Артур Хейли - В высших сферах
— Невзирая на то что вы говорите, мы не отдаем свой суверенитет…
— Нет? — Это было произнесено ожесточенным тоном. — Что толку от суверенитета, когда нет власти, которая могла бы его поддерживать?
— У нас нет сейчас такой власти, — со злостью заявил Хоуден, — и мы никогда ее не имели — могли лишь защитить себя от мелких стычек. А у Соединенных Штатов есть власть. Присоединяя к ним нашу силу и открывая границу, мы увеличим силу американцев, которая будет и нашей.
— Извините, премьер-министр, — с достоинствам сказал генерал Несбитсон, — я никогда с этим не соглашусь. Вы предлагаете отбросить нашу историю, все, чем жила Канада…
— Вы не правы! Я пытаюсь ее продолжить. — Хоуден пригнулся и заговорил горячо, взывая к собеседнику: — Я пытаюсь сохранить, пока не поздно, то, что нам дорого: свободу, порядочность, справедливость, установленную законом. Ничто другое не имеет значения. — И умоляюще спросил: — Неужели вы не можете понять?
— Я могу понять лишь то, — сказал упрямый старик, — что должен быть какой-то другой путь.
Хоуден понимал, что бесполезно увещевать. Но все-таки пытался. Через какое-то время он спросил:
— По крайней мере ответьте мне вот на что: как Канада защищалась бы в случае атаки с помощью управляемых ракет?
Несбитсон чопорно начал:
— Вначале мы развернули бы наши обычные силы…
— Не трудитесь, — сказал Хоуден. И мрачно добавил: — Могу лишь удивляться, что, будучи министром обороны, вы не возродили кавалерию.
Джеймс Хоуден решил утром вызвать по одному остальных министров-диссидентов и поговорить с каждым. Он был уверен, что некоторых из них сумеет переубедить. Но будут и другие — и в кабинете министров, и в парламенте, и в других местах, — которые думают как Эдриен Несбитсон, которые будут следовать ему, лелея несбыточные мечты… пока последний вдох радиоактивной пыли…
Но ведь он всегда — с самого начала — ожидал, что предстоит борьба. Это будет упорная борьба, но если он подобьет Несбитсона высказать свои взгляды, продемонстрировав их своеобразный абсурд…
Просто не повезло, что это и катастрофа по линии иммиграции так совпали.
Двадцать минут прошло. Гул моторов стал изменяться, и они начали терять высоту. Внизу было море огней, а впереди — отблеск в небе от освещенного, мерцающего города Монреаля.
Эдриен Несбитсон взял стакан с виски, который поставил на столик при появлении Хоудена. Часть виски выплеснулась, но он выпил оставшееся.
— П.М., — сказал он, — лично мне чертовски жаль, что между нами такой раскол.
Хоуден, которому теперь это уже было безразлично, кивнул.
— Вы, конечно, понимаете, что я никак не смогу рекомендовать вас в генерал-губернаторы.
Старик покраснел.
— Мне кажется, я совершенно ясно дал понять…
— Да, — резко откликнулся Хоуден, — вы многое прояснили. И, выбросив Несбитсона из головы, он стал думать о том, что надо сделать в ближайшее время.
Глава восемнадцатая
Анри Дюваль
1
После 7.30 утра в квартире Алана Мейтленда на Гилфорд-стрит зазвонил телефон. Алан, все еще сонный, в пижамных брюках — он никогда не надевал куртку, и целая коллекция их продолжала лежать в пакетах, — готовил завтрак на переносной плитке с двумя горелками. Выключив тостер, который имел обыкновение превращать хлеб в уголь, если за ним не смотреть, Алан поднял трубку на втором звонке.
— Доброе утро, — весело произнес голос Шэрон. — Чем ты занят?
— Варю себе яйцо. — Таща за собой телефонный провод, Алан подошел к таймеру на кухонном столе. — Оно варится уже три минуты — осталась еще одна.
— Дай ему шесть минут повариться, — весело посоветовала Шэрон. — Тогда у тебя будет яйцо вкрутую на завтра. Дедушка хочет, чтобы ты позавтракал с нами.
Алан быстро прикинул.
— Пожалуй, я могу. — И поспешил поправиться: — Во всяком случае, я хочу сказать «спасибо».
— Отлично.
— Я полагаю, твоему дедушке известно, что сегодня утром будет слушание по делу Дюваля, — вставил он.
— По-моему, он об этом и хочет поговорить, — сказала Шэрон. — Сколько тебя ждать?
— Я буду через полчаса.
Одеваясь, он все-таки съел яйцо.
Дворецкий в особняке на Юго-Западной Марин-драйв, по-прежнему двигавшийся так, словно у него болели ноги, провел Алана в просторную столовую со стенами, как и в главном вестибюле, выложенными обтянутыми полотном панелями. Алан увидел, что длинный дубовый обеденный стол накрыт на троих, со сверкающим серебром и белоснежными салфетками. На серванте резного дуба стояло несколько накрытых крышками блюд — по всей вероятности, с завтраком. Дворецкий объявил:
— Сенатор и мисс Деверо через минуту присоединятся к вам, сэр.
— Благодарю, — сказал Алан.
В ожидании он прошелся по комнате к окнам с занавесями из камчатной ткани, выходившими на широкую реку Фрейзер, что текла в сотне футов внизу. Посмотрев вниз, он увидел большие краны для подъема бревен, на которых играли пробившиеся сквозь утренний туман солнечные лучи. «Источник богатства этого дома, — подумал он, — и других подобных ему».
— С добрым утром, мой мальчик.
Сенатор Деверо стоял в дверях с Шэрон. Алан повернулся к ним лицом.
Как и в прошлый раз, голос сенатора звучал слабо. Сегодня он тяжело опирался на палку, а с другой стороны Шэрон поддерживала его под руку. Она тепло улыбнулась Алану. Он снова почувствовал, как при виде ее у него перехватывает дыхание.
— С добрым утром, сэр, — сказал Алан. Он отодвинул стул, и Шэрон помогла своему дедушке сесть. — Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете.
— Великолепно, благодарю вас. — Голос тотчас зазвенел, как прежде. — Моя единственная беда — то, что периодически я чувствую anno Domini[22]. — Он окинул взглядом Шэрон и Алана, севших с ним за стол. — Даже вы, молодые люди, станете со временем от этого страдать.
Дворецкий бесшумно вновь появился и начал перекладывать завтрак с блюд на подогретые тарелки. Там были яйца по-флорентийски и омлеты. Алан выбрал яйцо по-флорентийски.
— Если хочешь, можно сварить тебе яйцо, — предложила заботливая Шэрон.
— Нет, спасибо! — Алан посмотрел на лежавшую на тарелке большую порцию. — Я ем дома вареные яйца только потому, что умею хорошо кипятить воду.
— Вы действительно опытный кипятильщик, — заметил сенатор. — И не только воды. — И добавил: — Я обнаружил, что ваше кипячение привело к неожиданному результату.
Когда дворецкий ушел, неслышно закрыв за собой дверь, Шэрон объявила:
— Я сегодня иду в суд. Надеюсь, ты не станешь возражать.
— Лучше бы ты мне этого не говорила. — Алан улыбнулся ей через стол. — А то я буду смущаться.
Неожиданно сенатор Деверо спросил:
— Скажите, мой мальчик, ваша юридическая контора процветает?
— Откровенно говоря, нет. — Алан горестно улыбнулся. — У нас было мало времени для начала, и большинство наших сбережений быстро растаяло. Потом мы начали становиться безубыточными. А вот в данном месяце, боюсь, этого не будет.
Шэрон сдвинула брови, словно не понимая.
— Но публикации в газетах, конечно же, помогут. Разве они не принесут тебе клиентов?
— Я сначала тоже так думал, — откровенно ответил Алан. — Но сейчас у меня такое впечатление, что это отпугивает людей. Мы с Томом говорили об этом вчера вечером. — И он пояснил сенатору: — Том Льюис — мой компаньон.
— Да, я знаю, — признал старик и добавил — Я навел справки о вас обоих.
— Дело, по-моему, в том, что консервативные клиенты — как, кстати, и компании — не хотят, чтобы их адвокаты были слишком на виду, а другие, у которых небольшие дела, считают нас слишком важными или слишком дорогими.
Сенатор кивнул.
— Должен сказать, на редкость проницательное суждение.
— Если это так, — сказала Шэрон, — то это ужасно несправедливо.
— Насколько я понимаю, — заметил сенатор Деверо, — ваш мистер Льюис особенно интересуется корпоративным законодательством.
Алан удивился и ответил:
— Да, Том всегда этим интересовался. Он надеется со временем стать специалистом по этим законам. — А сам подумал: «Интересно, куда этот разговор приведет?»
— Мне пришло в голову, — весомо произнес сенатор, — что вам поможет, если мы сегодня утром договоримся о двух вещах. Во-первых, об авансе из суммы окончательного расчета за ваши нынешние услуги. Я подумал, устроят ли вас две тысячи долларов.
Алан судорожно проглотил находившийся во рту кусок яиц по-флорентийски. И ошеломленно ответил:
— Откровенно говоря, сэр, я не думал, что окончательный расчет будет близок к этой цифре.
— Разрешите дать вам один разумный совет. — Сенатор Деверо покончил с небольшой порцией завтрака, положенной ему на тарелку. И теперь, отодвинув ее в сторону, перегнулся через стол. — В этой жизни никогда не продавайте себя задешево. За профессиональные услуги — в юриспруденции, медицине и во всяком другом деле — самые высокие гонорары получают нахальством. Будьте понахальнее, мой мальчик! И далеко пойдете.
