– Она же не все тебе рассказывает.
– Я бы знала!
– Но ты не желаешь разговаривать на такие темы!
Повисло напряжение. Сейер мысленно сделал свои выводы; Скарре что-то записал в своем блокноте.
– Если она шла делать домашнее задание, у нее наверняка была с собой сумка?
– Коричневый кожаный рюкзак. Где он?
– Мы его не нашли.
Значит, придется посылать водолазов, подумал Сейер.
– Она принимала какие-нибудь лекарства?
– Да нет. Она никогда не болела.
– Что она была за девочка? Открытая? Разговорчивая?
– Тяжелая, – мрачно сказал отец.
– Что вы имеете в виду? – Сейер обернулся к нему.
– Это просто такой возраст, – вмешалась мать.- Она была в переходном возрасте.
– Вы имеете в виду, что она изменилась? – Сейер снова обратился к отцу, чтобы исключить из разговора мать. Не получилось.
– Все девочки меняются в этом возрасте. Они взрослеют. Сёльви тоже была такой. Сёльви – это наша старшая, – добавила Ада.
Мужчина не ответил, он опять словно онемел. – Так она не была открытой и разговорчивой девочкой?
– Она была тихой и скромной,- гордо сказала мать.- Пунктуальной и справедливой. В ее жизни был порядок.
– А раньше она была более живой? – Дети более открыты.
– Когда примерно она начала меняться? – спросил Сейер.
– Лет в четырнадцать.
Он кивнул, снова взглянул на отца.
– Для перемен не было других причин?
– Каких, например? – быстро спросила мать.
– Я не знаю.- Сейер вздохнул и отклонился назад.- Я пытаюсь выяснить, от чего она умерла. Мать так сильно задрожала, что почти потеряла дар речи. Ее слова трудно было разобрать:
– От чего она умерла? Но что это может быть, кроме…
Она не смогла выговорить это слово.
– Мы не знаем.
– Но она не была… – И снова пауза.
– Мы не знаем, фру Холланд. Пока нет. Нужно время. Но те, кто занимаются сейчас Анни, знают, что делать.
Сейер осмотрелся в комнате, чистой и прибранной, сине-белой, как и одежда Анни. Венки засушенных цветов над дверьми, гардины с белыми колечками из соленого теста на окнах. Фотографии. Вязаные фигурки. Все хорошо сочетается, прибрано и прилично. Он поднялся. Подошел к большой фотографии на стене.
– Это снято зимой.
Мать последовала за ним. Сейер осторожно снял фотографию и посмотрел на Анни. Удивился, как удивлялся каждый раз, когда видел лицо, которое в первый раз увидел безжизненным и темным. Тот же человек, и все-таки не тот же. У Анни было широкое лицо с крупным ртом и большими серыми глазами. Густые темные брови. Она сдержанно улыбалась. Распахнутый ворот рубашки и часть медальона. Красивая девушка, подумал он.
– Она занималась спортом?
– Раньше, – тихо сказал отец.
– Она играла в гандбол,- печально сказала мать, – но потом бросила. Сейчас она бегает. Много миль в неделю.
– Много миль? Почему она бросила гандбол?
– Не успевала учиться. Дети – они все такие, чем-то увлекаются, потом бросают. Она пробовала играть в школьном оркестре, на корнете. Тоже бросила.
– Она хорошо играла? В гандбол?
Мать повесила фотографию на место.
– Очень хорошо, – тихо сказал отец. – Она была вратарем. Зря она ушла из команды.
– Я думала, ей было скучно стоять в воротах,- сказала мать. – Я думала, она бросила поэтому.
– Мы не знаем,- ответил мужчина. – Она никогда нам ничего не объясняла.
Сейер снова сел.
– Она хорошо училась в школе?
– Лучше многих. Я не хвастаюсь, это правда, – ответил отец.
– Это задание, над которым работали девочки, в чем оно состояло?
– Сигрид Унсет. Они должны были сдать его ко дню святого Ханса.
– Можно заглянуть в ее комнату?
Мать поднялась и пошла короткими шагами, словно на ощупь. Отец остался сидеть на подлокотнике.
Комната была очень маленькой, но выглядела как отдельный кабинет. Места как раз хватало для кровати, письменного стола и стула. Сейер выглянул из окна и увидел веранду дома напротив. Апельсиново-желтого дома. Под окном на дереве торчали остатки старого птичьего гнезда. Он поискал на стенах постеры, но их не было. Зато в комнате было множество кубков, дипломов и медалей; на фотографиях красовалась сама Анни. На одной она была в форме вратаря вместе со своей командой, на другой – стояла на красивой доске для серфинга. На стенах над кроватью висело много фотографий маленьких детей; на одной из них Анни везла коляску. А вот рядом с молодым парнем. Сейер указал на нее:
– Это ее парень?
Мать кивнула.
– Она работала с детьми?
Он указал на фотографию Анни с беловолосым карапузом на коленях. Девушка выглядела гордой и довольной. Она даже приподняла мальчика перед камерой, почти как трофей.
– Она сидела со всеми детьми на этой улице, если родители просили.
– Она любила детей?
Мать снова кивнула.
– Она вела дневник, фру Холланд?
– Не думаю. Я искала его, – призналась она. – Искала всю ночь.
– Ничего не нашли?
Ада покачала головой. Из комнаты доносилось тихое бормотание.
– Нам нужны имена, – сказал Сейер наконец. – Людей, с которыми мы можем поговорить.
Он смотрел на фотографии на стенах и внимательно изучал униформу вратаря на Анни, черную, с зеленой эмблемой на груди.
– Похожа на дракона?
– Это морской змей, – тихо объяснила мать.
– Почему морской змей?
– Здесь во фьорде жил когда-то морской змей. Это всего лишь сага, старая легенда. Если ты идешь в море на веслах и слышишь, как за лодкой вскипает вода, это морской змей встает из глубины. Ни в коем случае нельзя оборачиваться, просто греби дальше. Если делать вид, что ничего не происходит, и оставить его в покое, все будет хорошо; но если ты обернешься и посмотришь ему в глаза, он утащит тебя глубоко-глубоко. Сага говорит, что у него красные глаза.
– Пойдемте вниз.
Скарре все еще писал. Мужчина по-прежнему сидел на подлокотнике дивана. Он выглядел так, будто изо всех сил старается не взорваться.
– А ее сестра?
– Она прилетит самолетом перед обедом. Она в Тронхейме, там живет моя сестра.
Фру Холланд снова упала на диван и прислонилась к мужу. Сейер подошел к окну и выглянул. Из кухни дома напротив на него уставилось чье-то лицо.
– Дома здесь стоят довольно близко друг к другу, – констатировал он. – Вы хорошо знаете своих соседей?
– Довольно хорошо.
– И все знают Анни?
Она молча кивнула.
– Мы пройдемся по улице, зайдем в дома. Пусть это вас не беспокоит.
– Нам нечего стыдиться.
– Вы можете дать нам несколько фотографий?
Отец поднялся и подошел к полке под телевизором.
– У нас есть видео,- сказал он,- с прошлого лета. Мы были в хижине в Крагерё.
– Им не нужно видео,- бесцветно сказала мать. – Только ее фотография.
– Я охотно возьму его.
Сейер взял кассету и поблагодарил.
– Много миль в неделю? – спросил он затем. – Она бегала одна?
– Никто не мог выдержать ее темп, – просто сказал отец.
– Значит, несмотря на школьные занятия, она позволяла себе тратить время на бег. Много миль в неделю. Значит, все-таки не уроки заставили ее бросить гандбол?
