Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
Джейсон остановил их, когда парочка уже шла по переулку, затащив обоих за угол кирпичного здания.
— Это я , — сообщил он командным голосом.
— Sacrebleu!.. [86]
– Что еще за дьявол!..
– Тихо! Можете сейчас заработать еще по пятьсот франков, если хотите. Не хотите, я найду еще двадцать желающих.
— Но ведь мы же товарищи! — запротестовал Моррис-Рене.
— Я надеру вам задницу за то, что так нас напугали… но мой приятель прав, мы товарищи — погоди-ка, Рене, а ты, случайно, не коммунист?
– Taisez-vous!
— Это значит «заткнись», — объяснил Борн.
— Я знаю . Я такое часто слышал…
— Слушайте меня. Через несколько минут из кафе может выйти бармен, чтобы встретиться со мной. Может , он выйдет, а может, и нет — я не знаю. Это тот лысый гигант в очках. Вы его знаете?
Американец пожал плечами, но бельгиец кивнул своей покачивающейся от возлияний головой.
— Это Санчес, и он espagnol.
— Испанец?
— Или latino-americain . Никто не знает.
Ильич Рамирес Санчес , подумал Джейсон. Карлос Шакал , родившийся в Венесуэле, террорист-изгой, с кем не смогли справиться даже Советы. Конечно же, он будет работать со своими земляками.
— А насколько хорошо ты его знаешь?
Теперь бельгиец пожал плечами.
— В «Сердце солдата» он царь и бог. Он способен пробить голову тому, кто будет себя плохо вести. Сперва он всегда снимает очки, а это первый признак того, что случится нечто, чего не хотели бы увидеть даже бывалые солдаты… Если он и правда придет сюда, чтобы с тобой встретиться, я бы посоветовал тебе делать ноги, пока не поздно.
— Он может придти сюда, потому что захочет со мной поговорить, а не чтобы что-то мне сделать.
— Тогда это не Санчес…
— Тебе не нужно знать подробностей, они тебя не касаются. Но если он все же выйдет из этой двери, я хочу, чтобы ты вовлек его в беседу, сможешь это сделать?
– Mais certainement.[87] Я несколько раз отсыпался на его диване наверху, Санчес меня лично относил, когда приходили уборщицы.
— Наверху?
— Он живет над кафе, на втором этаже. Говорят, что он никогда никуда не выходит, даже на рынок. Для него все покупают другие или необходимое просто доставляют к двери.
— Понятно. — Джейсон вытащил пачку денег и дал каждому нетвердо державшемуся на ногах товарищу еще по пятьсот франков. — Идите обратно в переулок, и если появится Санчес, ведите себя так, словно слегка перебрали. Попросите у него денег, выпивки, чего угодно.
Словно дети, Моррис-Рене и Ральф зажали в руках купюры, бросив друг на друга победный взгляд заговорщиков. Франсуа, этот сумасшедший legionnaire , сорит деньгами, словно сам их печатает! Их коллективный энтузиазм все увеличивался.
— И сколько ты хочешь, чтобы мы дразнили этого индюка, — поинтересовался южанин.
— Я насквозь проговорю его ушастую лысину! — пообещал бельгиец.
— Не стоит, мне просто надо убедиться, что он будет один, — сказал Борн, — что с ним или за ним никого нет.
— Проще простого, приятель.
— Мы заслужим не только твои деньги, но и твое уважение. Слово капрала-легионера!
— Я тронут. А теперь — вперед.
Пьяная парочка потащилась обратно в переулок, причем владелец армейской куртки с триумфом похлопывал Морриса по спине. Джейсон прислонился спиной к кирпичной стене в нескольких дюймах от угла здания и стал ждать. Прошло шесть минут, прежде чем он услышал то, что так хотел услышать.
– Санчес! Мой дорогой и хороший друг, Санчес!
— Рене, что ты тут делаешь?
— У моего юного американского друга заболел живот, но теперь все хорошо — его вырвало.
— Он из Америки?..
— Позволь вас познакомить, Санчес. Он станет великим воином.
— А что, опять начались детские крестовые походы? — Борн осторожно выглянул за угол; лысый бармен в это время смотрел на Ральфа. — Удачи тебе, мой маленький. Иди, поиграй в войну в песочнице.
— Мистер, вы очень быстро говорите по-французски, но кое-что я все-таки понял. Вы трепло, а я, между прочим, очень злобный человек!
Бармен рассмеялся и без каких-либо затруднений заговорил на английском:
— Тогда, малыш, тебе лучше злобствовать где-нибудь в другом месте. В «Сердце солдата» мы пускаем только миролюбивых посетителей… А теперь, мне надо идти.
– Санчес! — закричал Моррис-Рене. — Одолжи мне десять франков. Я забыл свой бумажник дома.
— Если у тебя когда-то и был бумажник, ты оставил его еще в Северной Африке. Ты знаешь мои правила. Ни единого су вашему брату.
— Черт, я ведь столько выложил за твою проклятую рыбу! А от нее стошнило моего друга!
— Тогда в следующий раз поезжайте обедать в «Риц»… Ах, да! Помнится, ты мне еще должен за один обед.
Джейсон быстро скрылся за углом, потому что в этот момент бармен повернул голову и оглядел переулок.
— Спокойной ночи, Рене. И тебе тоже, малыш. А у меня дела.
Борн побежал по тротуару в сторону ворот старой фабрики. Санчес шел на встречу с ним. Один . Перейдя на ту сторону улицы, которая была скрыта в тени покинутого комбината, он замер, лишь опустил руку, чтобы ощутить холодный и надежный металл своего пистолета. С каждым шагом приближавшегося Санчеса Шакал был все ближе! Несколько мгновений спустя объемная фигура показалась из переулка, пересекла плохо освещенную улицу и подошла к ржавым воротам.
— Я пришел, мсье, — сказал Санчес.
— Весьма вам признателен.
— Я бы хотел сперва получить обещанное. Кажется, вы упомянули в своей записке пять тысяч франков.
— Они здесь. — Джейсон вытащил из кармана деньги и отдал их управляющему «Сердца солдата».
— Благодарю, — произнес Санчес, подходя ближе и принимая деньги. — Взять его! — добавил он.
Неожиданно за спиной Борна распахнулись старые ворота фабрики. Из них выскочили двое мужчин, и прежде чем Джейсон успел вытащить оружие, его ударили по голове каким-то тяжелым тупым предметом.
Глава 23
— Мы одни, — произнес голос из противоположного конца темной комнаты, когда Борн открыл глаза. В сравнении с огромным телом Санчеса, его немаленькое кресло казалось миниатюрным, единственный торшер со слабой лампой подчеркивал белизну большой лысой головы. Джейсон попытался выгнуть шею и почувствовал болезненную опухоль на макушке — он сидел в углу дивана.
— Череп не проломлен, крови нет, ничего, кроме, как мне кажется, довольно неприятной шишки, — заметил человек Шакала.
— Весьма точный диагноз, особенно что касается последней части.
— Вас стукнули твердой резиной, замотанной в тряпку. Результат вполне предсказуем, если только не случается сотрясения мозга. Там около вас на подносе лежит мешок со льдом. Это поможет.
Борн протянул руку в неясном свете, схватил объемистый холодный мешок и приложил его к голове.
— А вы очень предусмотрительны, — без особого энтузиазма сказал он.
— А почему бы нет? Нам ведь еще надо кое-что обсудить… например, миллион франков.
— Он ваш на прежних условиях.
– Кто вы? — внезапно спросил Санчес.
— Это в договор не входило.
— Вы уже не молоды.
— Не то, чтобы это имело какое-то значение, но вы тоже не юнец.
— При вас был пистолет и нож. Последний больше подходит молодежи.
— Кто это сказал?
— Наши рефлексы… Что вам известно о черном дрозде?
— С таким же успехом можете спросить, откуда я узнал о «Сердце солдата».
— И откуда же?
— Мне сказал один человек.
– Кто?
— Простите, это тоже не входило в договор. Я посредник, и у меня свои методы работы. Мои клиенты рассчитывают на это.
— А на то, что вы будете заматывать колено и симулировать травму, они тоже рассчитывают? Когда вы открыли глаза, я надавил на повязку — и никакой реакции на боль, непохоже, что это растяжение или перелом. Потом, у вас при себе нет документов, зато есть приличная сумма — к чему все это?
— Я не собираюсь обсуждать свои методы, просто упомяну кое о каких ограничениях, как я их понимаю. Я передал вам записку, не так ли? Так как я не знал телефонного номера, то сомневался, что все пройдет успешно, если я появлюсь в вашем заведении в деловом костюме и с атташе-кейсом в руке.
Санчес засмеялся.
— Вы бы даже внутрь попасть не смогли. Вас бы остановили и раздели еще в переулке.
— Об этом-то я и подумал… Так мы будем совершать миллионную сделку?
Человек Шакала пожал плечами.
— Полагаю, что, если покупатель упоминает такую сумму в первом же своем предложении, это не предел. Скажем, полтора миллиона. Или даже два.
