Лиза Гарднер - Убить чужой рукой
— Но странно, если женщина благодарит тебя за убийство ее мужа?
Элизабет задумалась.
— Такую реакцию трудно назвать обычной, — медленно сказала она.
— Именно так я и подумал.
— Но это вовсе не обязательно что-то означает.
— Это что-то значит, док, иначе бы она промолчала.
— Бобби, вы говорите о Кэтрин Гэньон? Вы с ней знакомы?
— Нет, док. Честное слово, мы с ней ни разу в жизни не виделись.
Бобби уже стоял в прихожей, надевая свое тяжелое шерстяное пальто и завязывая шарф. Элизабет находилась рядом, ее мозг работал на полную катушку, но оказался бессилен пробить его защиту.
— Увидимся в понедельник, в три. Ей-богу, это вроде свидания.
Бобби округлил глаза, сделал прощальный жест и направился к двери. Она смотрела на спускавшегося по Бойлстон-стрит человека — плечи согнуты, руки засунуты глубоко в карманы пальто.
Доктор Элизабет Лейн стояла у окна еще долго после того, как он скрылся из виду. Потом она вздохнула.
Ужасно, но ей придется это сделать.
Элизабет взяла трубку.
— Здравствуйте. — Пауза. — Прошу прощения. Мои соболезнования. Я понимаю, это очень неудобно. — Снова пауза. — Я еще раз прошу прощения за столь поздний звонок, сэр, но нам нужно поговорить.
Глава б
Вернувшись в Южный Бостон, Бобби попытался решить, что ему делать дальше. Доктор права: он устал, проголодался и изнервничался. На сегодня хватит, нужно отправиться домой и отдохнуть. Бобби жил на первом этаже в доме, рассчитанном на три семьи, а два верхних этажа сдавал за небольшую плату. По наследству вместе с домом ему досталась и одна из жиличек, миссис Хиггинс. Предыдущий владелец брал с нее сто пять долларов в месяц на протяжении последних двадцати лет, и Бобби постеснялся менять условия. Южане всегда этим отличались — они заботились друг о друге. И пусть Бобби был чужаком, обосновавшимся по соседству, он чувствовал, что должен следовать здешним неписаным законам. И потому он давал приют миссис Хиггинс и трем ее кошкам за сто пять долларов в месяц, а она в знак признательности пекла ему шоколадное печенье и рассказывала истории о своих внуках.
Наверное, теперь миссис Хиггинс разочаруется в нем. Она любила Сьюзен — точь-в-точь как и все, кто знал Бобби. Сьюзен милая, добрая. Из нее получилась бы идеальная жена во всех смыслах.
Но все кончено. Бобби солгал психологу — наверное, потому, что правда причиняла ему боль. Пять часов назад они со Сьюзен расстались. Фантастика, но так оно и случилось.
Сегодня он проснулся за полдень, сбитый с толку шумом транспорта, наполнившим комнату. Господи, он проспал. Он в чужом доме, у него нет с собой формы — о черт, ну и достанется же ему…
А потом Бобби вспомнил. Вечер, перестрелка, забрызганная кровью комната. Он лежал в постели Сьюзен, слушал, как колотится сердце, и в какой-то момент ему показалось, что сейчас у него случится инфаркт. Он не мог дышать, левую руку покалывало, в груди нарастала острая боль, давила, душила…
Потом он увидел светлую головку Сьюзен, горячую и тяжелую, у себя на плече. Ее обнаженное тело, прижавшееся к нему. Ее левую ногу, обвивавшую его бедро. Простыни, пахнущие лавандой и страстью.
Бобби высвободил руку. Сьюзен пошевелилась, перекатилась на спину, глубоко вздохнула и снова погрузилась в сон. Он смотрел на нее с каким-то непонятным чувством. Ему хотелось коснуться ее щеки. Вдохнуть аромат ее кожи. Он хотел свернуться клубочком и прижаться к ней, как ребенок.
Бобби подумал: если он не вылезет из постели, то день не начнется. Он и Сьюзен могут остаться здесь — ему ничего не придется рассказывать, и она ничего не узнает. Его миром станут ее растрепанные светлые волосы, теплая кожа и простыни, пахнущие лавандой.
Он никогда не станет вспоминать о том, что совершил. Он больше не будет человеком, нажавшим на спусковой крючок. Господи, сколько в жизни дерьма!
Бобби вылез из постели и пошел в ванную, а там вспомнил, что со вчерашнего вечера не заходил в туалет, и помочился с величайшим удовольствием. Потом он оделся, полез в ящик, где лежали его вещи, и по возможности тихо собрал их в рюкзак.
На пороге спальни он замешкался. Он увидел румянец на щеках Сьюзен, ее золотые локоны и снова почувствовал боль, которая никак не желала проходить.
Бобби редко вспоминал о своей матери — и почти всегда вот в такие минуты. Когда он ждал того, чего совершенно точно не мог получить. И чувствовал себя отчасти расстроенным, отчасти разочарованным, но всегда чужим и чего-то ждущим.
Он вспомнил, как вчера вечером женщина держала ребенка, прижав голову мальчика к своей груди и плотно закрыв ему уши обеими руками. Бобби задумался (с каким-то нехорошим предчувствием): интересно, сделала бы его мать то же самое?
В два часа дня, когда ему следовало бы патрулировать Девяносто третье шоссе, отслеживая лихачей, нетрезвых водителей и тех, кому требуется помощь на дороге, то есть проделывать то же самое, что и все эти годы, Бобби стоял на пороге спальни своей возлюбленной и чувствовал, как в его душе что-то рвется. Острая, сильная физическая боль.
Потом она схлынула, и осталась угасающая боль, эхо, призрак боли, тихий плач по тому, что могло бы быть. Бобби придется с этим жить долгие годы.
Он ушел.
Когда за ним захлопнулась входная дверь, Сьюзен открыла глаза. Она обнаружила отсутствие Бобби и позвала его, но он уже спустился вниз и был слишком далеко, чтобы услышать.
Бар «Эль-стрит таверн» выступал этаким прообразом всех баров, возвращавших посетителей в эпоху прокуренных залов и бильярда под пьяную руку, — в ту эпоху, когда за стойкой не воспрещалось курить, а все посетители являли собой дружную семью (недаром бары — место действия в самых популярных сериалах). Здесь всегда ошивалось множество полицейских. И местных жителей. «Эль-стрит таверн» считался именно тем заведением, где человек мог расслабиться.
В пятницу вечером бар неизменно был переполнен. Бобби подумал, что ему придется стоять, но, когда он пересекал тускло освещенную комнату, его заметил Уолтер Дженсон из полицейского департамента и немедленно соскочил с табурета:
— Бобби, старик, тащи сюда свою задницу. Садись и чувствуй себя как дома. Эй, Гарри, я ставлю этому парню пиво!
— Кока-колу, — машинально отозвался Бобби, пробираясь к исцарапанной деревянной стойке, возле которой стояло множество мужчин — знакомых и незнакомых. По ту сторону стойки Гарри уже наливал ему пиво.
— Черта с два! — решительно возразил Уолт. — И не бойся, тебя не вызовут. Забыл? Пока ты в отпуске, можешь не дергаться. Так что сядь, расслабься и выпей холодненького.
— Да, точно, — с удивлением сказал Бобби. — Ты прав.
Додж взял пиво. Уолт поздравил его с успехом.
— Я получил новость, можно сказать, из первых рук — от лейтенанта Джакримо. Ты сделал то, что и должен был. Черт возьми, Бобби, отличный выстрел.
Еще один полицейский, Донни, тоже захотел к ним присоединиться. Он, в свою очередь, поставил Бобби выпивку и продолжил:
— Как оно выясняется, за деньги счастья не купишь. Уолт, сколько раз мы с тобой бывали в Бэк-Бэй? Три? Четыре? Пять? Прости, Бобби, вчера мы пропустили все веселье.
До Бобби только сейчас наконец дошло: Уолт и Донни — бойцы из отряда быстрого реагирования.
— Что там творилось в Ревере? — спросил он.
— Старая история, — ответил Донни. — Парень стрелял в потолок в собственном доме после шести бутылок пива. Когда мы приехали, он еще немного пошумел, а потом, когда лейтенант начал уже злиться из-за отсутствия всякого прогресса, вдруг остыл. Мы вошли и повязали его спящим. Скучно. Позабавиться мы не успели.
— Но вы уже бывали в Бэк-Бэй?
— Конечно. Джимми со своей женой частенько там зажигали. Он напивался, она злилась — и понеслось.
— Он ее бил?
Донни пожал плечами:
— Мы не видели, а она не жаловалась. Они не всегда вызывали полицию. Обычно нам звонили соседи.
— Людям не нравится, когда за стенкой драка.
— Джимми любил швырять вещи из окна, — сказал Уолт. — Однажды он выбросил с балкона стул и угодил в соседский «вольво». Сосед точно был не в восторге.
— А что вы делали, когда приезжали?
— Да почти ничего. Двое копов заходили в дом и беседовали со сладкой парочкой. Один раз вызов принял я. Джимми извинился и предложил мне пива, щедрая душа. Жена вообще помалкивала. Рыбья кровь. Хотя, наверное, если женщина замужем за кем-то вроде Джимми, она привыкает держать рот на замке.
— Джимми буянил?
— Когда я там был, то заметил дырку в стене, — ответил Уолт. — Жена ничего не сказала, но мне показалось, будто дыра точь-в-точь размером с мужской кулак.
— А ребенок?
— Я его никогда не видел. Вероятно, они держали няню. Возможно, для ребенка это лучший вариант.
