Артур Хейли - В высших сферах
— Разрешите дать вам один разумный совет. — Сенатор Деверо покончил с небольшой порцией завтрака, положенной ему на тарелку. И теперь, отодвинув ее в сторону, перегнулся через стол. — В этой жизни никогда не продавайте себя задешево. За профессиональные услуги — в юриспруденции, медицине и во всяком другом деле — самые высокие гонорары получают нахальством. Будьте понахальнее, мой мальчик! И далеко пойдете.
— К тому же, — сказала Шэрон, — в ситуации с дедушкой налоги платить не придется.
Алан расплылся в улыбке:
— Благодарю вас, сэр. В таком виде я принимаю ваш совет.
— В таком случае переходим ко второму вопросу. — Сенатор вытащил сигару из кармашка своего сюртука и обрезал ее. Поднеся к сигаре огонь, он продолжил: — Каллинер и Брайант ведут сейчас мои дела, требующие внимания юристов. Однако в последнее время количество такой работы увеличилось, и я подумал о том, чтобы ее разделить. Я считаю, будет хорошо, если вы и ваш мистер Льюис возьмете на себя заботу о «Лесном хозяйстве Деверо лимитед». У компании солидный счет, и это явится хорошей основой для вашей юридической практики. — И добавил: — Размер гонорара за обслуживание компании мы можем обсудить позже.
— Я не знаю, что тут сказать, — сказал Алан. — Разве что, похоже, сегодня мой день.
Ему хотелось громко прокричать «ура» и не терпелось побыстрее добраться до телефона и поделиться радостной новостью с Томом.
А Шэрон улыбалась.
— Я надеялся, что это будет вам приятно, мой мальчик. Есть еще один вопрос, о котором я хотел бы поговорить. Но пожалуй, пока мы будем этим заниматься, — он посмотрел на Шэрон, — ты будешь так любезна и приготовишь чек на две тысячи долларов, чтобы я мог его подписать. — Он подумал и добавил: — На Консолидированный фонд, по-моему.
«Когда у тебя есть деньги, — внутренне улыбаясь, подумал Алан, — должно быть, целая проблема понять, с какого счета их снимать».
— Хорошо, — небрежно произнесла Шэрон. И встала, забрав с собой чашку с кофе.
Когда дверь за ней закрылась, сенатор повернулся к своему гостю, сидевшему через стол.
— Могу ли я осведомиться, — напрямик спросил он, — какие чувства вы питаете к Шэрон?
— Мы не говорили об этом, — спокойно ответил Алан. — Но я намеревался скоро сделать ей предложение.
Сенатор кивнул и положил сигару.
— Я подозревал нечто подобное. Я полагаю, вы понимаете, что Шэрон будет состоятельной женщиной… со своими деньгами.
— Я считал это само собой разумеющимся, — сказал Алан.
— А вы не думаете, что разница в вашем материальном положении может испортить счастливый брак?
— Нет, не думаю, — заявил Алан. — Я намерен трудиться вовсю и сделать себе карьеру. Если мы любим друг друга, глупо было бы, чтобы подобное встало у нас на пути.
Сенатор Деверо вздохнул.
— Вы на редкость разумный и компетентный молодой человек. — Он сидел, сложа перед собою руки; теперь он опустил на них глаза. — Я обнаружил, что хотел бы, чтобы мой сын — отец Шэрон — был похож на вас. К сожалению, он авторитет по части скороходных моторок, таких же женщин и ничего более.
«Ничего тут не скажешь, — подумал Алан, — ничего».
Наконец сенатор поднял глаза.
— Ваши отношения с Шэрон и останутся вашими отношениями. Шэрон сама примет решение, как она всегда делает. Но могу сказать, что, если оно будет в вашу пользу, я не встану у вас на пути.
— Спасибо, — сказал Алан.
Он был благодарен и ошарашен. Столько всего произошло за столь короткое время. Он скоро сделает Шэрон предложение — может, сегодня.
— В качестве итога всего, о чем мы говорили, — сказал старик, — у меня будет одна просьба.
— Если я смогу это сделать, сэр, я сделаю, — ответил Алан.
— Скажите: вы рассчитываете выиграть сегодня в суде ваше дело?
Алан, удивившись, ответил:
— Да, я уверен, что смогу.
— А есть такая возможность, что вы проиграете?
— Всегда есть такая возможность, — признал Алан. — Департамент по иммиграции не сдастся без борьбы, и мне надо будет опровергнуть их аргументы. Но у нас веские аргументы в нашу пользу — куда более веские, чем прежде.
— Предположим — только предположим, — что вы слабовато контраргументируете. Можете вы проиграть… не показывая… что проигрываете намеренно?..
Алан вспыхнул.
— Да, но…
— Я хочу, чтобы вы проиграли, — мягко произнес сенатор Деверо. — Я хочу, чтобы вы проиграли и Анри Дюваль был депортирован. Это моя просьба.
Долго, целую минуту, сказанное доходило до Алана.
Не веря услышанному, напрягши голос, Алан возразил:
— Вы представляете себе, о чем просите?
— Да, мой мальчик, — ответил, тщательно подбирая слова, сенатор. — Считаю, что да. Я понимаю, что прошу о большом одолжении, поскольку знаю, что значит это дело для вас. Но я также прошу вас поверить, что для моей просьбы есть серьезные и весомые основания.
— Скажите мне о них, — потребовал Алан. — Скажите мне, что за основания.
— Вы понимаете, то, о чем мы сейчас говорим, должно остаться между нами, в стенах этой комнаты. Если вы согласитесь, — а я надеюсь, что согласитесь, — то никто, даже Шэрон, никогда не должен узнать, что здесь произошло.
— Основания, — не отступаясь, тихо произнес Алан. — Дайте мне основания.
— Их два, — сказал сенатор, — и я сообщу вам сначала наименее важное. Ваш безбилетник лучше послужит нашему общему делу — и делам таких, как он, — если будет отсюда выдворен, несмотря на все предпринятые в его пользу усилия. Есть среди нас люди, которые становятся великими мучениками. Он — один из них.
Алан спокойно произнес:
— На самом-то деле вы хотите, чтобы в плане политическом партия Хоудена выглядела плохой, так как они вышвырнули Дюваля, а ваша партия выглядела лучше, ведь вы пытались спасти его или по крайней мере делали вид, что пытались.
Сенатор слегка передернул плечами.
— Вы выразили это по-своему, мой мальчик. Я предпочел выразить это по-моему.
— Ну а второе основание?
— Мой старый нос не подводит меня, — сказал сенатор Деверо, — относительно политических потрясений. И сейчас я это чувствую.
— Потрясения?
— Вполне возможно, что вскоре бразды правления перейдут в другие руки. Звезда Джеймса Хоудена тускнеет, а наша разгорается.
— Ваша, — напомнил ему Алан, — а не моя.
— Откровенно говоря, я надеялся, что скоро она станет и вашей. Но на данное время, скажем так, фортуна улыбается партии, председателем которой я имею честь быть.
— Вы употребили слово «потрясения», — не отступался Алан. — Какого рода потрясения?
Сенатор в упор посмотрел на Алана:
— Ваш безбилетник — если ему разрешат здесь остаться — может стать источником больших неприятностей для своих спонсоров. Люди такого рода не умеют приспосабливаться к окружающей обстановке. Я говорю исходя из долголетнего опыта: подобные случаи уже бывали. Если это произойдет, если он собьется с пути, то станет обременительным для нашей партии, превратится в источник неприятностей, каким он является сейчас для правительства.
— Почему вы так уверены, — спросил Алан, — что он, как вы выразились, собьется с пути?
Сенатор Деверо решительно заявил:
— Потому что это неизбежно. При его биографии… в нашем североамериканском обществе…
— Я с вами не согласен, — горячо возразил Алан. — Я не соглашусь с вами, как не согласился бы любой другой человек.
— А вот ваш компаньон мистер Льюис согласился бы. — И сенатор мягко произнес: — Насколько я понимаю, он говорил, что в этом человеке есть червоточина, что он «надломлен» и если вы его высадите, то — цитирую вашего компаньона — он «рассыплется».
Алан с горечью подумал: значит, Шэрон передала их разговор в суде. Представляла ли она себе, что это будет таким образом использовано против него? Возможно. Он почувствовал, что начинает сомневаться во всех окружающих.
— Очень жаль, — холодно произнес он, — что вы не подумали об этом до того, как начать дело.
— Даю вам слово, мой мальчик, если бы я знал, что это приведет к данному моменту, я не стал бы начинать. — Голос старика звучал искренне. И он добавил: — Признаюсь, я недооценил вас. Я и представить не мог, что вы так замечательно преуспеете.
«Надо подвигаться, — подумал Алан, — переменить позицию, пошагать…» Быть может, движение мускулатуры притушит смятение в уме. Отодвинув от стола свой стул, он поднялся и подошел к окну.
Внизу он снова увидел реку. Солнце пробилось сквозь туман. На небольшой волне мягко вздымались и опускались связки бревен.
— Мы часто вынуждены делать выбор, — говорил сенатор, — который причиняет нам боль, но потом мы убеждаемся, что он был самый лучший и самый разумный…
Повернувшись к нему лицом, Алан сказал:
