Лиза Гарднер - Убить чужой рукой
— Вам удобно? — наконец спросила она.
— Я ожидал иного.
— А чего именно?
— Ну… что будет не так… мило.
Под словом «мило» он подразумевал «роскошно», и они оба это поняли.
— А вы и правда сотрудничаете с полицией штата?
— Я начала работать в полиции пятнадцать лет назад. Мой отец работал детективом в Чикаго, так что здесь, можно сказать, личные интересы. — Она пожала плечами. — И полагаю, впредь у меня не найдется повода передумать. Объяснить вам, что я имею в виду?
— Да.
— Я сотрудничаю с полицией штата Массачусетс. Следовательно, я обязана сообщить о содержании нашей беседы, а это, в свою очередь, скажется на конфиденциальности. С одной стороны, я не стану докладывать о некоторых деталях. С другой — я должна дать заключение и сделать выводы. Например, если вы скажете, будто выпиваете три пинты виски за вечер, то мне придется настоять на том, чтобы вас отстранили от исполнения своих обязанностей. Это понятно?
— Вы следите за тем, что я говорю, — буркнул он. — Интересный подход.
— Честность — по-прежнему лучшая тактика, — негромко сказала Элизабет. — Я здесь, чтобы помочь вам или направить вас к тому, кто с этим справится лучше меня.
Бобби пожал плечами:
— Хорошо. И что же вы хотите от меня услышать?
Элизабет снова улыбнулась. Эта фраза прозвучала с откровенной враждебностью. Она и не ожидала иного.
— Давайте начнем с самого начала. — Она взяла блокнот. — Как вас зовут?
— Роберт Дж. Додж.
— Что означает «Дж.»?
— Учитывая ограниченную конфиденциальность, я вам не скажу.
— Ах так? Дайте подумать. Джеффри?
— Нет.
— Джеймс?
— Как вы…
— Я предпочитаю не называть свое второе имя. Значит, Джеймс. Семейная традиция?
— Именно так говорит отец.
— А мать?
— Она от нас ушла.
— Ушла?
— Ну да, ушла. Оставила нас. Мне было четыре или пять лет. Нет, скорее шесть. Не помню. Она нас бросила.
Элизабет подождала.
— Наверное, жить с моим отцом было нелегко, — добавил Бобби и развел руками, как бы говоря: «Что тут поделаешь?» В самом деле, что он, малыш, мог?
— Есть братья или сестры?
— Брат, старший. Джордж Чендлер Додж. У всех в нашем роду дурацкие британские имена. Послушайте, каким боком это относится к вчерашней перестрелке?
— Не знаю. А это вообще должно как-то к ней относиться?
Бобби встал.
— Нет, никак. Вот почему люди не любят психологов.
Элизабет примиряюще подняла руки:
— Учту. Если честно, я просто заполняла анкету. И потом, большинство людей сначала предпочитают побеседовать о пустяках.
Бобби сел на место. Он продолжал хмуриться, глаза у него сузились, взгляд стал острым и оценивающим. Интересно, как часто ему доводилось смотреть вот так на людей и обнаруживать, что их разыскивает полиция? Она добавила в свой мысленный список: много знакомых, но очень мало друзей. Не прощает. Не забывает. И он солгал, будто мать их бросила.
— Я бы предпочел ничего не усложнять, — сказал Бобби.
— Это разумно.
— Спрашивайте, я вам отвечу, а потом разбежимся и будем жить дальше.
— Великолепная цель.
— Не люблю строить планы.
— У меня и в мыслях не было предлагать вам такое, — уверила она. — К сожалению, одним визитом здесь не обойтись.
— Почему?
— Начнем с того, что вы предварительно не позвонили. Мне не хватит времени, чтобы во всем разобраться за один вечер.
— Да?
— И потому я предлагаю кое о чем поговорить сегодня, а потом встретиться в понедельник.
— В понедельник… — Бобби сделал паузу как профессиональный психолог. — Хорошо, я приду.
— Отлично. Рада, что мы это уладили. — Ее голос прозвучал суше, чем ей хотелось бы, но Бобби наконец улыбнулся. У него была славная улыбка. Она смягчила жесткое выражение лица, вокруг глаз разошлись лучики. Элизабет слегка удивилась, увидев, насколько его изменила улыбка: Бобби, улыбаясь, стал очень красивым.
— Может, вместо разговора о том, что было вчера, мы побеседуем о том, что произошло сегодня? — спросила она.
— Зачем?
— Сегодня — первый день вашей жизни после того, как вы застрелили человека. Конечно, это заслуживает внимания. Вы спали?
— Немного.
— Ели?
Он задумался, а потом ответил, искренне удивившись:
— Нет, по-моему, не ел. Я проснулся и отправился за кофе, а потом увидел «Бостон геральд» и… В результате так никуда и не дошел.
— Вы взяли газету?
— Да.
— Прочитали статью?
— Немного.
— И что вы думаете?
— Массачусетсские полицейские не убивают мирных жителей — судейских сыновей или кого-то еще.
— Значит, это вымысел?
— Судя по тем трем абзацам, что я прочел, — да.
— А больше вы не читали? Я думаю, вас бы это заинтересовало.
— Мне не нужен отчет репортера, чтобы узнать о случившемся. Я, можно сказать, сидел в партере.
— А чтобы узнать о жертве? О Джимми Гэньоне?
Бобби выпрямился. Элизабет застала его врасплох, и ему понадобилось некоторое время, пока он понял, куда она клонит.
— Информация — это роскошь, которой не располагают боевые единицы, — наконец сказал он. — Когда вчера вечером я нажал на спусковой крючок, мне было плевать, как зовут этого мужчину, кто его отец и какова история их рода. Я понятия не имел, бил ли он свою собаку и жертвовал ли деньги на сиротский приют. Я видел, как он целился в женщину из пистолета, в любую минуту готовясь выстрелить. Мои действия неизбежно вытекали из его поступков. А если больше ничего не имело значения, то зачем мне теперь мучиться по этому поводу?
Элизабет улыбнулась. Ей нравился Бобби Додж. Она уже давно не встречала людей, настолько склонных к рационализации и отрицанию, но она определенно симпатизировала ему.
— Вы сегодня занимались спортом?
— Нет. Хотел отправиться на пробежку, но если учесть, что мое фото повсюду…
— Я вас понимаю. В таком случае вот задание на выходные. Вам нужно позаботиться о себе с физической точки зрения, а потом стоит подумать об эмоциональной сфере. Есть какое-нибудь место, куда вы могли бы отправиться, чтобы укрыться и отдохнуть, — например, к отцу или к брату?
— Я поеду к своей девушке.
— А она не против?
— Не знаю. В общем, мы еще не обсуждали это как следует.
— Учитывая случившееся, вам наверняка потребуется хорошая поддержка, поэтому на вашем месте я бы с ней поговорила. — Элизабет склонилась к нему. — Вчерашнее происшествие — это очень серьезно, Бобби. Для преодоления последствий вам потребуется гораздо больше времени, чем двадцать четыре часа, так что давайте по порядку. Ешьте три раза в день и старайтесь высыпаться. Если почувствуете напряжение или беспокойство, займитесь спортом — спустите пар, но не утомляйтесь. Без крайностей. Это большая разница — пробежать пять миль, чтобы расслабиться, или пятьдесят, чтобы забыться. Вы ведь не хотите пересечь этот рубеж?
— Обещаю не пробегать более сорока пяти миль, — сказал он.
— Тогда все в порядке. Приятных вам выходных.
— И все? Есть, спать, заниматься спортом — и я исцелюсь? На следующей неделе мне можно приступить к работе?
— Ешьте, спите, занимайтесь спортом, а потом мы побеседуем, — мягко поправила она. — Но не сегодня, уже слишком поздно. Вероятно, скоро вы поймете, что именно творится у вас в голове. Я дам вам свой телефон. Позвоните, если вдруг захотите поговорить, а если нет, то увидимся в понедельник в три часа — идет?
Он пожал плечами:
— Мне не позволяют выходить на работу, так что, полагаю, день у меня свободен.
— Отлично. — Элизабет встала. Бобби тоже. Но он не направился прямо к двери, а замешкался, как будто растерявшись.
— Иногда, — отрывисто сказал он, — когда я думаю о том случае, я по-настоящему злюсь. Не на себя, а на того парня. Он угрожал жене и ребенку и вынудил меня стрелять. В этом есть что-то странное… Убить человека — и ненавидеть его за это?
— Я бы сказала, эта реакция подходит под определение «нормальная».
Он кивнул, но выглядел по-прежнему обеспокоенным.
— Можно еще кое-что узнать? Задать типичный психологический вопрос?
— Конечно. Буду рада его обсудить.
— Нас часто вызывают по всяким семейным неурядицам. Три-четыре раза в неделю я стою в чьем-нибудь дворе и слушаю, как жена орет на мужа или муж на жену. Одно меня всегда поражает — всё неизменно возвращается на круги своя. Не важно, насколько сильной была ссора, — люди по-прежнему остаются вместе. А если ты слегка помнешь грубияна, заталкивая его в машину, то в девяти случаях из десяти женщина — та самая, которая звонила в полицию и у которой еще не сошли следы от его кулаков, — набрасывается на тебя, обвиняя в том, что ты бьешь ее мужа.
— Жестокое обращение в семье — сложная вещь, — согласилась она. «Интересно, к чему он клонит?»
