Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2
Наконец на них упал луч света от уличного фонаря. Это было уже довольно далеко от моего дома, и я понял, что ползущие монстры наконец-то добрались до изгороди сада Бретнера. Внезапно мой взгляд упал на косу. Она стояла у ограды — видимо, Бретнер позабыл ее там, — старая, поржавевшая коса, прислоненная к деревянному столбу. Дьявольские руки как раз подползали под основание ее рукоятки, нацеливаясь проследовать дальше, к дому моего врата.
Я и сам сейчас не знаю, какая сила заставила меня сделать это, поскольку от момента зарождения идеи до ее осуществления прошла какая-то доля секунды. Если бы я позволил рукам ползти дальше, то кто бы мог сказать, скольких еще людей со временем настигла бы смерть — задушенных, разодранных в клочья, истерзанных вышедшими из-под контроля руками? Но разве мог я предположить, предвидеть, что сохранившейся в них крови будет достаточно для того, чтобы…
Я сделал отчаянное движение всем телом, выбросив одну ногу вперед. Конечно, это был лишь один шанс из тысячи, но все же он выпал мне.
Нога едва коснулась косы, та качнулась и упала. Ржавое, но по-прежнему отточенное, как бритва, лезвие обрушилось прямо на мои запястья. Мне и сейчас слышится мой собственный вопль от дикой боли, хотя едва ли кто-то меня услышал. Спотыкаясь и едва не теряя сознания от боли, я куда-то побрел, но затем снова рухнул на землю. Они переврали все — не так все это было потом. Некоторые фрагменты этих воспоминаний кажутся мне слишком ужасными и отвратительными, чтобы иметь место в действительности, а поэтому давайти лучше не говорить о них и просто отнесем их на счет окружающего нас мира, обычно склонного излишне сгущать краски.
Вы знаете, они пишут, что сначала я убил Бретнера, а уже потом отсек себе кисти рук. Разве они не понимают, что подобная последовательность попросту невозможна? Я не видел ни тела Бретнера с вырванными глазами и сломанной шеей, ни двух обескровленных предметов, которые они нашли рядом с ним. Однако от одного из своих друзей, имени которого я здесь упоминать не буду, но который присутствовал на судебном дознании и имеет ко всему этому кое-какое отношение, мне стали известны определенные обстоятельства, которые они утаили как от журналистов, так и от меня самого. Дело в том, что в каждой кисти руки врачи обнаружили… полный набор миниатюрных, почти микроскопических органов: настоящую нервную систему, отлично развитую мускулатуру, сердце, легкие, питающиеся от моего собственного тела, а также очень примитивный, но все же мозг. Через несколько часов все это превратилось в однообразную жижеподобную массу, но я-то знаю, что у них сохранились фотоснимки, которые они упрятали в одном из своих досье. Впрочем, я и без них могу сказать, что случилось потом.
Видите ли, после того как упала коса, но, прежде чем я очнулся в тюремной больнице, ко мне на очень короткое время вернулось сознание — возможно, это произошло от ужасной боли. Да, совсем ненадолго, но этого было вполне достаточно. Так вот, я увидел два кровавых следа, которые вели от ограды, где я лежал, к двери дома Бретнера. И еще до прихода полиции я прекрасно знал, что именно они позднее обнаружат на теле Бретнера.
Джон Кифовер
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Я знаю, когда начался этот кошмар и почему. Я знаю его прошлое, настоящее. Знаю и то, что ждет меня завтра. И конца ему не будет никогда.
Я уже смирился с этой мыслью, склонил перед ней голову. Этот крест мне суждено нести до конца своей жизни.
Но я не могу и, наверное, никогда не смогу смириться с неестественностью происходящего. Вид крови создает у меня ощущение тепла, острие хорошо наточенного и многократно испытанного в деле ножа приносит облегчение, смерть кажется такой приятной.
А весь ужас заключается в том, что кошмарные вещи делают меня счастливым.
Все так странно, так чудовищно странно: я всегда испытывал отвращение при виде крови; я всегда так любил животных; я добрый человек, работал школьным учителем. И вот кем я стал. И все же в течение нескольких последних недель, а может и месяцев — время давно потеряло для меня свое значение, — я пришел к мысли, что в основе моего кошмара, если очистить его от оккультизма и мистических наслоений индуизма, лежит самая обыкновенная жестокость.
Ну и, конечно, та девушка. Загадочная, смуглолицая индуска с маслянистыми глазами. Она появилась подобно цветку, возросшему на бедной, чахлой почве нищеты, и ввергла меня в мир ужаса, зверства и крови. Так что свой кошмар я во многом считаю ее даром.
Пожалуй, как только она сказала мне, что ее зовут Кали, я должен был что-то заподозрить или хотя бы испытать нерешительность. Я знал, что у индусов Кали — это богиня смерти и разрушения, но одновременно и материнства. Однако в тот момент я был настолько очарован ее красотой и кротостью — да-да, именно кротостью, что не стал утруждать себя размышлениями по поводу смысла ее имени и лишь наслаждался его благородным, почти музыкальным звучанием.
Кали я повстречал в Калькутте в жаркое летнее утро. Было это примерно два месяца назад. Обычный школьный учитель из Сан-Франциско, я много месяцев копил деньги, чтобы провести свой отпуск в Индии. Меня с детства привлекали культура и религия индусов, так что я задался целью посетить эту страну.
В Калькутту я прилетел поздним июньским вечером, и уже на следующее утро повстречал Кали — она стояла у дверей туристического бюро, расположенного на старой Корт-хауз-стрит. Я почему-то сразу же почувствовал, чем занимается эта девушка. По сути дела, она была обычным экскурсоводом-любителем, работавшим без лицензии и старавшимся подцепить клиента еще до того, как он вступит под своды государственного учреждения. Разумеется, меня должно было насторожить то обстоятельство, что официально она никем не числилась, однако, повторяю, она была так прекрасна в своем ослепительно-ярком сари! Черные как смоль волосы, поблескивающие зубы, глаза, похожие на теплые озера. Короче говоря, она была красивой молодой женщиной, а я — молодым, полным сил мужчиной, холостяком, вполне симпатичным и достаточно интеллигентным, чтобы демонстрировать некоторую разборчивость.
Своей приветливой фразой «Доброе утро, сэр» она буквально пригвоздила меня к месту, после чего спросила:
— Не могу ли я показать вам Калькутту? — Ее правильное английское произношение странным образом сочеталось с индийской национальной одеждой.
— Почему бы нет? — с легкостью ответил я и тоже улыбнулся. Она понравилась мне сразу — на мою беду.
Довольно быстро мы выполнили все пункты программы осмотра городских достопримечательностей, и, надо сказать, она просто мастерски обращала мое внимание на заслуживавшие особого внимания детали.
— Я тоже небогата, — проговорила она со смехом, который взорвался во мне фонтаном брызг шампанского, и именно в тот момент между нами возникло взаимопонимание, словно электрическая цепь замкнулась — назовите, как вам будет угодно. Это было нечто, возникавшее во все времена и у всех народов между мужчиной и женщиной, когда его или ее ключи точно подходят к замку их партнера. Мне захотелось прикоснуться к ней.
Постепенно ее профессионализм, столь поразивший меня в начале нашей экскурсии, начал угасать, и тогда у меня появилось желание посетить храм Кали. Оглядываясь назад — а я много раз мысленно возвращался к тем дням, перебирая в мозгу каждую мельчайшую деталь нашей первой встречи и последовавших за этим перемен во мне, — я вспоминаю, что из всех достопримечательностей, которые упоминала девушка, лишь одно название она повторяла по нескольку раз, уделяя ему не только больше внимания, чем всем остальным, но и выказывая гораздо большее почтение. Это был храм Кали. Нетрудно было догадаться, что в ее сердце он занимал самое почетное место. Теперь я понимаю, к сожалению слишком поздно, что ей самой очень хотелось пойти туда вместе со мной.
Когда я согласился посмотреть этот храм — отчасти чтобы доставить ей радость, а отчасти и потому, что я много читал об этом святилище, где в присутствии посетителей совершается процедура умерщвления жертвенного козла, — мне сразу же бросилось в глаза, как расцвело, оживилось ее и без того прекрасное лицо, с которого слетели последние остатки профессиональной сдержанности. Одним словом, весело болтая, мы отправились в храм Кали.
Если бы у меня тогда оставались хотя бы жалкие крупицы осторожности (а следует признать, что до встречи с Кали я всегда считал себя человеком, руководствующимся скорее рассудком, нежели эмоциями), то я бы уже тогда проявил определенные колебания, прежде чем отправиться в подобное путешествие. Тому было несколько причин, хотя вполне достаточно и одной: приставание индийской женщины к незнакомому мужчине, да к тому же иностранцу, пусть даже по деловым вопросам, считалось в этой стране ненормальным и даже подозрительным событием. Я также оставил без внимания предостерегающий жест служащего туристического бюро, когда он, глядя на меня и Кали, медленно покачал головой.
