Чарльз Паллисер - Изгнание
Обе женщины замерли, но на меня не взглянули. Уверен, они помнили, как старательно мы прислушивались, когда папа поднимался по лестнице, пытаясь понять, в настроении он или, как говорила мама, «не в духе». Если отец спотыкался на ступеньках, то ничего хорошего это не предвещало.
Шесть часов утраЯ заперт в этом доме и в собственном теле. Я хочу парить, реять над простором полей. Проснувшись два часа тому назад, я так и не сомкнул глаз. Как плохо без… Как холодно. За последние несколько часов сильно подморозило. Я пишу теперь онемевшими руками. Но хотя бы дороги замерзнут, и, возможно, этот проклятый извозчик рискнет своими колесами. Я сижу тут, закутавшись во все, что можно, но ничто меня не греет, кроме мечты о моем багаже.
Мы с Эдмундом однажды пытались бросить, но продержались лишь два дня. Теперь уже пять. Сегодня ночью было хуже всего. Болела каждая косточка, и подташнивало. При мысли о еде меня выворачивает.
Среда, 16 декабря, семь часов вечера
Наконец-то дождался. Я пишу, а передо мной… Дыра в тюремной стене мира, через которую я могу сбежать в сверхреальность воображения! Одним усилием воли я сумею вернуться. Сегодня ночью, когда дом заснет, я покину телесную оболочку и уплыву в открытое пространство.
* * *Когда я проснулся, свет был слабее обычного, и я заметил лед на внутренней стороне оконных рам и перекладин. Он сформировал толстые наросты. Первой мыслью было, что теперь мой багаж обязательно прибудет.
Потом началось раздражительно беспокойное утро. Наконец мне стало совершенно невыносимо, и я поспешил вон из дома, поднялся по дороге и пошел дальше по тропинке в сторону Бэттлфилда.
Странный случай. Перейдя через косогор, я увидел молодого рабочего в выцветшем красном платке, небрежно повязанном на шее. Он увлеченно беседовал с высоким человеком, похожим на знатного джентльмена, хотя бедно одетого и потрепанного. Когда я приблизился, последний ушел в противоположном направлении, так что я не увидел лица. Тот ли это человек, которого я встретил вчера в сумерках? Не уверен.
Мне стало так любопытно, что я подошел к молодому человеку и спросил, как пройти на Брэнкстон Хилл.
Вид у него был хмурый. Из-за большой выступающей челюсти казалось, что он раздраженно стиснул зубы. Глаза у рабочего были широко распахнуты, будто он ожидал, что его начнут несправедливо обвинять, и заранее злился. Он не смотрел в мою сторону. На мой вопрос рабочий лишь махнул рукой в направлении Брэнкстон Хилла и ушел.
* * *В три мы отправились в гости к миссис Пейтресс на чай. Проходя по Страттон Певерес, я увидел сестер Куэнс, идущих нам навстречу. Младшенькая болтала, а Энид задумалась о чем-то, отчего казалась еще очаровательней. До чего же красивое создание. Ее взгляд быстро скользнул по мне, и на щеках девушки появился легкий румянец. Я не смог удержаться и через несколько ярдов оглянулся еще раз. На нас смотрела только младшая, но не Энид.
Войдя в теплый дом миссис Пейтресс, мы с Эффи представили маму и расселись.
Говорили мы о морозе, и, когда я упомянул о том, что теперь моей сестре будет легче ходить к миссис Терревест, хозяйка дома спросила:
– Я слышала, что эта леди – родственница герцога Торчестера. Она ваш старый друг?
Мама ответила с некоторым смущением:
– Вообще-то мы с ней в родстве.
(Странно, что она никогда мне об этом не говорила.)
Разговор зашел о вдовьем положении мамы. И миссис Пейтресс сказала:
– Сочувствую вам. Женщине без мужа приходится трудно.
Она занялась чайником. Матушка многозначительно посмотрела на Эффи, а потом задала осторожный вопрос:
– Догадываюсь, что вы жили в Солсбери? – Когда миссис Пейтресс, улыбнувшись, кивнула, мама сказала: – Милый город. Должно быть, жизнь там была непростой.
– Да, непростой, – произнесла миссис Пейтресс. – Я приехала сюда ради того, кто мне очень дорог. Я пожертвовала для него всем, чем может пожертвовать любящая женщина.
Мама покраснела, опустила взор и больше не произнесла ни слова. Спустя несколько минут она встала со словами:
– Нам пора.
Думаю, всех удивила внезапность такого решения. В доме мы провели меньше часа.
Прощаясь у дверей, я сказал:
– Мы забыли вернуть зонтик, который одолжили у вас.
– Мне не к спеху, – махнула рукой миссис Пейтресс, но мама сухо произнесла, что очень скоро пришлет его со мной.
Не успели мы сделать несколько шагов, как мама объявила:
– Наше знакомство с этой леди закончено.
Мы с Эффи запротестовали, но она с негодованием произнесла:
– Я думаю только о тебе, Евфимия. Ты девушка незамужняя и не можешь водиться со скандальной особой.
Домой мы шли в гробовом молчании. Подойдя к развилке, ведущей к особняку, мы услышали звук горна, и через несколько минут раздался стук и грохот повозки. Она ехала от нашего дома, и это был, как я надеялся, тот самый извозчик, который привез меня и мой багаж на Уитминстер. Возница придержал лошадей и, когда мы с ним поравнялись, сказал, что оставил мой багаж возле дома.
– Чертовски трудно было на такой узкой дороге, – заметил мужчина.
Когда мама протянула деньги, он добавил:
– Наконец-то избавился от этой бабы.
Я совсем забыл про кухарку.
Как мне хотелось поскорее добраться до дома и содержимого багажа, но когда повозка уехала, мама сказала:
– Ричард, на завтра хочу пригласить мисс Биттлстоун на чай. Пойди к ней и узнай, сможет ли она у нас быть.
Полагаю, это приглашение должно стать попыткой примирения с Куэнсами. Теперь мы отказались от дружбы с единственным человеком в округе, достойным внимания, и пытаемся задобрить ее гонителей!
Я ушел, но вскоре потерял путь и решил расспросить старого селянина в гетрах, свободной рубахе и с мятым, потрепанным цилиндром на голове. У него были роскошные бакенбарды, таких я давно уже не видел: белоснежные и вьющиеся по обеим щекам, словно причудливые украшения. Он держал перед собой незажженную трубку, а голубые глаза его были такими старыми, что показалось, будто он ждал меня здесь с сотворения мира. Узнав у него то, что было нужно, я собрался уходить, но мужчина заметил:
– Ваше лицо мне не знакомо. Вы из семьи, которая живет в старом доме Херриард?
Я кивнул.
– Этот особняк – унылая развалина, – сказал он. – Знаете, что о нем говорят?
– Что там был убит человек, который совратил девушку?
Старик посмотрел на меня с улыбкой.
– Убийство совершили ее братья, – добавил я.
– Да, – сказал он. – Проклятые Боргойны.
– Правда? – с удивлением спросил я.
– Конечно. А вы знаете про ребятенка?
Я покачал головой.
– К тому времени, как в дом пришли братья, девица родила малыша. Убив любовника, они бросили младенца в камин, а ее утащили домой.
Я ужаснулся и поблагодарил его за любопытную историю.
Наконец мне удалось отыскать дом мисс Биттлстоун. Это маленькая халупа с выбеленными штукатуркой стенами и соломенной крышей.
Я постучал в дверь рукой, потому что колотушки не было, и вошел, услышав удивленное бормотанье.
Внутри находилась единственная комната с шаткой лестницей, ведущей в комнатушку наверху. Было холодно. Единственным источником тепла был маленький камин. Хозяйка коттеджа стояла перед ним, держа в руке длинную вилку с нанизанным на нее жирным куском бекона.
– О, мистер Шенстоун, какая неожиданность. Я никого не ждала, а вас тем более! – воскликнула мисс Биттлстоун.
Я сообщил ей о приглашении мамы. Приглашение самой королевы не могло бы вызвать большую радость.
Старушка уговорила меня сесть в потертое, но некогда красивое кресло.
Она притворно улыбнулась и произнесла:
– Тут всегда сидит миссис Куэнс, когда удостаивает меня визитом. Это один из немногих предметов, который я смогла привезти из Челтенхэма.
Мисс Биттлстоун сообщила это с таким пафосом, что мне вдруг представилось, как старушка бежит из охваченного огнем города с креслом на спине, будто Эней, бегущий из Трои с телом отца на плечах.
Она вдруг воскликнула, обращаясь к тощему черному коту:
– Тиддлс, не беспокойся, ты свое получишь.
Потом дама сняла кусочек мяса с вилки и протянула животному. Питомец моментально проглотил мясо. Подозреваю, что он питается лучше своей глупой хозяйки.
* * *Войдя к себе в дом, я чуть не споткнулся о чемодан. Мой восхитительный, огромный, драгоценный чемодан! Он слишком тяжелый, чтобы тащить его наверх, поэтому я достал самое нужное и спрятал у себя в комнате. Потом распаковал остальное и перетащил сюда, наверх.
Пока я ползал на коленях вокруг чемодана, раздался низкий голос:
– Вы, должно быть, молодой мистер Ричард.
Я обернулся. Это была мисс Ясс, кухарка, женщина крупная, приблизительно маминого возраста. У нее было мясистое лицо и маленькие черные глазки, словно черные смородинки в недопеченной сдобной булке, и толстые складки кожи, свисающие, как сырое тесто с края противня.
