Себастьян Фитцек - Терапия
— Ну разумеется, — согласился Виктор, хотя страстно желал услышать ее историю. Он тоже встал.
— Я не буду больше к вам приставать. Может, уже завтра уеду домой.
Нет!
Виктор судорожно искал какую-нибудь зацепку. Он не мог допустить, чтобы она навсегда ушла, хотя всего несколько минут тому назад хотел этого больше всего на свете.
— Последний вопрос. — Виктор беспомощно стоял посреди комнаты. — Как вы хотели назвать вашу книгу?
— У нее было только рабочее название — «Девять».
— Почему девять?
— Потому что Шарлотте исполнилось девять лет, когда она убежала.
— Ох!
Слишком маленькая!
Виктор с удивлением понял, что слова Анны произвели на него сильное впечатление. Он так страстно ждал, что шизофренические видения пациентки имели реальную основу.
Он медленно подходил к Анне. У него однозначно была температура. Да и головная боль не прошла, несмотря на аспирин, который он выпил после душа. Боль стучала в висках, и на глазах выступили слезы. Фигура Анны вдруг потеряла четкие очертания, словно он смотрел на нее сквозь стакан с водой. Виктор моргнул, а когда его зрение вновь прояснилось, он заметил в глазах Анны нечто, чему вначале не нашел объяснения. А потом понял: он ее знал. Где-то, когда-то, давным-давно, он уже с ней встречался. Но не мог соотнести ее лицо ни с одним человеком и ни с одним именем. Так бывает, когда не можешь вспомнить, как зовут какого-то актера и в каком фильме его видел.
Он неловко подал ей пальто и проводил до двери. Анна уже ступила одной ногой за порог, как вдруг обернулась, и неожиданно ее рот оказался прямо перед лицом Виктора.
— Ах, я еще вспомнила. Раз вы спрашивали.
— Что? — Виктор чуть отодвинулся, ощущая ту же скованность, что и в самом начале беседы.
— Не знаю, важно ли это. Но у книги был еще подзаголовок. Очень странный, потому что не имел никакого отношения к истории. Он пришел мне в голову как-то в ванной и показался довольно милым.
— Какой же?
Виктор спросил себя, хочет ли он вообще слышать ответ. Но было поздно.
— «Голубой котенок», — произнесла Анна, — не спрашивайте меня почему. Мне показалось, что будет довольно мило, если на обложке нарисовать голубого котенка.
Глава 10
— …Давай-ка повторим для надежности…
Виктор буквально видел, как толстенький частный детектив на том конце провода обескураженно качает головой. Он позвонил Каю, как только Анна ушла.
— Итак, к тебе на Паркуме ворвалась сумасшедшая женщина.
— Да.
— И она уверяет, будто ее преследуют персонажи ее собственных романов?
— Примерно так.
— И мне нужно выяснить, насколько бредни этой, как ее…
— Анны. Прости, Кай, но я не могу сказать тебе ее полное имя без крайней необходимости. Хотя я больше не работаю психиатром, но она все-таки пациентка, и существует врачебная тайна.
До тех пор, пока это возможно.
— Как хочешь. Но ты что, действительно думаешь, что шизофренические приступы твоей новой пациентки могут иметь что-то общее с исчезновением твоей дочери?
— Вот именно.
— Ты понимаешь, что я об этом думаю?
— Конечно, понимаю, — ответил Виктор. — Ты считаешь, что я окончательно свихнулся.
— Мягко говоря.
— Я тебя отлично понимаю, Кай, но подумай сам. Ее рассказы не могут быть простым совпадением.
— Ты считаешь, что не должны быть совпадением? Ведь верно?
Виктор пропустил это мимо ушей.
— Маленькая девочка страдает от необъяснимой болезни и вдруг исчезает. В Берлине.
— Ну хорошо, — согласился Кай, — а вдруг она тебя обманывает? Вдруг она знает про Жози?
— Не забывай, мы ни разу не упоминали в прессе про болезнь. Об этом-то она знать не может.
Это посоветовала полиция. Они посчитали, что таинственные симптомы необъяснимой болезни Жозефины будут без толку муссироваться журналистами и подогреют нездоровый интерес людей к сенсациям.
«И вдобавок у нас будет достоверная информация, которая позволит отличить настоящих похитителей от тех, кто просто захочет получить с вас деньги», — сказал тогда молодой следователь.
И правда, в скором времени начались звонки бесчестных любителей легкой наживы, утверждавших, что они украли Жозефину. Но на вопрос о ее самочувствии все как один отвечали: «Прекрасно» или «Для ее ситуации хорошо», — чем выдавали себя. Потому что не может хорошо себя чувствовать человек, у которого ежедневно случаются коллапсы.
— Ладно, доктор, — продолжил сыщик. — Больная девочка убегает из дома. В Берлине. Пока все сходится. Но что значит эта история про королевскую дочь, живущую в замке на острове?
— Но Шваненвердер, где мы живем, — это действительно остров, который связан с районом Целендорф одним-единственным мостом. А нашу виллу ты сам в шутку называл «дворец». А что до королевской дочки, так Изабель всегда называла… то есть называет Жози принцессой. Вот тебе и связь.
— Не обижайся, Виктор, я уже четыре года работаю на тебя, и мы даже подружились. И на правах друга хочу сказать, что рассказ этой женщины напоминает мне газетные гороскопы — настолько усредненные, что каждый может подстроить эти слова под себя.
— И все же я не прощу себе, если буду знать, что не сделал для Жози все, что в человеческих силах.
— Ладно. Ты — хозяин. Но я напомню тебе, что последнее свидетельское показание, которое заслуживает доверия, — это слова пожилой супружеской пары. Они видели, как маленькая девочка выходила от врача вместе с мужчиной. Они решили, что это отец и дочь. Их слова подтвердил хозяин киоска на углу. Твою дочь увел мужчина средних лет. А не женщина. Кроме того, Жози было двенадцать, а не девять лет.
— А как же голубой котенок? Ты же прекрасно знаешь, что это любимая игрушка Жози. Котенок Непомук.
— Хорошо-хорошо. И все-таки в этом нет никакого смысла. Предположим, связь есть. Но что нужно от тебя этой женщине? Если она четыре года назад украла Жози, то почему не прячется, а преследует тебя на далеком острове?
— Я не утверждаю, что пациентка в этом замешана. Я только говорю, что она что-то знает. И это «что-то» я постараюсь вытянуть из нее при следующем сеансе.
— Значит, вы снова встретитесь?
— Да, я пригласил ее к себе завтра утром. Надеюсь, что она придет, хотя я все время был с ней довольно нелюбезен.
— А почему бы тебе не спросить ее завтра напрямую?
— Каким образом?
— Покажи ей фотографию Жози и спроси, узнает ли она девочку. Если да, вызывай полицию.
— Но у меня здесь нет ни одной хорошей фотографии, только ксероксы газет.
— Могу прислать тебе по факсу.
— Ну пришли. Однако я все равно не смогу ею воспользоваться. Пока не смогу.
— Почему?
— Потому что женщина точно не врет в одном — она больна. А если у нее шизофрения, то мне, как врачу, нужно завоевать ее доверие. Она уже дала мне понять, что не хочет говорить об этом случае. Если я завтра намекну, будто считаю ее соучастницей преступления, она полностью замкнется. И я от нее ничего не добьюсь. Я не хочу рисковать, пока есть хотя бы искорка надежды, что Жози жива.
Надежды.
— Знаешь, что я тебе скажу, Виктор? Надежда — это осколок в пятке. Пока он торчит там, тебе больно при каждом шаге. А если его вытащить, потечет кровь, но через какое-то время все заживет и ты сможешь нормально ходить. Это время называется трауром. И я считаю, тебе следует наконец вытащить этот осколок, прости за прямоту. Бог мой! Четыре года прошло. У нас есть свидетельства получше, чем слова какой-то женщины, которая сама себя отправила в психушку.
Так Кай Стратманн, сам того не ведая, ответил за Виктора на второй вопрос интервью.
— Хорошо, Кай, обещаю, что перестану искать дочь, если ты окажешь мне последнюю услугу.
— Какую?
— Проверь, пожалуйста, была ли авария двадцать шестого ноября поблизости от врачебной практики доктора Грольке. Примерно между пятнадцатью тридцатью и шестнадцатью пятнадцатью. Сможешь?
— Да. Но до тех пор ты будешь сидеть тихо и заниматься этим дурацким интервью, понятно?
Виктор поблагодарил его, уйдя от прямого ответа.
Глава 11
Паркум, три дня до истины
«Вопрос: Кто был для вас главным помощником в то время помимо вашей семьи?»
Виктор засмеялся. Через несколько минут должна была прийти Анна. Хотя он не был уверен наверняка, что она вернется. Вчера, при прощании, она не дала ясного ответа, поэтому сейчас он старался отвлечь себя работой над интервью. Чтобы не думать о Шарлотте (или о Жози?), он выбрал самые простые вопросы.
Главным помощником?
Тут не надо долго думать. Ответом было одно слово: «алкоголь».
